Проигравшие победители. Русские генералы - Алексей Порошин

Занятия в поле в указанный период времени тоже имели свою специфику. Генерал от инфантерии А. Н. Куропаткин, анализируя причины неудач русских войск в Маньчжурской кампании, в своем многотомном отчете о Русско-японской войне писал: «Сама строевая служба наша с коротким летним сбором и лишь несколькими днями высокопоучительных занятий на обе стороны дает мало практики в командовании войсками в поле. По мере движения вперед наши начальствующие лица все менее и менее практикуются в непосредственном командовании войсками в поле…» Этот вывод в полной мере относился и к автору.

Приверженность к показной части в подготовке войск ощущалась даже на театре военных действий. По воспоминаниям командира Зарайского пехотного пока полковника Е. И. Мартынова, в районе сосредоточения русских войск в Маньчжурии в середине апреля 1904 г. было предписано заняться обучением войск. Во исполнении этого приказа «…управление бригады составило проект занятий, в коем видное место было отведено церемониальному маршу и уставным учениям…»?!

Главной причиной малой практики были бесконечные хозяйственные заботы командного состава и многочисленные отчеты, связанные с ними. При этом за упущения по хозяйственной части командирам грозила бо’ льшая, притом материальная ответственность, чем за недостаточную подготовку подчиненного подразделения (части, соединения). Доминирование хозяйственной составляющей армейской службы отмечали многие военачальники, в том числе и генерал от инфантерии А. Ф. Редигир. По его словам, «…хозяйственная работа поглощала массу времени у строевых начальников и невольно составляла главный предмет их заботы, так как неисправности в этом отношении больше бросались начальству в глаза и чаще влекли за собой ответственность, чем… упущения в воспитании и обучении».

В воспоминаниях авторов того периода отмечалось: «Как командир полка это был хороший хозяин, но плохой командир. И все же он был на хорошем счету у начальства, которому нравилось его хозяйство, покорность характера…» В. В. Изонов упоминает о парадоксальной ситуации, когда практически одновременно командир полка наказывался за недостаточную выучку подчиненных и поощрялся за отличное ведение полкового хозяйства. Так, командир 36-го Сибирского стрелкового полка полковник Быков одновременно получил благодарность «за расположение полка, содержащегося отлично и в полном порядке», и замечание «за неудовлетворительную подготовку обучения полка».

Должность командира неотдельной (входящей в состав дивизии) бригады не давала достаточной самостоятельности ее командиру. Специфика положения бригады в армейской иерархии позволяла ее командиру скорее отдыхать после командования полком, чем служить. Весьма актуальна была следующая мысль: «Очень часто начальники дивизий и их начальники штабов игнорируют бригадных, эту в мирное время как бы искусственно созданную и лишнюю инстанцию. Отсутствие бригадного (командира бригады. – А. П.) даже целый год… проходит совершенно незаметно для успеха подготовки подчиненных ему полков. При такой обстановке даже энергичные и желающие работать лица, попавшие в командиры бригад, опускаются, тяжелеют, облениваются».

Об этом же писал А. Ф. Редигер в бытность свою военным министром: «Столь же неудовлетворителен был состав бригадных командиров: у них было мало дела… не способные для занятия других должностей, командовали бригадами долгие годы… к этой, почти не нужной должности пригоден почти всякий генерал…» Подобное положение дел с командирами бригад бросилось в глаза и протопресвитеру Г. Щавельскому. Он пришел к выводу, что должность командира бригады существует в русской армии для того, чтобы «отучать военных людей от военного дела… В каждой дивизии имелось два бригадных командира. Никакого самостоятельного дела им не давалось… И они, обычно, занимались чем-либо случайным: председательствованием в разных комиссиях – хозяйственных, по постройке казарм и церквей и иных, имеющих слишком ничтожное отношение к чисто военному делу, а еще чаще – просто проводили время в безделье. И в таком положении эти будущие начальники дивизий и корпусов и т. д. проводили по 6–7, а то и более лет, успевая в некоторых случаях за это время совсем разучиться и забыть и то, что они раньше знали».

Одной из причин подобного положения вещей, отмечал А. Ф. Риттих, являлось расположение штаба бригад при одном из полков. В то же время другой полк бригады располагался на достаточно большом расстоянии. Служебная поездка для командира бригады оплачивалась один раз в год, что исключало более частое посещение отдельно дислоцирующегося полка. Поэтому «…все его (командира бригады. – А. П.) занятия ограничиваются кое-какими бумажками, одна инспекция и полная невозможность следить за другим полком…».

При сложившейся ситуации с командованием в полковом и бригадном звене, непродолжительные командировки офицеров Генерального штаба в войска для цензового командования подразделениями и частями еще в большей степени уменьшали вероятность получения надлежащей практики в главной составляющей – строевой командной службе.

Начальники дивизий были очень обременены текущей перепиской, отмечал А. Н. Куропаткин, «…они более присутствуют на занятиях войск, нежели командуют ими лично. Начальники дивизий имеют практику командования войсками в поле только во время крупных сборов войск. Этого совершенно недостаточно. В особенности нашим начальникам пехотных дивизий недостает знакомства с другими родами оружия вследствие малой практики в командовании ими». Этот парадокс объясняется тем, что подчиненность родов войск в пехотных дивизиях мирного и военного времени отличалась между собой. Дивизия военного времени (пехотная) являлась соединением пехоты, артиллерии и саперов – трех различных родов войск, подчиненных начальнику дивизии, который был обязан умело их применять в военное время. Практикой для этого являлись маневры мирного времени – модель реального боя. Штат же пехотной дивизии мирного времени не предусматривал для ее начальника подчинение ему артиллерии и саперных подразделений. Начальники дивизий в мирное время были обязаны не менее одного раза в четыре года прибыть на полигон на три недели для практического ознакомления с условиями артиллерийской стрельбы и ее материальной частью. С этой же целью с ними прибывали начальники отдельных пехотных и кавалерийских бригад, командиры бригад, входящих в пехотные и кавалерийские дивизии и начальники корпусных и дивизионных штабов. При этом офицеры указанной категории на полигоне исполняли роль зрителей, не получая никаких практических навыков в управлении артиллерией, которую они были обязаны применять в условиях войны!

Оценка подобному взаимодействию различных родов войск была дана в анализе причин поражения одной из пехотных дивизий русской армии в ходе Русско-японской войны 1904–1905 гг.: «…в числе причин трагедии 14-й пехотной дивизии 13 января 1905 г. (Сандепу) нельзя не упомянуть общую бессвязность действий, происходившую от неумения начальствующих лиц управлять боем, комбинируя действия различных родов оружия». Очевидно, что на войне получать первичные (!) навыки управленческой практики подобного рода уже поздно. Там следует их применять, комбинируя знания и опыт мирного времени.

Кровавый опыт Русско-японской войны мало чему научил общевойсковых командиров в плане организации взаимодействия с артиллерией и ее боевого применения. На маневрах, проводимых в период после войны в Маньчжурии и до Первой мировой войны, общевойсковые командиры также забывали об артиллерии и не хотели «…вторгаться в область управления им мало знакомую и почти чуждую». В военной прессе конца XIX – начала XX вв. неоднократно писалось, что для командиров корпусов и начальников дивизий насущно необходимо уметь управлять огнем артиллерии. Многие авторы статей делали обоснованный вывод о том, что, к сожалению, общевойсковые командиры ознакомлены с боевым применением артиллерии только понаслышке и совершенно не практикуются в нем.

Артиллеристы, понимая необходимость взаимодействия артиллерии и пехоты, поднимали этот вопрос в печати. Так в 1913 г. на страницах «Разведчика», одного из самых распространенных военных изданий того времени, отмечалось, что в процессе учений (маневров) артиллерийские начальники слишком много времени уделяют специальным артиллерийским вопросам, забывая, что они действуют в интересах пехоты. Почин (инициатива) с их стороны не применяется вследствие отсутствия связи с пехотой. И это несмотря на требования «Наставления для действия полевой артиллерии в бою» 1912 г. и «Полевого устава». Пресса констатировала, что сложившееся положение вещей видно на маневрах, а в будущем со всей очевидностью скажется на полях сражений.