Здравствуй, страна героев! - Лев Ларский

Когда же я закинул удочку насчет вражеских шпионов — а вдруг он что-нибудь подозревает, — Колька без всяких обиняков рубанул: не агент ли я капитана Скопцова? По правде говоря, я и сам не знал своего статуса, но врать Кольке не стал и под страшным секретом рассказал ему о своем задании.

— Не дрейфь, я тоже агент, — с подкупающей искренностью сообщил мне Колька. — А насчет шпиона — не переживай: это Скопцов тебя на пушку взял. Он новеньким всегда про шпиона заливает, чтобы следили за всеми в оба. Такая у него система, — объяснил Колька и рассказал мне всю подноготную о наших бойцах «невидимого фронта». Я узнал всех наших агентов — все они оказались пособники «шпиона»-Мильта, которых я разоблачил в своем донесении. Особо предупредил он насчет «сына полка» Жорки, который каждое услышанное слово в точности передает особисту.

После всего этого я понял, какая у капитана Скопцова была система и решил держаться от него подальше.

Не тут-то было!

Не получая новых донесений, особист, как всегда, вызвал меня ночью поиграть в шахматы, но вместо шахмат повел со мной другую игру. Я намеревался честно отказаться от поисков шпиона, мотивируя это своей неспособностью к тайной работе. Я полагал, что мое абсурдное донесение прекрасно подтверждает мою неспособность и ожидал, что «Рыбка ищет» меня поднимет на смех. Однако особист сразу же предотвратил мою рокировку, сделав «ход конем».

Капитан Скопцов неожиданно начал меня хвалить, сказав, что «дебют» у меня отличный и он ожидает дальнейших донесений в том же духе.

— Враг может пойти на хитрость, прикинуться нашим человеком, работающим по заданию Особого отдела, может просить у тебя донесения, якобы для передачи мне, — задним числом выкручивался «Рыбка ищет». — В этом случае пиши ему для отвода глаз о ком-нибудь, к примеру, возьми на прицел этого воспитанника Жорку — знаешь, шустрый такой паренек? Пусть шпион думает, что мы ему доверяем.

В общем, особист ловко пришил мне еще одно задание, подсунув своего наушника Жорку, чтобы он каждое мое слово ему передавал.

Но этот его ход я тотчас раскусил, благодаря информации полученной от Кольки.

Мне стало ясно, что по-хорошему капитан Скопцов от меня не отвяжется, и я решил переменить тактику: отказываться все равно бесполезно, просто — не буду выполнять его заданий.

Так я и поступил.

От Жорки я пытался держаться подальше, но он сам прилип, словно банный лист. Все он обо мне хотел знать, прямо в душу лез: что почем в Москве, кто мой папа, сколько этажей будет во Дворце Советов, где мой папа работает и сколько получает и т. д. и т. п.

Ко всему прочему он набился мне в напарники — есть из одного котелка. Отказать мне ему было как-то неудобно: все-таки сирота, «сын полка»…

Капитан Скопцов, конечно же, мою тактику разгадал. Если в шахматах мы с ним были на равных, то в игре, в которую он меня старался втянуть, он был гроссмейстером, а я — полным пижоном. Он все предвидел на двадцать ходов вперед.

— Если мои задания не будешь выполнять — загремишь в стрелковую роту. В «наркомзем» пойдешь, прямым ходом на удобрения для колхозных полей! — начал он меня шаховать. — Я дармоедов не собираюсь держать в придурках, на передовую пошлю. Рыбка ищет, где поглубже, а человек — где получше. Сделай вывод, если ты человек…

Но «Рыбка ищет» опять со мной промахнулся, он имел дело не с обычным придурком, с которым его доктрина срабатывала без осечки, а с придурком-идеалистом. Я готов был работать не за страх, а за совесть, если бы в роте действительно были настоящие вражеские шпионы и предатели, а он хотел превратить меня в «лягавого» — как это называлось на нашем дворе…

Капитан Скопцов не отправил меня на передовую по соображениям шахматной этики: счет нашего матча был в мою пользу и он считал своим долгом отыграться.

Моя жизнь была поставлена на шахматную доску, и, естественно, я за нее упорно боролся. Противник превосходил меня в комбинационной игре, а я его — в позиционной и дебютной теории. На мое счастье, он упорно предлагал хорошо известный мне вариант сицилианской партии и поэтому не имел успеха. Для него это, видимо, имело принципиальный характер — перед отправкой в «наркомзем» разложить меня именно в сицилианской партии. (После нашего турнира мне эта сицилианская так осточертела, что я вообще забросил шахматы.)

А тем временем комсорг полка, лейтенант Кузин, назначил меня комсоргом роты вместо выбывшего по ранению сержанта Утиашвили.

— Кто же нам должен помогать, если не партийно-комсомольский актив? — спросил меня особист, поставив мне «мат» своим вопросом.

Теперь я от его задания уклониться не мог.

Перед тем, как поведать читателю о своей деятельности в качестве бойца «невидимого фронта», я хотел бы остановиться на некоторых секретных аспектах этой важнейшей работы. Дело в том, что система капитана Скопцова — как, впрочем, и вся работа «органов» — базировалась на придурках, из числа которых и вербовалась агентура. Солдату, который шел в атаку, было наплевать на весь «невидимый фронт», а придуркам было что терять, и Особый отдел это обстоятельство использовал.

Вакантные придурочные должности он, как правило, заполнял своими людьми, подлинными патриотами, подобно рыбке, вечно ищущими, где поглубже и где получше.

Не кажется ли читателю, что этот принцип действует не только на войне, но и в мирной жизни? Не задавался ли он вопросом: почему его однокашники из какой-нибудь Костромы, которые были ни в зуб ногой ни в одном предмете, получали назначение в аспирантуру и провозглашались светилами науки? Не восклицал ли он в изумлении, переступая порог руководящей инстанции: как такого мудака могли поставить на это место? Святая наивность! На то он и невидимый фронт: кому надо, тот знает, кого куда ставить.

И если вы некомпетентны, то нечего и нос совать в эту область: «придурки — не придурки!» Лично я, как бывший боец «невидимого фронта» утверждаю: неразрывная связь между «органами» и придурками является залогом вечного существования советской социалистической демократии.

Будем откровенны, разве можно переоценить роль придурков в защите государственной безопасности СССР от происков международного сионизма? Ставлю один против ста, что советский строй будет существовать до тех пор, пока существуют придурки.

— Но как долго они смогут существовать? — возможно, полюбопытствует читатель.

Я уже указывал на досадный пробел в теории моего друга детства и покровителя Карла Маркса, который мне, к сожалению, не по силам восполнить. Современная теория Придуризма еще ждет своего создателя, имя которого прославится в веках, подобно имени основоположника бессмертного учения. Его друг и соратник Энгельс в свое время совершенно справедливо подметил, что «труд создал человека». По моему мнению, придурка тоже создал труд, титанический труд по осуществлению всемирно-исторических задач.

Можно, допустим, предположить, что придуризм — это состояние человечества в период перехода от старого мира к светлому будущему. Подобно тому, как гусеница превращается в бабочку, проходя промежуточную стадию в коконе, человек с пережитками капитализма превратится в идеальный коммунистический индивид через промежуточную стадию придурка.

Изолированный от внешнего мира паутиной «невидимого фронта» придурок в один прекрасный день вылупится на свет Божий в совершенно ангельском обличье. С недописанным доносом в одной руке и недопитой поллитровкой в другой — для передачи в музейные фонды — он устремится именно туда, куда Великий Вождь и Учитель указывал ему пальцем с заоблачных высот непостроенного Дворца Советов.[18]

Откровенно говоря, с такой-то высоты не хочется спускаться к столь неприятной теме, как мое негласное сотрудничество с Особым отделом.

Поэтому по пути я позволю себе затронуть еще один философский вопрос, по которому Великие Маркс и Энгельс в свое время не высказались, а исполняющие теперь их обязанности товарищи Суслов и Пономарев тоже молчат, словно в рот воды набрали.

Допустим, что коммунизм можно построить. Требуется только материально-техническая база, КГБ и придурки.

Но тогда возникает законный вопрос: как собираются строить коммунизм страны Восточной Азии, где материально-техническая база отсутствует, а есть только придурки и КГБ, или в странах черной Африки, где придурков просто-напросто поедают? Вот мне и думается, что объяснить такой парадокс без разработки теории Придуризма невозможно.

Итак, перехожу к теме, которая покажет меня читателю не с лучшей стороны. Возможно, некоторые с презрением отвернуться или даже станут бросать в меня камнями, но я хочу поглядеть, как они сами повели бы себя на моем месте. Если выкладывать все начистоту, то скажу, что еще до того, как капитан Скопцов подцепил меня на крючок со «шпионом», я уже выполнил задание старшего лейтенанта Зяблика («Немого»). Он был оперуполномоченным по тылам и хозяйственной части, а сам капитан Скопцов занимался спецподразделениями: разведчиками, саперами, связистами, артиллеристами и т. п. В каждом стрелковом батальоне тоже был свой опер. Таким образом, обоз относился к «Немому», и он у нас время от времени появлялся.