Слепцы - Александр Золотько

Вернулся Враль, сказал, что оставил ватажников неподалеку от нужного дома. Вот только предупредить они могут не успеть: стоят сани с коробом во дворе нераспряженные. Не получится раньше их на тракт выйти.

И вперед сейчас послать сани – тоже не выходило. А если не будет сегодня уходить Серый? Так до самого Базара и идти? Или остановиться где и ждать? Ближайший постоялый двор далеко – засветло к нему зимой не доберешься, а по пути там есть несколько проселков к хуторам. Если Серый не в самый Базар направляется, то можно его потерять.

– Ладно, – решил Рык, – пойдем следом. Пусть они выезжают – мы за ними, вроде как купцы. Обоз у нас теперь здоровенный, подозрения вызвать не должен. Пойдем следом, посмотрим, а уж потом…

Серый выступил затемно.

Запыхавшийся Заика влетел во двор, замахал руками, пытался что-то сказать, но ничего у него не получалось, на него махнули рукой и стали выводить сани.

Медведь вышел проводить без факела, чтобы не привлекать внимания. Рык сунул ему положенную плату, добавил сверх того и пообещал, что вернутся и у него остановятся на обратном пути.

– Только травника не трогайте, – напомнил Медведь. – За него или за семью его я и сам вас обществу отдам.

– Слово, – сказал Рык.

Сани не спеша проехали сквозь село. Когда подъехали к восточной околице, там уже никого не было. Стражников пришлось вызывать из тепла на мороз; те вышли, пряча лица в воротники и ворча, что некоторым не спится, что поднимают ни свет ни заря, однако дорожную пошлину – по чешуйке с саней – взять не забыли.

За околицей, на опушке соснового бора, ватажников встретил злой замерзший Дылда.

– Быстро едут, – сказал он, заваливаясь в сани и укрываясь медвежьей шкурой, бесцеремонно стянутой с Враля. – Рыбья Морда за ними побежал. Может, сразу в бору и догоним, пока не рассвело?

– С ними никто из семьи травника не поехал? – спросил Рык.

– Хрен его знает. Вроде конными трое шло. Как и приехало.

– А если их кто-то из травниковых родственников еще ночью встречал? В Перевоз привел и дальше провожает? Один ведь конный лишний… А Медведь не шутил. И с ним ссориться нельзя, нам без своего человека в Перевозе никак нельзя, – Полоз сказал правильно, Рык с ним согласился.

Оставалось только ехать, в надежде, что утром все станет понятнее.

Рыбья Морда ждал на вершине холма, поросшего редкими соснами. Тракт далеко огибал холм, и через вершину можно было сани обогнать. Но только если двигаться пешком.

Рык взял с саней широкие лыжи, подбитые лосиной шкурой, быстро привязал их к валенкам. Кликнул с собой Враля, и оба скрылись среди деревьев. Остальные на санях двинулись по тракту.

– А мы, если догоним и княжну заберем, сразу в Камень вернемся? – спросил Хорек Кривого.

Их сани ехали последними, впереди идущие, с Дедом, маячили темным пятном, и Хорек решил, что сейчас как раз можно порасспрашивать Кривого.

– Не знаю, – честно ответил Кривой. – Княжну, конечно, отвезти следовало бы, но ведь мы хотим богатство заработать. Забыл? Молчуна нет, Жлоба тоже нет, а мы – есть. Вот мы и станем вместо них. Серого прижмем, потолкуем… Он-то, наверное, знает. Я так полагаю: ему все равно, у кого детей покупать.

– А мы будем детей воровать? – тихо спросил Хорек. – И ты будешь? И Рык? Мы же никогда детей не трогали. Ты же сам рассказывал. Дети малые не ответчики за зло на земле. Рассказывал?

– Рассказывал…

– Так что? Если нет дурь-травы, то не ответчики, а если есть – то можно воровать? Ведь везде – от гор, до моря и до степи – везде за торговлю людьми наказывают. Где руки рубят, где кожу сдирают… Заика вон говорил, что даже на Черную ярмарку поход собрать хотели три года назад.

– Собрали? – спросил Кривой.

– Нет, Заика сказал, что князья не сговорились, кто в походе главный будет…

– Не сговорились… То-то и оно, что сговорились. Думаешь, они не знают, что торговля живым товаром идет везде? Не знают, что по реке корабли идут, людьми набитые? Знают, не могут не знать. Пленных куда девают князья, которых из походов приводят?

– В рудники, на работы черные…

– Ага. И туда тоже, конечно… Но сколько тех рудников? Старые уже вычерпаны, новые ищут, да не очень находят. Железо сейчас стоит втрое по сравнению с прошлым годом. А тогда оно стоило втрое дороже, чем пять лет тому… Чем за сталь и оружие платить, за море? Золотом, что тоже заканчивается? Людьми. Людьми, они у нас еще плодятся и размножаются, меньше их не становится, а только больше. – Кривой потер лицо рукавицей. – Тут чего странно с Серым этим…

Кривой замолчал, и молчание его было недобрым и тяжелым.

– Что с Серым не так? – спросил Хорек негромко, боясь, что настроение Кривого испортилось, как бывало уже много раз, и он просто оборвет разговор или даже накричит.

Но Кривой ответил. Не сразу, но ответил.

– Знаешь, как набег происходит? Нет? Не видел еще пока… А набег на село происходит всегда одинаково. Село – не город, у него стен нет и стражи… Дома стоят, заборами огороженные, будто надеются люди в одиночку каждый от врага отбиться… От зверей заборы, и все. А когда кто нападает на село… Лучше затемно – после заката. Или, еще лучше, перед самым рассветом, когда небо уже светлеет, но еще темно. Тихонько подбираешься… Широко конными обходишь, чтобы собак не переполошить. Как обошли, круг поставили, так сигнал нужно подать. Не трубой или огнем – птицей закричать, совой, например, как уговорились заранее. Чтобы никто из селян не понял, что смерть пришла. Вперед пешие идут, крадутся. Если летом, так босые вообще, чтоб не стукнула подковка на сапогах… Когда ты подкрадываешься к селу… Против ветра идешь, чтоб запах твой собаки не учуяли. Идешь, крадешься, а ветер на тебя запахи сельские несет – дымок из труб, едой пахнет, скотиной… Пеленками детскими, опять же… Ты идешь, принюхиваешься, что-то щиплет вот тут… – Кривой хлопнул себя рукой по груди. – Ты ж сам из такого же села. Это ж и у тебя так дома пахло! А ты крадешься, и чем ближе к домам, тем осторожнее ступаешь… Вот к самому дому подходишь. К забору, если забор есть, а то просто к плетню, от огородов идешь, под ногами ботва хрустит… Подошел к дому, затаился. Потом… Потом полыхнет на конце села – бросил кто-то факел на крышу или просто сунул в стреху… Тихо, без крику… Это потом кричать начинают, как огонь увидят. А поначалу – ласточки только кричат. Вылетают из горящей стрехи, пищат, носятся, а не улетают – гнезда там у них и птенцы…

Тихо-тихо говорил Кривой, почти шептал, но Хорек слышал каждое его слово, боясь упустить хоть звук. И что-то ледяное шевелилось у него в груди, как тогда, в засаде, или на постоялом дворе Молчуна, или когда протянул Хорек нож к горлу умирающего сотника…