Блез Паскаль. Его жизнь, научная и философская деятельность - Михаил Филиппов

Второе совершенство в языке его – простота. “Надо быть, насколько возможно, простым и естественным; ничего не преуменьшать и не преувеличивать”. “Надо писать, как говоришь”. Очень высоко ценит он “Мысли, рожденные в обыкновенных житейских разговорах”. “Когда язык совершенно естествен, то читатель удивлен и восхищен, потому что думал найти писателя, а нашел человека”.

Третье совершенство – точность. “Некоторые Мысли Паскаль переделывал от восьми до десяти раз, хотя уже и в первый раз они выражены так, что всякому другому могли бы казаться совершенством”. Надо видеть фототипии с рукописи Мыслей, чтобы понять, как бесконечны усилия Паскаля в поисках точности.

Четвертое совершенство – порядок слов. “Тот же мяч в игре, но один его кидает лучше другого; те же в речи слова, но действие их различно, смотря по тому, в каком порядке расположены слова”.

Пятое совершенство – вкрадчивость. Надо не доказывать, а внушать: “Надо делать на своем собственном сердце опыт того, что хочешь сказать, так, чтобы слушатель вынужден был сдаться”.

Шестое совершенство – соединение страсти с мыслью. Лучше всего знающая Паскаля Жаккелина ждет всегда “великих крайностей от его кипящего сердца”. “Спорит он всегда так горячо, как будто сердится на всех и ругается”. Страстно чувствовать умеют все, но только очень немногие умеют страстно мыслить, как Паскаль. Исступление отвлеченнейшей и, как будто, холоднейшей мысли у него подобно исступлению страсти; чем отвлеченнее, тем страстнее, огненней. Как руку на морозе обжигает схваченное железо, так иногда отвлеченнейшие мысли Паскаля обжигают сердце.

И, наконец, седьмое и главное совершенство в языке его – постоянное присутствие “антиномического”, “противоположно согласного”. В каждой капле морской воды чувствуется соль; в каждом слове Паскаля слышится “противоположно-согласное” (не вскрытая Троичность). Может быть, он только “собиратель ракушек”, но на таких берегах, где чувствуется постоянный запах Божественной Соли – неземное дыхание Трех. Этим язык Паскаля напоминает больше всего Евангелие, насколько язык человеческий может напоминать Божественный.

“Он писал только для себя одного”, – говорит Этьен Перье в “Предисловии к Мыслям”. Так оно и есть: в самых глубоких мыслях Паскаль как будто забывает, что пишет Апологию, и что кто-то будет его читать, – забывает все и остается наедине с самим собой и с Богом. В этом необычайность и единственность Мыслей: кажется, в таком уединении с Богом и с самим собой не был никто из людей.

Плачущий и утешающий, пророческий хор Океанид и Скованный Прометей – Мысли Паскаля и Человечество. Это больше, чем книга; это вечно кровью сочащаяся рана в сердце человечества.

4

“Паскаль проходит всего человека, чтобы дойти до Бога”. Вот почему Апология, защита христианства, начинается у него с Антропологии, человековедения. В несомненнейшей для всех людей очевидности – в их бесконечном несчастии – Паскаль находит первую, незыблемую точку всей своей Апологии.

“Кто увидит себя между двумя безднами – небытия и бесконечности, – ужаснется”. “Я знаю только одно, – что скоро умру; но что такое эта неизбежная смерть, я не знаю”. “Как бы ни была хороша комедия, ее последнее действие всегда кровавое. Кинут щепотку земли на голову, и это уже навсегда”. “Между нами и адом или небом – только жизнь – самое хрупкое из всего, что есть в мире”. “В пропасть люди бегут, что-нибудь держа перед глазами, чтобы не видеть пропасти”. Это мешающее видеть Паскаль отнимает от глаз человека, чтобы остановить его на краю пропасти.

“Есть что-то непонятное и чудовищное в чувствительности людей к ничтожнейшим делам и в совершенной бесчувственности к делам величайшим. Точно заколдованные какой-то всемогущею силою, погружены они в сверхъестественный сон”. “Множество людей, осужденных на смерть, закованы в цепи, и каждый день одних убивают на глазах у других, а те, кто остается в живых, смотрят друг на друга с отчаянием и ждут своей очереди”. “Этот человек в тюрьме не знает, постановлен ли над ним смертный приговор, но знает, что ему остается только один час, чтобы это узнать, и что этого часа довольно, чтобы отменить приговор; но вместо того, чтобы воспользоваться этим часом, он играет в карты. Таков сверхъестественный сон людей; это отяготение руки Божией на них”. “Видя немоту всего мира, видя человека, лишенного света, покинутого на самого себя в самом глухом углу мира, не знающего, кто и зачем бросил его туда, – я ужасаюсь, как перенесенный, во время сна, на пустынный и страшный остров, человек, который проснулся, не зная, где он, и не имея возможности спастись с этого острова”.

Паскалю в Апологии нужен человек последнего отчаяния, накануне самоубийства. “Вместо того, чтобы выбрать какую-нибудь веру, он (безбожник) решает себя убить”. Мелькала ли мысль о самоубийстве у самого Паскаля? Сделал ли он и этот страшный “опыт на своем собственном сердце”?

5

Люди, соединенные в общества, народы, государства, так же безумны и несчастны, такие же заколдованные, погруженные в “сверхъестественный сон”, как всякий человек в отдельности.

“Люди естественно ненавидят друг друга”. “Каждое человеческое “я” хотело бы поработить все остальные”. “Каждый человек – все для самого себя, потому что, когда он умирает, то для него умирает все; вот почему каждый хочет быть всем для всех”. “Люди заставляют служить похоть общему благу; но это только – лицемерие и ложный образ любви, а на самом деле, ненависть… Злое в человеке начало этим не истреблено, а только прикрыто”. “Все в мире есть похоть чувственности, похоть знания или похоть власти. Горе проклятой земле, которая этими тремя огненными реками не орошается, а воспламеняется!.. Эти реки текут и падают, и увлекают все”.

Паскаль обличает ложь и бессмыслицу человеческих законов. “Нет ничего справедливого и несправедливого, что не изменялось бы с изменением климата. Только три градуса широты опрокидывают законодательство; меридиан решает истину… Жалкая справедливость, ограниченная рекою! Истина – по сию сторону Пиренеев, а по ту – ложь”. “Что может быть нелепее того, чтобы человек имел право меня убить только потому, что живет на том берегу реки и что его государь поссорился с моим?” “За что вы меня убиваете? – Как за что? Разве вы не живете на том берегу? Если бы вы жили на этом, я был бы убийцей… а теперь я – доблестный воин”.

Сила закона зависит не только от пространства, но и от времени. “Кража, кровосмешение, детоубийство, отцеубийство, – все некогда считалось добродетелью”. “Кто пристальнее вглядится в основание законов, тот найдет его таким слабым, что, если не привык к чудесам человеческого воображения, то удивится, что и одного века достаточно, чтобы сделать закон достойным уважения. Все искусство основывать и разрушать государства заключается в том, чтобы нарушать установленные обычаи, исследуя их в источнике и показывая в них недостаток власти и справедливости”.