Изверг Род - Гилберт Соррентино

хотя и отец, конечно, слабак, с этими его идеями обогатиться за неделю и этой его шлюхой, новой женой, да не смешите бабулю! Бабуля надеется, что мать удовлетворена. Господи, господи, господи, помоги, умоляет мать, что она такого сделала, чем это все заслужила, а бабуля смеется, говорит, что бог не поможет, надо было про бога думать, когда этот юбочник слюнявый у ее юбки ошивался, с этой своей бухгалтерской рожей без подбородка, покупал ей белье и конфеты, да, бабуля знает, и этого достаточно, чтобы приличная женщина со стыда сгорела. Бабуля говорит, что мать как-то не вспоминала о боге, когда черные ночнушки надевала — да, и нечего так смотреть, — или допоздна в баре сидела на этой табуретке, нога на ногу, пила «Том Коллинз», сигарета в зубах, обычная проститутка, да и только.

Может, Род попросит, говорит Джоанна Кармен, чтобы его перевели к ней в класс, они тогда будут встречаться каждый день, и Род станет провожать ее домой, она живет во Флэгг-Корте, Род же знает, где это, правда? Род говорит, что знает, конечно, громадная модная многоэтажка, там еще фонтан и железные ворота, а Джоанна Кармен говорит, что еще бассейн, чтоб жильцы отдыхали. Она слегка краснеет и говорит, может, они с Родом вместе поплавают, она бы ему новый купальник показала, они с матерью купили в «Эй-энд-Эс», ярко-желтый, как подсолнух, с миленькими бледно-голубыми цветочками на, и она рукой показывает на свою прекрасную грудь, у нее дрожат ресницы, она опускает глаза. Род коленями ощущает ее тепло, ее голова склонилась к нему на плечо, лицо горит девичьим стыдом, и Род говорит, ох, Иисусе, о господи, ох, Иисус Христос всемогущий, а Джоанна Кармен нещадно ерзает у него на коленях.

Бабуля говорит, с Родом надо поменьше нянчиться, пускай соберется с силами и вырвется из этого класса для дегенератов для начала. Ей-богу, у этой шайки диких индейцев даже учителя не задерживаются. Она говорит, все они звери, но что ожидать от макаронников и психов, одному богу известно, каких босяков в эту помойную яму накидали. Она пьяно вздыхает и говорит, что им всем не помешал бы ремень.

О, Джоанна, Джоанна, о, говорит Род. Он кусает простыню и одеяло, утопая в головокружительном мире любви. Джоанна Кармен сидит на нем верхом, он отпускает рычаги, «хорнет» круто ныряет вниз, к Задумчивому Конго. Они погибнут оба, их тела найдут, сплетенными в Объятиях Смерти!

Тридцать один

Род спрашивает Белка, правда ли, что того упекут в окружной сумасшедший дом, если не прекратит дурака валять или чем он там занимается с маленькими девочками, а Белок мило и приветливо улыбается, отвечает, что не все девочки такие уж маленькие, им нравилось то, что он делал, и, на самом деле, все они потаскушки, все кончают тем, что пьют в барах заполночь, по крайней мере, большинство. Род говорит, что даже представить себе не может, как подойти к девчонке, которая нравится, и попросить ее сделать что-нибудь, э, что-нибудь такое. Говорит, что не знает даже, как пригласить девчонку погулять. Белок сует руки в карманы и изящно вздергивает подбородок, косые солнечные лучи, что заглядывают в школьный двор, освещают приятное, симпатичное лицо. Белок говорит, что нужно убить кошку, верняк, убьешь кошку — девчонки косяком пойдут. Род смотрит на него, в изумлении и надежде приоткрыв рот. Убить кошку? переспрашивает он. Белок говорит, легче легкого, убиваешь какую-нибудь кошку сраную и делай с девчонками, что хочешь, они как бы в твоей власти, им это типа нравится. Род говорит, что не верит, будто осел типа Сэла Ронго понравится девчонке, если убьет хоть пятьдесят кошек, но Белок кивает и говорит, что даже такой мудозвон, как Сэл Ронго получит все, что захочет, только Белок Сэлу никогда про кошку не скажет, потому что Сэл дубина и маленьких мордует, а Белок ему когда-нибудь начистит рыло. Род спрашивает, что? просто кошку убить? как угодно? Белок говорит да, убиваешь эту дрянь, и все, для девчонок становишься как магнит, даже говорить про кошку не надо, просто раз — и все.

Несколько дней Род размышляет, думает про Джорджину Маршалл и Мэри Райан, про Инес Хэнлон, Констанс Пиро и Глэдис Хэффер-нен, представляет себе, как они в очередь выстроились, раздеваются, будто шлюхи, Белок же говорит, что они шлюхи и есть. Белок говорит, даже его мать — и та шлюха, она же хочет его в окружную психушку упечь, чтоб самой водить к себе мужиков из бара, а Белок под ногами бы не путался. Белок говорит, все они такие, все грязные шлюхи, если копнуть поглубже.

Род присмотрел одну кошку, она вечно болтается у подвала, где живет Черный Том, управляющий. Кошка тощая и грязная, над глазом шрам, там шерсть не растет, ухо в клочья разодрано, а на глазах желтая корка. Род решает, что эту кошку и следует убить, это больное, бесполезное животное, на которое всем плевать, даже Черный Том ее спихивает с дороги при любом удобном случае, а Черного Тома бабуля называет человеческим мусором. Как-то в пятницу Род выпрашивает у торговца рыбой требухи и хвостов и получает горсточку, завернутую в газету. Затем идет на пустырь и находит камень с бейсбольный мяч величиной. Кивает себе: сраная кошка уже покойница. Мэри Райан, Глэдис Хэффернен, Мэри! Глэдис! Они признаются, что Род им вообще-то всегда нравился, они краснеют и хихикают, боже.

Кошка растянулась на солнце, на верхней ступеньке подвальной лестницы. Род говорит, что киска хорошая, хорошая киска, чудесная киска, славная, красивая киска, киска, и осторожно протягивает ей сверток. Кошка полна подозрений, но рыбный запах ошеломителен, устоять невозможно, и когда Род пятится вниз по ступенькам, держа угощение в вытянутой руке, кошка подымается, потягивается и, хромает за ним, припадая на пораненную переднюю лапу, которая вся в запекшейся крови. Род говорит, грязная, вшивая, красивая киска, красивая дохлая киска, у подножия лестницы поворачивается, идет во мрак подвальной двери, открывает сверток и кладет его на цементный пол. Кошка забывает об осторожности и, обезумев от голода, набрасывается на месиво и яростно жрет. Род проламывает ей голову булыжником, потом для верности бьет снова. Кошка трясется и корчится, лапы вытянула, кровь льется из пробоины в голове и мешается с рыбьими потрохами. Но тварь еще жива! Один глаз туманно вперся в Рода, другой залит кровью из смертельной раны.

Род снова поднимает булыжник, но опустить его на изуродованное животное не может, треск двух сокрушительных ударов