Экспедиция - Мария Галина

Я нашла его за большим камнем — тут было несколько таких камней, словно отколовшихся от утеса, — он сидел, прислонившись к нему спиной, лицо у него совершенно ничего не выражало. В руке зажат пистолет.

— Томас, — сказала я.

Он не ответил.

Но, похоже, он был жив. Просто не в себе. Когда я попыталась отобрать у него пистолет, он без сопротивления разжал пальцы. Те двое лежали рядом так же неподвижно, уткнувшись лицом в сухую бурую траву, раскинув ноги в добротных армейских ботинках. Остальных я не увидела. Думаю, они тоже… были где-то неподалеку.

Сверху посыпались мелкие камешки и, откатившись, замерли у моих ног. Я вздрогнула, но это был всего лишь Игорь. Он медленно спускался по крутой осыпи, цепляясь за корни деревьев.

— Ну что там? — спросил он шепотом.

— Они все мертвы.

— Все?

— Да.

— А Томас?

— Он… я думаю, он не в себе.

— Он не ранен?

— Нет, — сказала я, — нет.

— Ты понимаешь, — он вздохнул, — нам бы нужно убираться отсюда. Ты сможешь его увести?

— Попробую. — Я наклонилась над Томасом, дотронулась до плеча. Томас, пошли…

Он не отреагировал.

Я потянула его за руку. Он послушно поднялся и пошел за мной, но явно не отдавал себе отчета в том, что делает. Стоило мне остановиться, он остановился тоже.

— Игорь, — сказала я, — иди сюда. Помоги мне.

Я отвела их метров на пятьсот, подальше, в лощину и велела Игорю оставаться на месте.

— А если он уйдет? — говорит он.

— Он никуда не уйдет. Подожди здесь. Я сейчас.

Мне страшно было возвращаться — это было паршивое место, и теперь я осталась одна — совсем одна; тут только я поняла, насколько безопаснее чувствовала себя с Томасом, несмотря ни на что…

Отыскала я только тех, троих. Остальные, видимо, откатились глубже, в лощину. Я не стала их разыскивать. Не смогла. Но этих все-таки пришлось обобрать — я обшарила их карманы и полевые сумки, сложила в одну из них то, что могло пригодиться, подобрала отнятый у Томаса пистолет.

Вернувшись, я увидела, что за время моего отсутствия ничего не изменилось.

— Он так и не пришел в себя, — сказал Игорь. — Я не знаю…

— Оправится ли он вообще?

— Да.

— Все равно. Ты прав. Нужно уходить отсюда.

Он устало поднялся.

— Черт. Сил больше нет. Мы уже столько времени по-настоящему не отдыхали.

— Я знаю… что поделаешь.

Я наклонилась над Томасом. Он по-прежнему не двигался, ни на что не обращал внимания, но, когда я потянула его за собой, поднялся и пошел следом.

Мы начали спускаться, очень медленно, обходя каждый корень, каждую выбоину в земле.

— Что с ним? — спросил Игорь.

— Не знаю.

— Думаю, это оттого, что ему пришлось… защищать нас. Шок… Если, ты говоришь, они не убивают. Вообще, в принципе.

Я вздохнула.

— Да, похоже на то. Замечательно. Дальше-то как?

— Ты хоть знаешь, куда мы идем?

Я неуверенно сказала:

— Вниз.

— Тут где-то должна быть река. Может, лучше выйти к ней?

— Не знаю, безопасно ли это. Мне кажется, у реки всегда больше шансов наткнуться на кого-то. А я взяла у них фляги с водой.

— Ты действительно думаешь, что мы можем еще на кого-то натолкнуться?

— Запросто.

Здесь ступать уже было не так больно, земля под ногами мягко пружинила, но идти все равно было трудно, потому что мы постоянно натыкались на груды валежника, приходилось обходить поваленные стволы деревьев, нас все время отжимало вниз и влево — уж не знаю, куда мы на самом деле двигались. Где-то к полудню остановились передохнуть и поесть то, что я отыскала в сумках у тех, убитых… Томас вел себя все так же никак. Паршиво…

Я нашла какую-то яму, перегороженную упавшим деревом, и мы забились под него, чтобы передохнуть. Мне, кажется, удалось даже заснуть — часа на два. Часы у меня давно уже остановились — просто потому, что я забыла их завести — не до того было, но, когда мы выбрались наружу, солнце заметно отодвинулось к западу; тени удлинились, стало холодно.

А потом мы шли, пока совсем не стемнело, и я чувствовала себя совсем беспомощной. Ну что мы будем делать, если натолкнемся на кого-то… как отыщем дорогу… Правда, может, мы уже вышли в относительно безопасную зону, которую контролирует администрация округа. А может, вообще пересекли границу этого округа… Томас говорил что-то…

Ночью было еще хуже. Холод и страх — не те вещи, к которым можно привыкнуть. Я так и не могла заснуть, вздергиваясь каждый раз, когда поблизости трещала ветка или шуршала сухая листва кустарника. От земли тянуло холодом, как я ни старалась подгребать под себя побольше палой листвы. Такие ночи тянутся бесконечно, и начинает казаться, что самое важное — это суметь дождаться рассвета.

Утро, впрочем, особого облегчения не принесло. Оно тоже оказалось каким-то пустым и холодным — до того холодным, что двигаться было так же невыносимо, как и оставаться на месте. Невозможно было заставить себя встать и идти дальше — и зачем это в былые благополучные времена люди добровольно взваливали на себя всякие испытания, добровольно голодали и мерзли, почему они так трогательно полагали, что трудности сплачивают, а человеческие отношения приобретают особую красоту… ага…

Игорь был в таком же гнусном состоянии, как и я сама, а Томас по-прежнему ничего не соображал. И, что самое неприятное, некому было решать, что делать дальше, куда двигаться. Игорь-то, по-моему, не слишком хотел взваливать эту ответственность на себя. Я тоже. Может, за все это время мы так привыкли к подчиненной роли, что уже не могли отказаться от нее? Теперь, когда я с радостью бы прислушалась к любому совету… я была все равно, что одна.

Костер развести я побоялась. Помню, как я раздражалась, когда Томас запрещал нам жечь костры, — потому что тогда ответственность лежала на нем, а я могла себе позволить злиться в свое удовольствие… но мы и теперь не могли попить горячего и отогреться. И все наши припасы, добытые мародерством, подходили к концу, а как перебиться дальше — неизвестно. И сколько нам еще осталось вот так идти… Бог его знает.

— Игорь, — говорю, — послушай… может… мы ведь так далеко не уйдем. Сам видишь. Может… пойдешь вперед? Тут уже, скорее всего, скоро должны попасться какие-то посты. Если на них натолкнешься, скажешь, где нас искать. Мы будем двигаться за тобой. Как ты думаешь?

Он устало вздохнул.

— Да нет, — говорит, — не стоит. Нам, конечно, с самого начала не везет, но что тут поделаешь? Не хочется мне, знаешь, идти одному.

Как быстро он вырос, думаю. Или, может, просто мы его воспринимали иначе, а он и не изменился совсем. На самом-то деле я даже обрадовалась, что он решил остаться. Хотя что он мог сделать, чем помочь? Никто не мог…