Смертницы - Тесс Герритсен

– То есть… все дело в шипучих напитках?

– Нет. Это гораздо хуже. – Он придвинулся ближе. – На этот раз мы наконец прижали их, детектив. У нас есть свидетель и есть доказательства. Теперь к нам приковано внимание всей страны. Вот чем мы их напугали. Вот почему они хотят нашей смерти. Как бы вы поступили, детектив?

– В каком смысле? Я все еще не понимаю, о чем речь.

– Если бы вы узнали о преступлении, совершенном членами нашего правительства. И о том, что оно осталось безнаказанным. Что бы вы предприняли?

– Очень просто. Я бы взялась за работу. Как всегда.

– Вы бы добились соблюдения закона?

– Да.

– Независимо от того, кто встанет у вас на пути?

– А кто может остановить меня?

– Вы не знаете этих людей. Не знаете, на что они способны.

Джейн напряглась, когда подступила очередная схватка, невидимой рукой стиснув матку. Она снова почувствовала, как доктор Тэм взяла ее за руку, и в ответ сжала ладонь врача. И вдруг все поплыло у нее перед глазами от дикой боли, и уже невозможно было сдержать мучительный стон. «О господи, чему же учили на курсах по методике Ламаза?» Она все забыла.

– Очистительное дыхание, – пробормотала доктор Тэм. – Сосредоточься.

«Ах, ну да! – Джейн вспомнила. – Сделай вдох. Сосредоточься на какой-нибудь точке». Эти сумасшедшие не станут стрелять в нее прямо сейчас. Ей просто нужно перетерпеть эту боль. «Дыши и сосредоточивайся. Дыши и сосредоточивайся…»

Алена подошла ближе, и вдруг ее лицо приблизилось почти вплотную к лицу Джейн.

– Посмотрите на меня, – сказала Алена и показала на свои глаза. – Смотрите сюда, прямо на меня. Скоро все пройдет.

«Не могу поверить. Сумасшедшая хочет стать моим инструктором!»

Джейн дышала тем тяжелее, чем сильнее становилась боль. Алена сидела напротив нее, не отводя глаз. Холодная голубая вода. Вот что они напомнили Джейн. Воду. Чистую и спокойную. Застывшую гладь пруда.

– Хорошо, – пробормотала женщина. – Вы все хорошо делаете.

Джейн вздохнула с облегчением и снова откинулась на подушки. Пот струился по ее щеке. Еще пять блаженных минут, чтобы прийти в себя. Она подумала обо всех рожавших женщинах, вспомнила и свою мать, которая тридцать четыре года назад жаркой летней ночью страдала, производя на свет Джейн. «Я никогда не думала о том, что ты вынесла. Теперь я понимаю. Это цена, которую женщины вынуждены платить за каждого рожденного ребенка».

– Кому вы доверяете, детектив Риццоли? – снова заговорил с ней Джо.

Джейн подняла голову, еще не совсем понимая, чего от нее хотят.

– Должен быть человек, которому вы доверяете, – сказал он. – Кто-нибудь из ваших коллег. Тоже коп. Например, ваш напарник.

Она слабо покачала головой:

– Я не понимаю, о чем вы.

– А если я приставлю пистолет к вашей голове?

Она оцепенела, когда Джо вдруг поднял пистолет и приставил дуло к ее виску. Риццоли слышала, как охнула администратор. Почувствовала, как отшатнулись в сторону заложники, сидевшие по бокам.

– А теперь скажите, – потребовал Джо холодным, рассудительным тоном. – Есть человек, который ради вас подставил бы свой лоб под пулю?

– Зачем вы это делаете? – прошептала она.

– Я просто спрашиваю. Кто бы рискнул своей жизнью ради вас? Кому бы вы доверили свою жизнь?

Она уставилась на руку, сжимавшую пистолет, и подумала: «Это проверка. Но я не знаю ответа. Не знаю, что он хочет услышать от меня».

– Скажите, детектив. Есть человек, которому вы безгранично верите?

– Габриэль… – Она сглотнула. – Мой муж. Я доверяю своему мужу.

– Я не имею в виду вашу семью. Я говорю о человеке с такой же корочкой, как у вас. Мне нужен кристально чистый человек. Тот, кто выполнит свой долг.

– Почему вы спрашиваете?

– Отвечайте на вопрос!

– Я уже сказала вам. Я дала ответ.

– Вы сказали, это ваш муж.

– Да!

– Он полицейский?

– Нет, он… – Она запнулась.

– Кто он?

Джейн выпрямилась. И посмотрела теперь уже не на пистолет, а прямо в глаза человеку, который держал его.

– Он агент ФБР, – сказала она.

Некоторое время Джо молча смотрел на нее. Потом перевел взгляд на свою напарницу.

– Это меняет дело, – произнес он.

17

Мила

У нас появилась новенькая.

Сегодня утром к дому подкатил фургон, и мужчины внесли ее в нашу комнату. Весь день она отсыпалась на Алениной койке, отходила от таблеток, которыми ее напичкали перед поездкой. Мы все разглядываем ее – лицо у нее бледное, будто высеченное из полупрозрачного мрамора, и совсем не похоже на живое. Дышит она еле слышно, но, когда выдыхает, прядка ее светлых волос приходит в движение. У нее маленькие руки – совсем кукольные, думаю я, разглядывая кулачок и большой палец, прижатый к губам. Даже когда в комнату заходит Мамаша, девушка не шевелится.

– Разбудите ее, – приказывает Мамаша.

– Сколько ей лет? – спрашивает Алена.

– Я же сказала, разбудите ее.

– Она совсем ребенок. Сколько ей? Двенадцать? Тринадцать?

– Достаточно взрослая, чтобы работать. – Мамаша подходит к кушетке и трясет девушку. – Вставай! – рявкает она, срывая одеяло. – Слишком долго спишь.

Девушка вздрагивает и переворачивается на спину. И вот тогда я замечаю синяки на ее предплечье. Она открывает глаза, видит нас, склонившихся над ней, и в тот же миг ее хрупкое тельце напрягается в испуге.

– Не заставляй его ждать, – говорит Мамаша.

Мы слышим, как к дому подъезжает машина. Уже стемнело, и, выглянув в окно, я вижу свет фар, мерцающий за деревьями. Хрустя колесами по гравию, машина тормозит во дворе. Первый вечерний клиент, с ужасом думаю я, но Мамаша даже не смотрит на нас. Она хватает новенькую за руку и стаскивает с кровати. Полусонная девушка, пошатываясь, бредет за ней следом.

– Откуда они взяли такую малявку? – шепчет Катя.

Мы слышим звонок в дверь. Мы привыкли вздрагивать от этого звука, возвещающего о прибытии очередного мучителя. Мы замираем, прислушиваясь к голосам внизу. Мамаша приветствует клиента по-английски. Мужчина немногословен. Потом на лестнице раздаются его тяжелые шаги, и мы пятимся от двери. Он проходит мимо нашей комнаты и идет дальше по коридору.

Снизу доносится протестующий вопль девушки. Мы слышим звук пощечины, всхлипывание. И вновь шаги по лестнице – это Мамаша тащит девушку в комнату клиента. Хлопает дверь, и Мамаша уходит, оставляя девочку с мужчиной.

– Сука! – бормочет Алена. – Гореть ей в аду.

Но, по крайней мере, сегодня мне не придется страдать. От этой мысли мне сразу становится стыдно. И все-таки я не могу от нее отделаться. Пусть лучше она, чем я. Я подхожу к окну и устремляю взгляд в ночь, в темноту, которая не видит моего стыда. Катя натягивает на голову одеяло. Мы все пытаемся не слушать, но даже закрытая дверь не заглушает девичьих криков, и мы можем себе представить, что он сейчас с ней делает, потому что сами прошли через это. Меняются только лица мужчин; боль, которую они причиняют, неизменна.

Когда все кончено и крики смолкают, мы слышим, как мужчина спускается по лестнице и выходит из дома. Я вздыхаю с облегчением. Больше не надо, думаю я. Пожалуйста, пусть сегодня больше не будет клиентов.

Мамаша поднимается по лестнице, чтобы привести девушку назад, и надолго воцаряется тишина. И вдруг Мамаша опять проносится мимо нашей двери и снова бежит вниз по лестнице. Мы слышим, как она говорит с кем-то по мобильному телефону. Голос тихий, но взволнованный. Я смотрю на Алену; интересно, поняла ли она, в чем дело. Но Алена не смотрит на меня. Она сидит на своей койке, ссутулившись и сжав руки в кулаки. За окном что-то порхает и кружится, словно белые мотыльки.

Начинается снегопад.

Девушка нам не подошла. Она расцарапала клиенту лицо, и он разозлился. Такая не годится для дела, поэтому ее отослали обратно на Украину. Так сказала нам Мамаша вчера вечером, когда новенькая не вернулась в комнату.

По крайней мере, так нам объяснили.

– Может, это и правда, – говорю я, и облачко пара вырывается из моего рта. Мы с Аленой опять сидим на крыше. Сегодня ночью кровля искрится под лунным светом, словно глазурь. Вчера ночью шел снег, и землю покрыл почти сантиметровый слой, но и этого достаточно, чтобы вспомнить о доме. У нас снег лежит неделями. Я радуюсь тому, что снова вижу звезды и что могу делить это небо с Аленой. Сегодня мы вытащили оба одеяла и уселись, прижавшись друг к другу.

– Неужели ты, дурочка, и впрямь в это веришь? – удивляется Алена. Она закуривает последнюю сигарету из пачки, которую украла на яхте, и смакует ее, выпуская дым в небо, словно благодарит небеса за ниспосланный табак.

– А почему ты не веришь?

– Они могут продать тебя в другой бордель или другому сутенеру, но никогда не отошлют домой, – смеется Алена. – Как бы то ни было, я не верю ни одному слову этой старой шлюхи. Да и можно ли ей верить? Она ведь сама мошенничала сто лет назад. Когда еще не была жирной коровой.