Сказание о Ёсицунэ (пер. А.Стругацкого) - Unknown Unknown

В тот же день он достиг почтовой станции Сакау. В той земле местность, именуемая Итиномия, была владением Кадзивары, и Кадзивара Кагэтоки загодя послал своего старшего сына Гэнду, дабы он с подобающей заботой и учтивостью приготовил для Тосабо ночлег, всё привёл в порядок и вычистил, а также передал в дар двух коней, каурого и серого, под сёдлами с серебряной отделкой. На этих коней Тосабо тоже нацепил сидэ, чтобы и они принимались за подношения богам. А затем дни сменялись ночами, ночи сменялись днями, и на девятый день достиг Тосабо столицы.

– Солнце ещё высоко, – сказал он. – До заката подождём в предместьях Синомиягавара или Содэкурабэ.

Там свой отряд в девяносто три человека он разделил на два и, как стемнело, во главе пятидесяти шести вступил в город, словно бы прямо с дороги; остальные двинулись следом, несколько приотстав. Они прошли по улице перед храмом Гион, переправились через Камо по мосту Четвёртого проспекта и стали спускаться на юг по улице Хигаси-но Тоин. Тут надобно сказать, что был среди приближённых Судьи Ёсицунэ некий Эда Гэндзо, уроженец Синано. Он навещал одну даму, жившую близ перекрёстка Пятого проспекта и проспекта Токёгоку, и вот, направляясь к ней из дворца Хорикава, где располагался его господин, он на Хигаси-но Тоин прямо, что называется, носом упёрся в процессию паломников. В тени домов было темновато, и поначалу он разглядел только, что идут они через столицу на поклонение в Кумано. «Любопытно знать, откуда это они?» – подумал он, пропуская мимо себя передние ряды, а когда увидел задние, то вдруг узнал Тосабо из Никайдо. «С чего это Тосабо в такое студёное время, да ещё с такой силой людей, вздумал молиться в Кумано? – удивился он. – Хорошо бы его спросить, а то ведь у нашего господина с Камакурским Правителем всё время нелады. Только ведь правду он мне всё равно не скажет. Может, надобно исхитриться и с видом первого встречного заговорить с носильщиками?» Всё вышло, как он хотел: с ним поравнялся второй отряд, и у него спросили:

– Как здесь добраться до Ворот Шестого проспекта и Масляного переулка Абуракодзи?

Он объяснил: так-де и так. Затем, увязавшись за ними, задал вопрос:

– Кто и откуда ваш хозяин?

– Господин Тосабо из Никайдо, что в провинции Сагами, – ответили ему.

Тут шедший позади увалень проворчал:

– Вот говорят, что мужчине надо хоть раз в жизни полюбоваться столицей. Да ведь это хорошо, если входишь в столицу средь бела дня, а мы зачем-то остановились в дороге, ждали вечера. Слуг с собой ведём, груз на себе тащим. А на улицах-то темно.

Кто-то отозвался на это:

– Не терпится ему. Целый день впереди, вот и насмотришься.

И тогда ещё кто-то сказал:

– Эх, господа хорошие, спокойной жизни осталась здесь одна лишь нынешняя ночь. Завтра начнётся то самое дело, будет великая буча! Страшно даже подумать о том, что станется с нами самими.

Гэндзо, слушая это, шёл за ними, не отставая, а затем завёл такой разговор:

– Я ведь тоже родом из Сагами. Правда, живу в столице при господине, однако же приятно поговорить с земляками.

Так он схитрил, и ему ответили:

– Земляк, говоришь? Тогда слушай, что мы тебе скажем. Пришли мы сюда с карательным поручением убить меньшего брата Камакурского Правителя, Судью Куро Ёсицунэ. Только никому об этом ни слова!

Услышав такое, Эда Гэндзо забыл о своих делах, бегом вернулся во дворец Хорикава и доложил обо всём. Судья Ёсицунэ, нисколько не взволновавшись, произнёс:

– Что ж, удивляться тут не приходится. А ты изволь пойти к Тосабо и скажи ему вот что: «Человек, который прибывает отсюда в Восточные земли, должен прежде всего доложить Камакурскому Правителю о делах в столице. Человек же, который прибывает из Восточных земель сюда, должен прежде всего предстать передо мною и доложить о тамошних делах. Твоё промедление есть дерзость и невежество. Явись тотчас». И, сказавши это, сразу веди его сюда.

Эда Гэндзо послушно отправился на перекрёсток Ворот Шестого проспекта и Масляного переулка, где остановился Тосабо. Там уже расседлали всех лошадей и мыли им ноги, и человек пятьдесят-шестьдесят воинов, рассевшись рядами, о чём-то, видимо, совещались тихими голосами. Сам же Тосабо, облачённый в бледно-голубой кафтан с пурпурным исподом, возлежал, опираясь локтем на подушку.

Когда Эда Гэндзо изложил, что было приказано, Тосабо пустился в объяснения:

– Я совершаю паломничество в храмы Кумано от имени господина моего Камакурского Правителя. Докладывать мне не о чем, но я всё равно намеревался предстать перед наместником немедленно, да вот беда: в пути слегка простыл, решил за ночь подлечиться и предстать уже завтра, а сейчас послать к наместнику сына, да тут как раз вы и явились. Благоволите передать мои почтительнейшие извинения.

И с тем Эда Гэндзо вернулся во дворец и доложил обо всём.

Обыкновенно Судья Ёсицунэ избегал обращаться со своими кэраями грубо, но на этот раз он страшно разозлился.

– Так дело не делают! – произнёс он. – Это робость твоя дала Тосабо извернуться! Таким ли недотёпам служить мне с оружием в руках? Убирайся отсюда прочь и впредь не попадайся мне на глаза!

Опозоренный Гэндзо собрался было домой, но тут же подумал: трусостью будет, выслушав такое, удалиться в далёкий свой дом. И он остался поблизости.

Между тем Мусасибо Бэнкэй ещё раньше ушёл из дворца с середины застолья к себе в жилище, а теперь, обеспокоившись, что рядом с господином никого не осталось – не ровен час! – снова к нему вернулся. Увидев его, Судья Ёсицунэ сказал:

– Хвалю, что явился. Здесь получилась скверная штука. Я послал за Тосабо этого растяпу Гэндзо, там его обвели вокруг пальца, и с тем он предстал передо мной. Я сделал ему нагоняй, куда он девался – не знаю, а теперь обращаюсь к тебе: приведи мне тотчас Тосабо.

– Будет исполнено, – ответил Бэнкэй. – Только надо было с самого начала послать меня.

Он повернулся, чтобы идти. Судья Ёсицунэ сказал:

– Не взять ли тебе с собой кого-либо из воинов?

– Если при мне будут воины, там сразу почуют недоброе, – отозвался Бэнкэй. – Нет, я пойду один.

Поверх повседневной одежды он облачился в чёрный кожаный панцирь, надвинул на голову шлем с пятирядным нашейником «кабанья холка», подвесил к поясу меч длиной в четыре сяку и четыре суна, а стрел умышленно не взял. Затем он оседлал Огуро, самого драгоценного из коней Судьи Ёсицунэ, и в сопровождении одного лишь слуги отправился к Тосабо.

Во внутреннем дворе он подъехал к краю веранды, непринуждённо соскочил с коня прямо на веранду и рывком поднял штору. И что же? Там, в гостиной, Тосабо и его дружинники числом до семи или восьми десятков, расположившись рядами, держали совет о ночном нападении. Бэнкэй без всяких приветствий зашагал прямо через это множество воинов к заглавному месту, где восседал Тосабо, и бесцеремонно рядом уселся, задев оторочкой панциря. Он окинул взглядом гостиную, а затем уставился на Тосабо.

– От кого там или чьего бы ты имени ни был, – сказал он, – изволь незамедлительно явиться во дворец Хорикава и доложить о делах в Восточных землях. То, что ты до сих пор не явился, – дерзость и невежество.

Тосабо попытался объясниться, но Бэнкэй говорить ему не дал.

– Господин мой несколько выпил, – сказал он. – Смотри, как бы он не испортил тебе настроение. Пошли, пошли!

С этими словами он потянул Тосабо за руку и заставил подняться на ноги. Тут все воины переменились в лице, и, если бы Тосабо проявил решимость, они тут же ринулись бы к нему на помощь. Но Тосабо был напуган и смог лишь пробормотать в ответ:

– Да, я уже иду.

А у воинов недостало духа что-либо сделать.

– Прошу немного подождать, – сказал Тосабо. – Я велю оседлать коня.

– У меня есть конь, – возразил Бэнкэй. – К чему тебе седлать своего коня, который устал с дороги? Пошли скорее, поскачем.

И хоть Тосабо был тоже из людей сильных, Бэнкэй потащил его и выставил на край веранды. Слуга Бэнкэя, сразу уразумев обстоятельства, подвёл к веранде коня. Бэнкэй обхватил Тосабо и швырком усадил в седло, сам же плюхнулся на круп. Решивши, что поручать поводья Тосабо незачем, он взял их сзади, затем задал коню плеть и стремя и поскакал во дворец Хорикава. Когда он, прискакав, доложил, Судья Ёсицунэ вышел на веранду южной стороны, подозвал Тосабо поближе и спросил, что всё это значит.

Тосабо с готовностью ответил:

– Я иду в Кумано от имени Камакурского Правителя. Намеревался посетить вас завтра чуть свет, а не собрался нынче же вечером лишь по причине лёгкой простуды, и я в отчаянии, что вынудил вас слать ко мне одного гонца за другим.

– Слышал я, что тебя прислали убить меня, – произнёс Судья Ёсицунэ. – Посмеешь ли ты отрицать это?

– Да это мне бы в голову никогда не пришло! – воскликнул Тосабо. – Меня оболгали! Ведь вы такой же мой господин, как и Камакурский Правитель, в том свидетели мне боги и будды Кумано!