Боярич - Антон Демченко

— Сожалею, барышни, но ничего другого, у меня для вас нет, — я развел руками, и капелька кетчупа, сорвавшись с моего бутерброда, упала на пол, точно между нами. — Кхм.

— А это откуда? — гневно сощурившись, прошипела Лина, кивая на еду в моей руке.

— По дороге купил, — лучезарно улыбнувшись, признался я.

— У-убью-ю!!! — какой дуэт! Какая экспрессия! Ну, просто прелесть… А теперь, ходу во двор!

Глава 3. Злой, язвительный и мстительный… одним словом, настоящий учитель

А я бегу-бегу-бегу по гаревой дорожке… Хм. Кстати, надо будет озаботиться дорожкой вдоль забора… Все удобнее, чем по кочкам прыгать. Так, а что это мои сестренки отстают? Непорядок.

Оглянувшись на бегущих следом за мной близняшек, машу им рукой. Во-от, другое дело, сразу прыти прибавили. Ну, теперь и я могу чуть-чуть ускориться… Еще кругов пять, и можно приступать к работе…

Бежим-бежим, девочки. Не отставать. Выдавая импульс за импульсом в Эфире, я тащил сестер за собой, словно на буксире. Злость у них давно прошла, и двигались барышни на чистом упрямстве, постепенно уступающем место автоматизму. То что надо. Скорость пониже, и начали…

Импульс, еще один, поймать ритм… В такт шагу. Ступня касается земли, импульс в Эфире, ступня, земля, импульс. Удар-импульс… держим темп, держим. Во-от, выравниваем дыхание… еще чуть-чуть. Есть. Всё, они в трансе. Получилось. Ура! Ну, и чем я хуже Гаммельнского крысолова? Правильно, я не хуже, я лучше. Тот придурок крыс водил, а за мной вон какие девчонки бегают… сволочи, правда. Но это лечится.

Постепенно, всё так же используя эфирные импульсы, замедлил ход до шага и, как по ниточке привел сестер во двор. А сколько удивления во взгляде охранника… Ну да, зрелище то еще. Глаза у девчонок закрыты, движения мерные, неестественно согласованные. Пугающая картинка, что уж тут…

Отмахнувшись от высунувшегося из окна «вездехода» водителя-бодигарда, веду учениц на свой мини-полигон, уже даже не подправляя импульсами скорость и направление движения. Сами за мной идут, словно загипнотизированные. Впрочем, почему «словно»? Это и есть, своего рода, гипноз. Ну-у, почти…

— Сели, — подкрепляю слова соответствующим старательно контролируемым посылом в Эфире. Усаживаюсь наземь, сложив ноги «по-турецки». Есть контакт. Близняшки садятся на песок, повторяя мои движения. Так, теперь надо заставить их чуть-чуть «всплыть», и можно начинать учебу. Понеслась!

В чем проблема всех стихийников, почему их способность к оперированию Эфиром начинает развиваться по-настоящему, лишь, когда они достигают своего «потолка» в управлении родной стихией? Отец Кирилла считал, что ответ на этот вопрос лежит в области чувственного восприятия одаренного. Ведь, что такое стихийные техники? Это, пропущенная одаренным через себя, преобразованная его разумом и волей энергия всё того же вездесущего Эфира. И первая сложность при создании эфирных техник возникает у одаренного от того, что его тело и разум, привыкшие преобразовывать энергию Эфира в одну из стихий, пытаются действовать тем же путем, когда это совсем не требуется. А уж когда эта привычка отягощена хоть сколько-то продолжительным доступом к так называемой «наследной» стихии, задача неизмеримо усложняется. Такая родовая склонность дает одаренному большую легкость в обращении со стихией, или определенными техниками, но взамен нарабатывает чуть ли не рефлекторное преображение эфира в потоки силы нужной стихиальной направленности…

Именно победой над своевольным телом и разумом мы сейчас и занимаемся. Способность к оперированию техниками у сестер перекрыта, но это не значит, что они не могут пропускать эфир через себя. Я же, проконтролирую, чтобы, вбирая энергию, они выплескивали не стихийные потоки, а всё тот же эфир. В трансе, проделать такой фокус куда проще, чем сходу добиться осознанного контроля над течением энергии. Отец, помнится, именно так Кирилла и учил, когда ему надоело, что тот, вместо ровного потока Эфира, выдаёт то легкие порывы ветра, то облачка пара. И ведь сработало. Разум, привыкший в трансе абстрагироваться от текущей через тело энергии, в конце концов, перестал пытаться сходу преобразовывать ее в стихии. Да и в моих «прежних» воспоминаниях, транс был действенной частью обучения новичков, правда, тогда у нас не было таких проблем с неосознанным преобразованием энергии, собственно, как не было и всех этих стихийных заморочек. Но цель обучения была та же: я старался «сроднить» своих учеников с прививаемыми умениями. Так и тут. Надо? Выдал стихийную технику. Нет? И через тело течет ровный поток Эфира. Как-то, так.

Два часа спустя, вывожу девчонок из транса, и они тут же заваливаются друг на друга. Ну, тут уж ничего странного. Вымотались они сегодня до предела. Ладно, в первый раз всегда трудно. Это я по себе помню, да и кое-какие из моих учеников могли бы подтвердить. Из тех, у кого был дар, и кому я достаточно доверял, чтобы обучать «несуществующим штукам», вроде отвода глаз и прочего «мракобесия».

— Пруд за вашими спинами, халаты на веранде. У вас есть четверть часа, чтобы привести себя в порядок. Следующее занятие, в понедельник. Всего хорошего, — и, пока близняшки хлопают глазами, я, стараясь держать спину прямо, поднимаюсь с песчаного покрытия площадки и, засунув руки в карманы, чтобы скрыть дрожь, ухожу в дом.

Запершись в доме, я доплелся до ванны, наскоро принял душ и, не обращая никакого внимания на тарабанящих в двери сестер, кое-как перебрался в спальню и, рухнув на постель, с наслаждением зевнув, отрубился. Не только ученикам тяжело дается первый урок.

С другой стороны, спать я лег совершенно довольным. Ощущение любимого дела в руках, казалось, давно и прочно забытое, потерянное навсегда еще Там, вернулось с новой силой, подавив ни с чем не сравнимое чувство правильности… Такого подъема я не испытывал очень давно, фактически, с тех самых пор, как меня отправили в отставку, отобрав работу и… пожалуй, да, самый смысл моей жизни Там.

Проснувшись следующим утром, отдохнувший и довольный жизнью, я принял душ и, с сожалением покосившись на измятые брюки и посеревшую сорочку, которые вчера не успел сменить перед тренировкой, полез в шкаф за чистой одеждой.

Вот, кстати, надо будет присмотреться, насколько жесткие правила в гимназии, насчет формы… Черт с ним с френчем и сорочкой, но вместо брюк, я бы предпочел джинсы… они, все-таки, куда удобнее в ежедневной носке, чем этот официоз, да и чёрт его знает, не придется ли мне повторять вчерашний бег и прочие экзерсисы. Не хотелось бы, чтобы в самый неподходящий момент, брюки просто треснули по шву. Приеду в школу, обязательно провентилирую этот вопрос…

Сделав зарубку в памяти и приготовив одежду на выход, я нацепил шорты и, не обуваясь, отправился на свой «полигон». Пропускать утренний комплекс, последнее дело, так что следующие полтора часа у меня ушли на тренировку и медитацию.

В дом я вернулся с разыгравшимся аппетитом. Заглянул в холодильник и, обнаружив в нем всё тот же одинокий пакет с брокколи, вспомнив вчерашнее шоу, отправился в чуланчик. Откинув в сторону кучу ветоши, сваленной в дальнем углу этой маленькой комнатки, я хмыкнул. Вовремя. Энергия десятка кристаллов, из комплекта, купленного мною недавно в Алексеевских рядах, за сутки почти иссякла, и запитанный от кварцев воздушный пузырь еле-еле держал нужную температуру. Полюбовавшись на затейливо расписанную морозными узорами полусферу метрового диаметра, чуть искрящую в лучах света льющегося в распахнутую дверь чулана, я осторожно отключил почти сдохшие кристаллы и… легко хрустнув, узорчатая полусфера рассыпалась снежинками, чтобы тут же взвиться вверх небольшим искрящимся облаком, тающим, исчезающим прямо на глазах. Красиво.

Вздохнув, я вернул продукты, спрятанные мною от сестричек, в холодильник и, сварганив себе быстрый завтрак из чая с лимоном и бутербродов с сыром, помчался в школу, радуясь, что сегодня пятница, и завтра — выходной.

Школа-школа… Лисёнок миновал въезд, под моментально взлетевшим вверх шлагбаумом. Охранник сегодня был другой, но… вот, что пропуск животворящий делает!

Запарковав рыжего рядом всё с тем же гигантским джипом, принадлежащим некоему Комарову, я сложил свои мотоциклетные причиндалы в рюкзак и, тут же, не сходя с места, облачился в «уставной» френч. Вот, теперь я готов к труду и обороне. Где этот булыжник науки, подать сюда, я его грызть буду!

— Кирилл! — я покрутил головой и, заметив шагающую в мою сторону сестру, демонстративно постучал по браслету… левому. Дескать, время-время, цигель-цигель ай-лю-лю…

Не, не понимает. Подхватила под руку и повлекла меня несчастного, в холодные подва… а, собственно, куда это меня так вежливо тащат? И с какого перепугу?

— Стоп, Мила, — влив энергию и, «вцепившись» ногами в асфальт, застыл на месте. — Куда ты меня так настойчиво ведешь?