Звезды Берега - Екатерина Витальевна Белецкая

разумеется… а что ещё? Рыбы, драконы? Да, да, и рыбы, и драконы, и еще много чего, так прямо сразу всего и не расскажешь…

Люди на Берегу знают о том, что вы делаете? Только там, где мы живем. Для остальных мы — по большей части спортсмены. Например, есть воздушные регаты, гонки на тех же рыбах, а еще мы устраиваем соревнования на самолетах, когда вы освоитесь, попробуйте принять участие; это очень красивое зрелище, Пропащие всегда транслируют такие соревнования на весь Берег… может, и не на весь, но много где. Как спортсменов нас знают гораздо лучше, а то, что мы воюем — мы и сами стараемся не афишировать. В отличие от большинства мы гораздо лучше понимаем, что к чему, поэтому всем подряд рассказывать о том, чем мы заняты, не хотим. Все, кто здесь находятся, стоят на пороге вечного покоя, или перерождения, или перехода — кто как. И мы считаем, что не нужно им подробно знать, что место это может быть хоть сколько, но опасным, что их предвечная жизнь может оборваться не по их воле, а так же, как оборвалась та, которой они жили раньше. Конечно, мы знаем! А как же! Странно, что вы знаете, но — ладно, все уже поняли, что вы необычные.

Понимаете, мы жалеем их. Если некто попал на Берег, значит, с ним и так уже произошло много плохого. Да, с нами тоже, мы не спорим. Но волею случая нам дано пусть и ненамного, но больше, чем другим, а сила и знание предполагают великодушие, не правда ли? Ты идешь по улице Золотой бухты, и видишь милую, добрую женщину; ты понимаешь, что женщина эта прошла непростой путь, что ей пришлось тяжко, ей было больно, ей было плохо. Неужели она не заслужила тут, на Берегу, понежиться на пляже, погладить любимую кошку, съесть вкусный ужин, и лечь спать, будучи уверенной, что ее не поглотит тьма, не сожрет дракон, и не схватят против её воли чёрные? Когда она поймет, пусть и несознательно, что её путь здесь окончен, она уйдет дальше, но время, проведенное ею на Берегу — это её время, и оно должно быть хорошим и добрым. Берег лечит практически любые раны, учит думать, понимать — так, как это доступно каждому, кто пришел сюда. Да, верно, плохой может стать хорошим, совсем плохой — осознать ошибки, а добрый просто получит по заслугам то, что должен получить. Всё предельно просто, и мы, пилоты, всего лишь защитники этой нехитрой модели — то, что мы делаем, мы делаем с одной лишь целью: оградить Берег от того, что ему не нужно.

Мы, пилоты, на чем бы мы ни летали, считаем, что нам повезло. Конечно, повезло! Это прекрасная и ответственная миссия, самая лучшая, которую только можно придумать — мы охраняем покой, равновесие. Мы не знаем, за что нам этот дар, можем только догадываться.

И за что же?

Каждый из нас в той жизни мечтал летать. И ни у кого не сбылось. Пропащие… ну да, информацию про себя можно получить у Пропащих, они всё про всех знают; так вот, все мы, все, до единого, хотели летать — и Берег дал нам то, о чём мы мечтали больше всего на свете.

Полёт.

Да. Да, да, да, да, да.

Мы счастливы.

* * *

Домой вернулись за полночь, судя по новым часам, и сразу потащились в спальню на втором этаже. Скрипач пожаловался, что в голове у него шумит от выпитого за вечер пива, Ит понял, что отсыпаться они будут, как минимум, до полудня, и предложил всё же попросить у Фиолетового занавески, потому что спать при свете не хотелось категорически. Наконец, легли, но, против ожидания, сразу уснуть не получилось — захотелось поговорить.

— Ветер сказал, что они все мечтали летать, — заметил Скрипач, аккуратно вытаскивая у Ита из-под головы подушки, и пристраивая её себе под спину. — Но мы-то тут каким боком?.. У нас сколько часов только на ИЛ-ах налетано, не считая всего остального?

— До фига, — подтвердил Ит, забирая подушку обратно. — Чего ты у меня опять стащил? Своей нет, что ли?

— Ох, прости. Наверное, задумался, — ответил Скрипач, машинально придерживая подушку за уголок. — То есть мы, получается, в эту компанию не очень вписываемся, не находишь?

— Это как посмотреть, — возразил Ит. — Летали мы много, но… знаешь, мне кажется, что тут есть один момент, который ты сейчас упустил. Свобода воли. Там у нас её всё-таки не было, согласись. Тут получается гораздо больше.

— Спорно, — возразил Скрипач. — Тут, как я понял, мы тоже должны и вылетать по тревоге, и выполнять задания. Может быть, разница будет заметна потом? Уже в небе? Пока что я особой разницы не вижу. И там подневольные, и тут тоже.

Ит задумался. Лёг, сунул под голову отвоеванную подушку.

— Слушай, вот скажи, у тебя было ощущение нашей неоспоримой правоты в том, что мы делали раньше? — спросил он. — Была официалка. Была куча разных заданий, причем в летчики мы подались… напомнить тебе причину?

— Берта. Терра-ноль, — тут же отозвался Скрипач. — Хоть кем, но туда.

— Верно, — кивнул Ит. — А здесь всё выглядит, согласись, несколько иначе. То, что мы оказались тут, именно в этом месте и именно в этом качестве — наш с тобой подсознательный добровольный выбор.

— Ага, точно. Еще вспомни Сэфес, и то, как Пятый с Лином добровольный выбор совершили… когда за ними эрсай на катере приперся и со скалы снял. «Вы идете в Контроль, возражения не принимаются».

— Он этого не говорил, — тут же возразил Ит.

— Неважно, — отмахнулся Скрипач. — Всё равно, это добровольным выбором не было. Взяли за руку и отвели. Так вот, я о чём, собственно. У меня ощущения того, что мы на сто процентов правы, не было.

— У меня было, но исчезающее редко. Например, когда речь шла о Карающем Молоте, — напомнил Ит. — В основном — не было.

— Ну с ними — да, тут я не спорю. В других случаях… знаешь, я не испытывал радости от того, что делал, — констатировал Скрипач. — Порой мне было тошно. Порой я рвать и метать был готов от бессилия. Не знаю, как ты, но я понимал, что делается всё неправильно. Что можно иначе.