На стороне мертвецов (СИ) - Волынская Илона

Митя посмотрел ему вслед, потом на оставшуюся в кулаке свистульку… и слегка ошалело пробормотал:

— Ну и что это все значит?

Не нравилось, что здешние оборотни пообещали его запомнить. Благодарностью от этого обещания как-то… не пахло.

— Никакой вы не странный! Просто никчёмный, избалованный мальчишка. — буркнул Ингвар. — Про какой нож он говорил?

Митя вздохнул: а он еще надеялся, что его вмешательство останется незамеченным!

— А пойдемте завтракать, Ингвар. — Митя сунул свистульку в карман. — После всех нынешних событий только и остается, что позавтракать. В компании с вами. — безнадежно добавил он.

Глава 13. Беседы за тортиком

— Я не могу… на мне форма! — Ингвар ткнул пальцем в ремень. — Нам запрещено появляться в трактирах и ресторациях.

— Боитесь, что застукает классный наставник? — фыркнул Митя. — Он наверняка еще и в город не вернулся — занятия-то не начались!

— Все равно… Да и вам совершенно не нужно кормить меня завтраком! — бубнил Ингвар, продолжая тем не менее тащиться следом за Митей. — Я, вон, калач куплю!

— Но я-то калач купить не могу! — надменно-раздраженно отрезал Митя, провожая взглядом разносчика с калачами — от лотка шел такой сытный дух, что в желудке совершенно неприлично заурчало. — А обеспечить вам не только кров, но и стол входит в заключенное с вашим братом соглашение.

— Вот и не надо было меня из дому уводить! Без завтрака!

Митя остановился и иронически поглядел на Ингвара. Невинную девицу коварный соблазнитель сманил из дому. Без завтрака!

Ингвар что-то эдакое явно сообразил, потому что стал совершено по-девичьи стремительно краснеть. И совсем не по-девичьи, но столь же стремительно звереть.

— В соглашение входит вас накормить… а не уморить! — процедил Митя, сам не совсем понимая, зачем он возится с вредным немцем. Кроме калачей с лотка (Митя представил, как здешнее общество увидит его на улице с калачом в зубах… и даже голод на мгновение отступил!), губернский город был небогат на достойные места. Попадались трактиры, но светские молодые люди если и ходят туда, то не завтракать, а исключительно безобразничать. Бить посуду и возомнивших о себе толстобрюхих купчишек. Здешние купчишки были как-то недостаточно толстобрюхи. Митя проводил взглядом вышедших из трактира элегантных господ, говорящих по-французски. Да и опыта правильного трактирного безобразия у него не было, увы, с компанией младшего князя Волконского он общался все же недостаточно плотно, как по причине юного возраста, так и скромного происхождения. А потому требовалась всего лишь элегантная кофейня или на худой конец, чайная. А попадались только стройки! Стараясь не испачкать и без того не слишком чистые сапоги, Митя заскакал по камушкам через развезенную по всей дороге строительную грязь — вокруг, с досками и укладками кирпичей, сновали рабочие. Грустные мысли о так и не распроданных бабайковских кирпичах требовалось срочно отогнать чашечкой горячего кофе!

Его мысленная мольба была услышана: стройка вдруг закончилась. За раскинувшейся поперек улицы лужей потянулись только отстроенные и свежеоштукатуренные доходные дома, а среди них вдруг блеснула стеклянная витрина с ярко-начищенными медными кофейниками! От запаха свежих булочек закружилась голова, а желудок разворчался так, что Митя обрадовался прогрохотавшей мимо телеге — хоть заглушила!

— Вот — и не трактир, и не ресторация! — радостно вскричал он, указывая на витрину.

— Все равно нельзя… — пробормотал Ингвар и… сглотнул голодную слюну.

— Не трусьте, Ингвар! Сейчас я спасу вас от голодной смерти! А потом еще раз вечером, когда уговорю батюшку побыстрее нанять кухарку!

Зазвенел колокольчика над дверью.

— Irgend was für die Herren? — изящная фройляйн, похожая на ожившую «Шоколадницу» г-на Лиотара, которую Митя видал в Дрезденской галерее, встретила их коротким книксеном и ясной улыбкой на розовых губках.

— Gibuns die Brötchen, bitte! — сглатывая голодную слюну выпалил Ингвар и… громко забурчал животом. Фройляйн бросила на него быстрый насмешливый взгляд, Ингвар начал краснеть, мучительно, сверху вниз, будто лицо его наливалось огнем изнутри.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Плебей и провинциал, что с него взять! Светский человек никогда не позволит себе показать, что устал, раздражен или вот голоден, тогда и конфузов не будет.

— Kaffee, bitte, liebes Fräulein… — обронил Митя, одаривая хозяйку кофейни равнодушно-снисходительной улыбкой. Да-да, мы не булки жевать пришли, а изящно вкушать утренний кофе, который любезная Людмила Валерьяновна, судя по запахам в доме, как и раньше, заменяла отваром ячменя. Любопытно, сколько отец это выдержит? — …und zuihm… Was schlägst duvor?

— Bitte nehmen Sie einen Tisch, meine Herren![1]— пухлыми пальчиками фройляйн заправила за ушко белокурый локон и мило улыбнулась Мите. Ингвар желчно завидовал.

Митя обозначил кивок — какой светский юноша может подарить взрослой… очаровательной… но все же услужающей особе… и шагнул к приглянувшемуся столику у окна.

Колокольчик на двери снова зазвенел, дверь распахнулась и в кофейню ворвался гомон не менее звонких, чем колокольчик, девичьих голосов.

— Булочки! Нам подадут булочки? — громче всех кричала…

Митя медленно обернулся, глядя как разноцветные кринолины заполняют кофейню…

— Булоч… Митяяя! — упитанный вихрь в розовых лентах и морковного цвета локонах с размаху врезался в Митю, обхватил его пухлыми ручками за локоть и запрокинув мордашку, уставился во все глаза, счастливо хлопая ресницами.

— Алевтина! — раздался дружный выдох, кажется, целого хора женских голосов: усталого, раздосадованного, испуганного, шокированного, насмешливого и даже парочки восторженных.

— Доброго утра, Алевтина Родионовна. — со всей серьезностью Митя поздоровался с повисшей на рукаве младшей барышней Шабельской, и пухленькое личико толстушки залилось румянцем в цвет ее волос. — Здравствуйте, барышни, и…

Среди украшенных кружевами и лентами шляпок сестричек Шабельских нахально торчал мужской цилиндр. К цилиндру прилагался сюртук с жилетом, брюки легкой шерсти на два тона светлее сюртука, белоснежная сорочка. А внутри всего этого великолепия помещался Алешка Лаппо-Данилевский! А Лидия… Митина Лидия… Стояла рядом и… ее ручка в кружевной перчатке лежала на локте соперника!

Митя почувствовал, как у него перехватывает дыхание. Он ее отбил! В самой настоящей, без малейших преувеличений, схватке не на жизнь, а насмерть. Он победил злобного лавочника, агрессивных мертвецов и пробудившихся древних богов (до сих пор не знает, кто из них был страшнее!), и едва не поймал Алешку прямиком на месте преступления! Проклятый сосед безвылазно сидел в своем имении, оставив Мите в безраздельное владение как титул самого обаятельного юноши уезда, так и все внимание первой уездной красавицы Лидии Шабельской. И вот стоило всего на пару дней оставить ее, чтобы встретить в губернском городе… с соперником под ручку?

«Не прощу! Ни его, ни ее!»

— Я первая, первая вас заметил! — дергая Митю за рукав, счастливо пищала толстушка Алевтина, не ведая и не предполагая, как сыплются прямо под ее ботиночки на пуговичках осколки Митиной прекрасной летней любви. Оставляя в его сердце лишь жгучую, всепоглощающую ненависть. Вечную, между прочим.

— Она заметила! — тоном совершившей великое открытие исследовательницы сообщила Капочка (или Липочка — Митя никогда не был уверен, что различает их правильно).

— Первая! — подхватила Липочка (или Капочка?)

Сестрица дернула ее за жонкилевую[2] ленту:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Не то важно, что первая, а что заметила! Это Алька-то, от которой самый большой человек спрячется за самой малюсенькой конфеткой. Это даже не любовь, это — стрррасть! — и Капочка (Липочка?) сделала «страстные» глаза. Больше, правда, походило на жабьи, но старалась как могла.

— Афрррриканская! — подхватила ее близняшка.

— Как полагаешь: зажарит и съест? — и обе юные бандитки уставились на Митю сочувствующе.