Факультет патологии - Александр Минчин

– Ладно, пойдем я тебе поставлю твои два коктейля.

Я сказал, что не хочу коктейли, и отказался, потом добавил: если он хочет, он может купить их Ирке. Ирка сразу же согласилась, на что он сказал, что через его труп только. Опять она нажрется в жопу, а ее в ЦДЛ везти, а там знакомых много, и она устроит что-нибудь такое. Короче, Ирка мои коктейли не получила. Но она все равно там устроила.

Когда мы вышли из этого непонятного домика, к которому надо было идти не то через какую-то стройку, не то через пустырь или опустевшие развалины, позади улицы архитектора Щусева, Юстинов похлопал меня по плечу и сказал:

– Не переживай, Саш, я тебе твои коктейли в ЦДЛ поставлю.

Удивительная способность у человека – принизить тебя. И всю дорогу он шутил, подкалывая, что я небось и раньше играл, скрывал только, и что «дурачкам и новичкам» везет в первый раз, никак не мог пережить, пока Ирка ему не сказала:

– Успокойся, Андрюша, ты выиграл у него, а не он у тебя, я это видела.

– Ир, ты дура и ничего не понимаешь в этих делах!

Ирка вовсе не была дурой, и все на ус наматывала, и понимала многое, даже то, чего мы не понимали: что она понимает. Зато потом все выдала.

В ЦДЛ мы приехали в восемь часов вечера.

Нас сразу пропустили. Юстинов был там запанибрата от швейцара до официантки и очень этим гордился, знал всех по именам, что и его (благодаря, правда, папе, детскому сказочнику) тоже знали.

И когда швейцар чисто по-швейцарски спросил: «А это кто?» и загородил проход, он бесподобно ответил: «Это со мной», и меня пропустили. Меня немного покоробил этот швейцарско-юстиновский разговор, но я решил не обращать внимания. Все-таки пригласили в честь предсвадебного торжества.

Зал ресторана в Центральном доме литераторов правда был красивый, отделанный под старину панелями темного дерева, и лестница вела на второй этаж. Столы, покрытые снежно-белыми скатертями, были уютно и комфортно расставлены, и на них горело по маленькому абажуру, под которыми была лампочка, это придавало интим и желание хорошо покушать и подольше высидеться. Где ж еще было спрятаться бедным литераторам от рутинного жилья и жизни народа.

Юстинов где-то откопал знакомую официантку Риту, она посадила нас за свой стол и принялась обслуживать. Принесла меню, Юстинов взял его и стал читать вслух, обсуждая, хотя мы перечня не видели. Он заказывал что-то сам, ничего сказать не давая. Советовал мне, хотя я в его советах не нуждался, в результате все было как-то натянуто и не очень приятно, без удовольствия. Хотя еда была вкусная и сервирована красиво. Но когда тебе лезут поперек горла, кушать не особо хочется.

Юстинов повторял все время «Риточка, Риточка», говорил с ней о каких-то людях, мне незнакомых, но, как я понял, из писательского клана, шутил и был страшно доволен, что, вот так вот, знает ее, сидит здесь, ему подают и это вижу я. (Которому он все-таки проиграл в кегельбане…) Когда принесли счет, он внимательно покумекал и вычислил, что я должен пять рублей. Мне почему-то стало очень стыдно, я подумал, наверно, он и совался со своими советами-указаниями, что мне есть нужно, потому что боялся, вдруг ему платить придется. Благо у меня с собой были деньги, хотя совсем на другое. И когда подошла официантка, я быстро положил на тарелку двадцать пять рублей и постарался сделать вид, что ничего не сделал. Она взяла деньги и ушла. Тут же и здесь начались переговоры: да ты что, да как тебе не стыдно, да я сам заплачу и так далее. Я сделал вид, что мне выйти надо, и, сказав «ничего страшного», пошел.

Когда я вернулся, Ирка курила, обычно она это не делала при Юстинове. Перед этим она выпила в честь их свадьбы, но, кажется, немного.

– Саш, возьми, – он протягивал мне десятку, – на, платим каждый за себя сегодня.

– Успокойся, Андрюш, у вас свадьба, мне приятно.

Ирка выдохнула дым молча.

– Ира, может, ты перестанешь курить, как мужик какой-то, а не девушка.

– Мне хочется, у меня нервная система расшатана.

Она затянулась снова.

– Ира, перестань сейчас же курить, ты же знаешь, я этого не переношу.

– Выйди тогда, – спокойно ответила она.

– Ну, ты совсем обнаглела! От тебя же несет как от пепельницы.

– Тебя никто не заставляет нюхать.

– Ах ты, сука, смотри как заговорила.

– А кто тебе позволил называть меня «сука»? И вдруг Ирка заорала на весь ресторан в панелях:

– Кто тебе позволял называть меня «сука»?!

– Успокойся, Ира, сейчас же! – У него взбесились глаза, но он сдержался. Он схватил ее за руку, но она вырвалась, вскочила и побежала по ЦДЛ, – так они бежали. Он кинулся за ней. Начался шум, крики, ругательства, но для ЦДЛ это не было ново, это было обычно.

Через минуту он снова появился:

– Пойдем, Саш, поможешь, эта дура спряталась в женском туалете и не выходит оттуда.

Я встал, его десятка красного цвета оставалась лежать на столе не тронутая. Он взял ее и быстро пошел.

Около женского туалета никого не было.

– Поговори с ней, а то эта идиотка не выйдет до утра.

– Там кто-то есть еще, внутри?

– Какая разница, здесь ко всему привыкли.

– Ира, – сказала я через дверь женского туалета, – выйди, киска, мне с тобой поговорить надо.

– Этого мудака там нет? – сразу раздался ее голос.

Он замахал руками.

– Нет, он остался сидеть в ресторане. Она тут же вышла, Юстинов стал за угол.

– Кисонька, не надо начинать, я уже устал от этого, будь умница.

– Хорошо. – Она загадочно улыбнулась.

И тут Юстинов все испортил, он подскочил, схватил ее за руку и заорал, шипя:

– Ты долго, идиотка, будешь вы…ся, ты долго будешь выводить меня?

– Уйди к черту!

– Меня здесь каждый второй знает, если не первый, а ты себя как ведешь, сука?!

– Опять я «сука»! – и она завелась. – Да я в рот еб…а твой ЦДЛ и тебя вместе с ним. Мудак! – истошно завопила она и бросилась на улицу, расталкивая всех по пути. Все с любопытством смотрели на сцену, наблюдая.

Мы выскочили за ней на улицу и побежали по Герцена. Она бежала к площади Восстания. И очень быстро бежала, я еще пожалел, что теряю такого игрока для волейбола. Не добегая до восставшей площади (или площади восставших), она заскочила в проходной двор и села у стены какого-то большого кирпичного дома, а сев, сжалась как птичка.

– Уйди, Юстинов, очень тебя прошу, не то хуже будет, – выдохнула она, задыхаясь. – Скажи ему, Саш. Уйди, Юстинов, пока не поздно.

– Что ты хочешь, идиотка, что я тебе сделал? – пытался он взять прежний тон.

– Уйди, чтобы я не видела тебя! – заорала она во всю силу голосовых связок.

Я невольно оглянулся.

– Саш, ты посмотри на эту шизофреничку, она же ненормальная.

– Ах ты, сука! Это я ненормальная?! Это я шизофреничка?! – Она вскочила, держа сумку в правой руке.

– А как аборты от тебя по три раза делать, а как ногами меня в живот бить, когда беременная, а как на улицу меня без копейки денег ночью выгонять, когда тебя тошнило, что меня тошнило. Кто ж тут шизофреничкой не станет, ах ты, мудак, – и неожиданно она размахнулась и ударила Юстинова по голове этой сумкой. Потом снова, ей понравилось, и она стала бить его слева направо, чего-то крича.

И тут я открыл для себя интересную деталь: оказывается, Юстинов боялся Ирку. Она же больше играла, что боится, подыгрывала, а он бравировал этакого героя повелителя, может, так и было сначала, но теперь она уже ничего не боялась, боялся он. Это было потрясающее открытие, или открытие, потрясшее меня.

Она без остановки лупила сумкой по его голове и орала. Я бы размазал ее по стенке, если б она это сделала мне, а он только кричал: «Ира, успокойся, ты с ума сошла».

Было похоже на то. Я схватил Ирку за руку и встряхнул до основания. Наконец ей стало больно, и она опомнилась.

– Уйди, ублюдок, ненавижу. Оставьте меня все, одну, никого не хочу!

– Саш, подержи ее, пожалуйста, я поймаю такси, – и Юстинов скрылся.

Мне впервые стало не по себе: может, она и вправду ненормальная. Хотя я понимал, что это чушь и она играла какие-то там свои дела, известные им одним. Но уж слишком глубоко вошла она в роль и продолжала в ней оставаться.

Я повел ее тихо на улицу, уговаривая.

Юстинов бежал уже навстречу с пойманным такси (а вот правильно по-русски построить такую фразу или нет?); он сел вперед и не оглядывался. У этого человека был пункт всегда и везде быть впереди.

– Не поеду с ним, – встала как вкопанная Ирка, – пускай убирается, отвези меня, Саш, к себе.

Затащить ее в машину не было никакой возможности. Он вышел:

– Ладно, Саш, садись, я не поеду. Этого только мне и не хватало, подумал я. Сделав движение, я затолкнул Ирку на заднее сиденье, она моментально открыла окно, ей воздуха не хватало. Юстинов тут же плюхнулся на переднее сиденье, и мы поехали.

У Ирки были длинненькие красивые ножки, она задрала их вверх, туфли у нее были сброшены (я их в руках принес, она в чулках бежала), и стала лупить по Юстинову куда попало, по голове, по плечам, по лопаткам.