В тебе моя жизнь... - Марина Струк

Но потом Загорский возвращался, и Натали снова мчалась к швее, чтобы заказать новых нарядов, и выдумывала новую прическу — она всегда должна быть красива для него, ведь он должен любить только ее. И они снова вместе выезжали на прогулки и пикники, танцевали на балах, проводили вместе ночи.

Ах, эти ночи… Как она обожала их! Его тело, его нежные руки, его страстные губы… Она пробовала как-то отплатить ему сторицей и провела ночь с одним из офицеров после знаменитого маскарада Энгельгардта, но это вызвало у нее лишь чувство гадливости, словно она измазалась в грязи. С тех пор Натали поняла, что только Загорский может быть ее мужчиной. Только он и никто иной. Ради него она готова на все, даже принять все его измены и уходы. Возвращается-то он всегда только к ней. Только она — его возлюбленная.

Единственное, чего не хватало Натали, это ребенок. Ребенок с серыми глазами Загорского. Сергей принимал все усилия, чтобы предохранить ее от беременности, и это удручало ее. Однажды в одну из ночей, что они провели во Флоренции, Натали решилась и перехватила его руку:

— Постой! Я хочу этого!

Загорский тотчас же отпрянул от нее. Он, молча, перекатился от Натали на другой конец кровати и встал, коротко бросив: «Нет».

— Но почему? — взмолилась Натали. — Мы так любим друг друга. Дитя нашей любви… Оно было бы столь прекрасно. Да и потом самое время для меня стать матерью… Мои года…

— У тебя есть для этого супруг, — отрезал зло Загорский. — Никогда, слышишь, никогда мой ребенок не будет носить чужую фамилию.

Натали еле успокоила его в ту ночь, так разозлили Загорского ее слова. После его ухода, едва забрезжил рассвет, она проплакала несколько часов кряду. Ей так хотелось иметь маленькую копию любимого, которая принадлежала бы только ей… Что ж, значит, не суждено. Можно было, конечно, получить желаемое обманным путем, как ей советовали преданные горничные, но это означало пойти на полный разрыв с Загорским, ведь в этот раз он не простил бы ей такого предательства. Натали и так чувствовала его отчуждение от нее, и она боялась одним неловким поступком или словом оттолкнуть его окончательно.

Натали слишком любила Сергея. Время, что они провели вместе, только углубило ее чувства. Поэтому она была готова на что, угодно, лишь бы быть с ним. Лишь бы он к ней возвращался. К ней одной…

Тихое покашливание графа вернуло Натали из ее мыслей обратно в столовую. Ее супруг уже закончил завтрак и складывал салфетку.

— Я буду нынче только около восьми, милочка, — обратился он к жене, поднимаясь с помощью лакея со стула. — Надобно нанести визиты Загряжской, Разиным и Кугелям. Обедать буду у Кугелей. Как предполагаю, ты не имеешь желания составить мне компанию?

— Вы правы, mon époux[18], мне нынче нездоровится. Видимо, смена климата дает о себе знать. Почему бы вам не взять с собой Софи? Отличная возможность ввести ее в наш круг. Ведь она столь долго жила в Париже.

— Превосходная идея, ma cheri, — одобрил граф. — С вашего позволения.

Натали обрадовалась, что так удачно складывается день. Граф уедет с визитами и заберет с собой свою родственницу, увязавшуюся за ними в Париже, а значит, весь день она будет в доме одна.

Софи была не то троюродной, не то двоюродной кузина графа, вышедшая замуж за мелкого дворянина, состоявшего на службе при русском посольстве в Париже. Она свалилась им как снег на голову, когда они возвращались в Петербург, и слезно умоляла графа взять ее с собой в Россию. Недавно овдовевшая, без особого состояния, она могла рассчитывать только на помощь родственника.

И граф пошел ей навстречу. Он не оставил Софи в Париже, выделив ей содержание, как на том настаивала Натали. Он решил взять ее в свой дом на правах родственницы, коей она собственно и являлась, и никакие мольбы супруги не заставили его изменить свое решение. Граф даже выделил той небольшое месячное содержание и позволил ей открыть счет у столичной модистки Натали.

— Она еще молода, ma cheri, и довольна миловидна. Выделю ей небольшое приданое, приодену, вывезу в свет. Глядишь, и мужа себе найдет скоро, — говорил Натали граф. — Вот увидишь, она недолго будет у нас.

Но Натали прекрасно видела натуру этой бедной родственницы. Да, Софи была миловидна, у нее были шикарные рыжие волосы, которые сразу же обращали все внимание окружающих на их обладательницу. (Между нами говоря, Натали была уверена, что это не натуральны цвет волос). Но замуж, судя по всему, она вовсе не стремилась — Натали прекрасно видела, как нравится той внимание мужского пола, да горничные нашептали ей на ушко, что у рыжей бестии было немало любовников, как среди посольских, так и среди французских кавалеров. Нет, замуж она так скоро не пойдет, зато с наслаждением поплавает в Петербургском обществе.

Впрочем, это не ее, Натали, дело. Софи вольна была поступать, как ей того хочется. Она была свободна и не была юной девой, а значит, ей многое позволялось. И именно этой свободе так завидовала Натали, что испытывала сильную неприязнь к ее обладательнице. Сама же она чувствовала себя словно в тюрьме, в которой она обречена провести самые лучшие свои годы.

Натали резко встала из-за стола, едва расслышав, как экипаж выехал со двора. Она быстро прошла в свою половину. Там она присела к секретеру, набросала записку и, позвонив, вызвала к себе одну из личных горничных.

— Отнесешь ему, — приказала Натали. Девушка кивнула в ответ — ей не требовалось уточнять имя адресата.

— Прикажете ждать ответа? — спросила она у хозяйки.

— Нет, ответа не будет, — Натали не ждала письма. Она ждала своего любимого и только его.

Пока одна из ее девушек относила записку, другая в срочном порядке помогала своей барыне привести себя в порядок — долго расчесывала волосы хозяйки, чтобы они приобрели дивный блеск, поднесла новый кружевной капот, такой легкий и красивый, что сразу было видно — вещь не для повседневной носки. Натали купила его в Париже специально для этой первой ночи со дня их расставания во Флоренции. О, это будет особенная ночь, улыбнулась она.

Спустя некоторое время надеждам Натали было суждено растаять, как дым. Вернулась горничная, посланная к Загорскому, и сообщила, что его дома нет.

— А где он, не спросила, дуреха? — нервно вскрикнула Натали.

— Спросила, барыня. Уехал он у самого раннего утра в казармы.

— Записку-то оставила Степану? — Степан был в детстве «дядькой» Загорского, а когда тот уехал учиться, стал его денщиком. Он всегда и во всем горой стоял за своего «касатика», и именно через него с самого начала романа Натали и Сергея и осуществлялись и переписка влюбленных, и их тайные свидания.