Эпоха мёртвых. Москва - Андрей Круз

Ехать пришлось совсем недалеко, минут пять. Машина вплотную подъехала к двери подъезда старой панельной двенадцатиэтажки. Он подал её задом почти к самым дверям подъезда, вышел из-за руля, распахнул задние дверцы фургона, снова подал назад, вплотную прижав кузов к стальному листу, прикрывающему вход в подъезд.

Он размотал цепь, прижимающую стальной лист к дверям подъезда, сдвинул его в сторону, открыв безопасный проход. Они вдвоём через кабину и кузов машины пробрались в здание, а затем начали перегружать в подъезд коробки с добычей. Она взялась ему помогать, на что он ей не сказал ничего, даже не кивнул.

Он жил в квартире на самом верхнем этаже, и таскать коробки пешком туда было тяжело. Хотя он, несмотря на худобу, проделывал это легко, и она даже поразилась, сколько силы кроется в этом тощем мрачном парне. Самой ей не хватало сил для того, чтобы нести целый ящик консервов, поэтому он поручил ей таскать запаянные по шесть штук в полиэтилен блоки бутылок с минеральной водой.

Так, часа за три, как ей показалось, они перенесли к нему в квартиру всё, что он привёз. Он даже не выглядел уставшим, к её удивлению, как ей показалось, он даже не вспотел. После того, как последний картонный ящик улёгся на своё место в и без того не малом штабеле, он подозвал её, быстро, почти равнодушно раздел, оглядел с ног до головы, как будто размышляя, что это ещё за товар такой, который он привёз из разграбленного магазина.

Товар был неплох. Она не считала себя красавицей, зато знала, что у неё идеальное тело. И это была чистая правда. Даже многочисленные веснушки не портили впечатления. Судя по всему, ему тоже понравилось. Он наклонил её у кухонного стола и быстро ею овладел, как-то механически и равнодушно. Но она поняла его правильно — это не был секс, это был акт социального порядка. Ей указали её место в иерархии, и она не имела ничего против.

Затем, прихватив две бутылки сухого вина, они поднялись на крышу здания, где уселись в два новеньких шезлонга, даже с не оторванными ценниками, которые он привёз из одного из своих рейдов. Было ещё прохладно, но он дал ей тёплую горнолыжную куртку, такую же новенькую, как и шезлонги, и сам накинул такую же на плечи. Так они и сидели до темноты, попивая вино и разглядывая мёртвый город, раскинувшийся перед ними.

Затем они спустились в квартиру и он, без всякой видимой причины, после того как она разделась, довольно сильно избил её ремнём. Но она совсем не обиделась, признав за ним право распоряжаться как её судьбой, так и её телом.

Ещё из его поведения и нескольких фраз она поняла, что он не любит и никогда не любил людей, и только сейчас ему наконец удалось избавиться от их общества. Он всю жизнь мечтал об одиночестве и сейчас наконец его добился. Она же одиночества этого не нарушала, а скорее дополняла и подчёркивала его. Как так получалось, она объяснить не могла, но знала, что права. Эта истина открылась ей в первую ночь. По ночам он был страстен и удивительно нежен с ней. Они засыпали уже под утро, утомлённые, на смятых и скомканных простынях, но так и не сказав друг другу ни единого слова.

Каждое утро он не меньше часа молотил большой кожаный мешок руками и ногами, а на второй день её пребывания в доме заставил и её повторять всё за ним. И у неё неплохо получалось.

С утра они выезжали на фургоне в город, привозили из поездок продукты, книги, очень много книг, самых разных, одежду. У него в квартире оказался собран целый арсенал всевозможного оружия, и он не говорил ей, откуда оно взялось, а она и не спрашивала, хоть и понимала, что никто ему его не дарил. Он научил её пользоваться молотком для уничтожения зомби, и после первых двух удачных попыток ей даже понравилось. Напоминало какую-то игру, правда, непонятно, какую именно. Научил добывать бензин из брошенных машин, просто пробивая стенку бака стальной трубкой с надетым на неё шлангом. Многому научил.

Они вообще очень мало разговаривали, произнося несколько бытовых фраз в течение дня. Она не спрашивала его, куда делись все жильцы этого дома, хотя и понимала, что так не бывает, чтобы он остался один на весь дом, а все остальные побросали двери в свои квартиры открытыми. К тому же возле дома было разбросано немало костяков. Она не спрашивала его, что он намерен делать в будущем. Впрочем, она не спрашивала об этом и себя.

Ей нравилась такая жизнь, безмятежное существование на остатках мёртвой цивилизации. У неё было ощущение, что они единственные живые в этом мире, и ей это нравилось. Судя по всему, ему это нравилось тоже. Им обоим нравилось то, что они существуют здесь без цели, без смысла, нравилось, что они вольны делать всё, что им взбредёт в голову — спать друг с другом, читать, сидя на крыше, в свете тусклого солнца, пить вино. Когда он пару дней назад увидел пронёсшиеся на большой скорости машины, два чёрных джипа, у него даже испортилось настроение, и он снова её избил, на что она снова совсем не обиделась. Она тоже считала, что эти ездоки нарушили их уединение на развалинах мира.

Вот и сейчас, увидев бронетранспортёры, остановившиеся на минуту возле развалин здания напротив, а затем поехавшие дальше, она расстроилась, но не потому, что он снова её изобьёт, а потому, что они снова вторглись в их жизнь. Но потом её мысли сбились на нечто более приятное. Завтра у него день рождения, она подсмотрела в его паспорте, валявшемся на столике в спальне. А послезавтра — у неё. Ему исполнится двадцать семь, а ей — пятнадцать.

Сергей Крамцов

31 марта, суббота, день

Когда наша колонна поднялась на мост возле «Войковской», нас заметили. На этот раз нас ждали и все стояли у окон. Мы связались с осаждёнными по радио, узнали, что их двадцать девять человек на десятом этаже, все собраны в одном офисе и находятся в безопасности, и ещё один человек, сторож, застрял на двенадцатом. Больше в здании никого быть не должно. По крайней мере, никто живой себя больше там не проявлял. Зато зомби проявлялись почём зря.

Была и очень плохая новость — электричество отключилось. Судя по всему, накрылась подстанция, потому что в двух кварталах отсюда электричество было, там мигала невыключенная вывеска над магазином или кафе. А нам придётся пользоваться фонарями и светом из окон. Хорошо, что достаточно рано приехали, успели до наступления сумерек.

Соловьёв начал спешно формировать штурмовые группы из числа людей, вооружённых автоматами. Таких в каждом десанте было трое, считая командира машины, и ещё двое сидели в кузове «Урала». Восемь человек всего. Экипаж КШМ был укомплектован связистами, а не штурмовиками, работал по другим задачам, к тому же одного человека оттуда выделили за руль подобранной на обратной дороге «Нивы». С моста их, а точнее — нас, потому что я тоже шёл, могли поддержать огнём два снайпера и два пулемётчика с «Печенегами». А вход на мост для мертвяков с обеих сторон должны были перекрыть башенные пулемёты брони. В каждом БТР было по три запасных боекомплекта, сложенных в десантных отделениях, так что патронов должно было хватить.