Доктор Яд. О том, кто тихо убивал молодых женщин, пока все боялись Джека-потрошителя - Дин Джобб

начать обучение в Макгиллском университете. Профессор Уильям Райт, который вскоре научит их делать лекарства, обратился к будущим врачам. «Пусть день, когда вы впервые оказались в этом храме знаний, – начал он, – всегда будет отмечен красным в календаре вашей жизни».

Памятный этот день был и для Макгиллского университета – он ознаменовал официальное открытие нового корпуса медицинского факультета. В двухэтажном здании располагался музей анатомических моделей и образцов, а также лаборатория и анатомический кабинет с покрытым свинцом полом, что соответствовало последним санитарным требованиям. Если считать Крима, осенью 1872 года число учащихся в четырехлетней программе достигло 154 человек. Райт приветствовал их воодушевляющим призывом к борьбе против болезней и смерти. Он утверждал, что медицинская степень давала им «власть над болезнями, наследником которых является плоть», а также молил их быть «подобными Богу», поскольку именно они стояли «между живыми и мертвыми».

Криму было 22, когда он приехал в Монреаль. Население города, расположенного на острове посреди реки Святого Лаврентия, составляло почти 110 тысяч человек, вдвое больше, чем в его родном городке. Потенциальным посетителям Монреаль рекламировали как «солидный и прогрессивный» город с широкими улицами, просторными магазинами и «новыми и элегантными зданиями». Богатая англоговорящая элита там доминировала над франко-канадским большинством, как и в Квебеке. Они жили в районе-оазисе особняков, известном как Золотая квадратная миля. Кампус Макгиллского университета смотрел на этот анклав власти со склона горы Монт-Руаяль, которая и дала городу его название. Медицинский факультет университета, ставший первой медицинской школой Канады, являлся основной программой учебного заведения. Когда Крим начал изучать медицину, она находилась в состоянии постоянного развития, поскольку наука превратила древнее искусство в современную профессию. Британский хирург Джозеф Листер стал пионером в использовании карболовой кислоты в качестве дезинфицирующего средства во время операций, а известный французский ученый Луи Пастер доказал, что бактерии являются причиной болезней и инфекций. Кроме того, хлороформ, впервые использованный в качестве анестетика в 1847 году, заменил бренди и эфир в качестве предпочтительного средства избавления пациентов от мучительной боли во время операции.

Однако старые обычаи искоренялись с трудом.

Многие врачи придерживались мнения, что гнилостный воздух, или миазмы, порождает инфекции и болезни, и насмехались над идеей о том, что невидимые микробы способны убивать людей.

Когда Артур Конан Дойл начал изучать медицину в Эдинбурге в 1870-х годах, он столкнулся со скептиками, которые отвергали микробную теорию и антисептические методы Листера «как нелепую причуду». Старые врачи, вспоминал Конан Дойл, считали хлороформ «опасным новшеством» и называли стетоскоп, которым пользовались уже в течение полувека, «новомодной французской игрушкой». В 1870-х годах аптекари все еще запасались банками с пиявками, даже несмотря на то, что к тому времени большинство врачей поняли, что кровопускание не очищает организм от болезней.

Макгиллский университет, как и врачи старой школы, с которыми сталкивался Конан Дойл, отставал от последних достижений науки. Джордж Фенвик, преподававший хирургию и считавшийся лучшим хирургом Монреаля, проводил операции в черном сюртуке, забрызганном засохшей кровью. Никто не заботился о том, чтобы очистить или продезинфицировать скальпели и другие хирургические инструменты. «Учитывая грязь, – отметил Фрэнсис Шепард, – удивительно, что некоторые пациенты вообще выздоравливали». Поправлялись немногие. Послеоперационные инфекции были настолько смертельными, что врачи отказывались вскрывать брюшную полость пациента для удаления опухолей, не говоря уже о разрыве аппендикса. Сложный перелом кости или хирургическая ампутация обычно становились смертным приговором. Студенты Макгиллского университета препарировали конечности и мышцы трупов, чтобы подготовиться к тому дню, когда будут разрезать живых людей, вспоминал Шепард, но редко исследовали внутренние органы или мозг: не было необходимости репетировать операции, которые они никогда не будут выполнять.

Крим и его однокурсники учились, наблюдая и слушая, но редко делая что-то самостоятельно. Группа преподавателей предпочитала лекции демонстрациям и почти дословно пересказывала материал из учебников. Студенты часто проводили вскрытия без надзора. Они наблюдали за врачами во время обходов в Монреальской больнице общего профиля, но им не разрешалось самим осматривать или лечить пациентов.

Поскольку хирургия часто была последним средством, к которому прибегали врачи, студенты могли присутствовать всего на трех крупных операциях в месяц.

Чтобы завершить курс акушерства, Крим должен был присутствовать всего на дюжине родов под руководством акушерки. Многие студенты оканчивали университет, ни разу не увидев, как врач использует щипцы, или не оказав реальной помощи при родах.

Он знал, что наступят времена, когда ему действительно придется играть в Бога, предпочитая одну жизнь другой. На лекции по акушерству обсуждалось, когда и как следует делать аборты. Иногда они, по словам Крима, были «необходимы, чтобы спасти жизнь матери». Преподаватель акушерства рассказал студентам, как определить, был ли аборт вызван несчастным случаем или болезнью или же был преднамеренно «спровоцирован» и потому рассматривался как преступление. Курс медицинской юриспруденции – развивающейся науки судебной медицины – также научил Крима выяснять, когда смерть стала результатом преступления, а не естественных причин, и точно определять, как человек умер, будучи повешенным за шею. От другого профессора он узнал, что хлороформ – это «палка о двух концах», безопасная при правильном использовании в качестве хирургического анестетика, но смертельная при введении в чрезмерных количествах. Ему сказали, что человек, вынужденный вдыхать неразбавленный хлороформ, быстро умрет от остановки сердца. Поскольку большинство врачей сами делали лекарства, профессор Райт читал курс, показывающий студентам, как использовать травы, химические соединения, опиум и другие наркотики. Тогда было обычным явлением в следовых количествах добавлять яды, такие как стрихнин и мышьяк, ко многим отпускаемым по рецепту лекарствам. Это знание, которое могло исцелять. И убивать.

Студенты перестали обращать внимание на кровь, привыкли к зловонию смерти. Хирурги больницы работали за примитивным операционным столом, деревянная столешница которого почернела от крови длинной череды пациентов. Этаж ниже, по воспоминаниям одного студента, был «залит кровью и пропитан неприятными запахами». В анатомическом кабинете они подбрасывали монетку, чтобы решить, кому достанется отвратительная работа по удалению внутренних органов трупа, чтобы обнажить мышцы. Некоторые студенты, однако, охотно присоединялись к вылазкам за телами на местные кладбища. Нет никаких доказательств того, что Крим принимал участие в подобных авантюрах, но он должен был знать, откуда бралось большинство трупов, и, вероятно, догадывался или подозревал, кто из однокурсников их выкапывал. Даже руководство университета закрывало глаза на эту практику, обещая ученикам «изобилие свежего материала» для изучения, не уточняя его происхождение.

Некоторые студенты наслаждались своими жуткими занятиями. «В атмосфере и учебной программе медицинской школы есть что-то такое, – признавался в 1874 году один из сокурсников Крима, – что, подобно кори, передает заразу от одного тела к другому и высвобождает „животный дух“».

В