Мой муж Одиссей Лаэртид - Олег Ивик

судах и лодчонках, не предназначенных для дальнего плавания, выходили в открытое море. Множество из них погибало, но некоторые добирались до берегов Фракии или до островов Эгейского моря и рассказывали о начинающейся на берегах Геллеспонта резне. Другие мореходы разносили эти известия по всей Ойкумене. Так я узнала о том, что Одиссей жив и благополучно высадился в Троаде.

Мне повезло больше, чем другим ахейским женам, — ведь беженцам было не до того, чтобы запоминать имена захватчиков. Но Одиссей во время высадки проявил такую смекалку, что историю эту узнали и запомнили многие. Было предсказано, что первый воин, коснувшийся троянской земли, первым падет в битве, поэтому, когда корабли приблизились к берегу, ни один из ахейцев не захотел прыгать на сушу. Возникла заминка, которая могла бы стать роковой, и тогда мой муж бросил на песок свой щит и соскочил на него. Троянской земли он не коснулся, но воины с других кораблей не заметили его уловки. Увидев, что первый ахеец уже стоит на суше, Протесилай из Фессалии прыгнул на берег — он и стал первой жертвой войны, пав от руки Гектора.

Мой муж заслужил этим поступком славу храбреца, который не испугался пророчества, — ведь мало кто видел, что он коснулся лишь собственного щита. Многие потом удивлялись, что он остался жив и, значит, предсказание не исполнилось.

Жалко Лаодамию, жену Протесилая, — они расстались сразу после свадьбы, не успев даже достроить дом, в котором собирались жить. Она долго не верила в смерть мужа, и Гермес, пожалев ее, вывел Протесилая из Аида, чтобы они могли еще раз повидаться. Но получилось только хуже: Лаодамия решила, что муж ее ожил, а когда узнала, что им надо вновь расстаться, теперь уже навсегда, покончила жизнь самоубийством.

Протесилаю

«Первый в народе» — мне выло дано роковое прозванье:

Первым я из бойцов пал во фригийской войне,

Прянув без страха отважным прыжком на Сигейскую отмель.

Ибо коварной меня ложью оплел Лаэртид,

Тот, который на брошенный шит с корабля перепрыгнул,

Чтоб не коснуться ногой страшной троянской земли.

Что ж? не эту ли смерть для меня напророчили судьбы

В час, когда отец имя младенцу давал?

Децим Магн Авсоний. Эпитафии героям, павшим в Троянской войне

Корзина 5

Как же тогда мне забыть о любимце богов Одиссее?

С жаром за все он берется, и мужествен дух его твердый

Во всевозможных трудах. И любим он Палладой-Афиной.

Гомер. Илиада

Артемида сдержала слово: после того как Ифигению зарезали на жертвеннике, войска Агамемнона благополучно прибыли в Троаду и расположились лагерем в бухте неподалеку от Трои. Война началась, но вести с Геллеспонта до нас теперь не доходили. Я слышала только, что ахейцы не стали окружать город. Собственно, он до конца войны так и не был осажден в полном смысле слова: в Трою продолжался подвоз продовольствия, в нее входили войска союзников... Все это подтверждало слова Одиссея о том, что целью ахейских вождей была не столько Троя, сколько богатые, но плохо укрепленные города на берегах и островах Геллеспонта и Пропонтиды.

С тех пор как войско Агамемнона обосновалось в бухте, плавать в этом регионе стало небезопасно — ахейцы контролировали пролив и его окрестности. И если раньше Приам лишь взымал с мореходов умеренную пошлину, то теперь опьяненные кровью ахейцы попросту грабили все корабли, которые имели неосторожность попасть в поле их зрения. Позднее, когда палатки завоевателей переполнятся добычей, греки почувствуют нужду в купцах: ведь рабы и скот — это не те ценности, которые удобно держать в военном лагере. Тогда между Троадой и Грецией наладится постоянное торговое сообщение. Большие суда начнут перевозить стада и тех рабов, что подешевле, на другой берег пролива и отгонять во Фракию и Македонию. Кроме того, многие ахейские вожди станут сами отвозить особо ценную добычу домой — благо от Трои до любого порта Эгейского моря не больше десяти дней пути даже при самом слабом попутном ветре. Но до Итаки купцы доплывают редко, а гости — еще реже, сам же Одиссей ни разу не пришлет корабля домой, и мне все десять лет войны придется довольствоваться случайными сведениями о муже. Однако поначалу известий не было вовсе.

На Итаке жизнь постепенно вошла в свою колею. Одиссей все время был рядом со мной — в моих мыслях, моих неутоленных желаниях, моих снах, и я страшно мучилась и тосковала по нему, особенно в первое время. Но внешне все выглядело благополучно. Казалось, ничто не изменилось на острове. Итакийцы жили без царя примерно так же, как и при царе, а все спорные вопросы разрешал совет старейшин. Во дворце, как и раньше, всем распоряжалась Антиклея, ей помогали Евриклея с Евриномой, и у меня даже не особо прибавилось хлопот. Лаэрт окончательно переселился в сад и там прекрасно управлялся без нас. Иногда к нам заглядывал Ментор, которому Одиссей поручил приглядывать за домом, где теперь обитали одни женщины, — он убеждался, что у нас все в порядке, выпивал со мной чашу вина и уходил восвояси.

Полей на Итаке почти нет, и зерно нам поставляют с материка в обмен на мясо, сыры и шерсть. Там, напротив Итаки, пасутся наши стада коров, свиней, овец и коз — за ними ухаживают рабы под надзором старшего пастуха Филойтия. Эти пастбища, хотя и принадлежат Одиссею, считаются землями Акарнании — в ней правят мой отец и братья; их люди присматривают за тем, чтобы наши пастухи не воровали, честно вели торговлю и отправляли на Итаку корабли с выменянным зерном и прочими товарами. Собственно, мои родичи и являются нашими главными покупателями. Поэтому мне не было необходимости наведываться на материк в отсутствие Одиссея. Да Антиклея и не пустила бы меня. Как-то раз я заикнулась, что хочу повидать родителей, а заодно и проверить наши стада, но она стала вздыхать и охать, говорить про опасности морского путешествия и про то, как легко молодая жена отсутствующего мужа может стать жертвою сплетен. Кроме того, у меня не было корабля, а уж Антиклея