Бич и молот. Охота на ведьм в XVI-XVIII веках - Антология

Если куколке проткнуть сердце, жертва скончается в течение девяти дней. Если же куклу расплавить, чтобы вызвать смерть жертвы, то нужно выбрать влажное место, чтобы воск растворялся медленно, и тогда жертва постепенно «зачахнет, тая, как воск». Если же убивать жертву нежелательно, то сделанную из воска или глины куклу не надо протыкать. Тогда жертва будет болеть два года, «потому что нужно два полных года, чтобы воск был потреблен», то есть, очевидно, рассыпался под влиянием атмосферы.

Жабам, сообщил Уолш, дают различные имена, к примеру Маленький Браунинг или Бонни, Большой Том Твит или Маленький Том Твит. Когда жаба приходит на зов ведьмы, та должна воткнуть в землю «две пики по обе стороны от жабьей головы и прочитать „Отче наш” задом наперед, но ни за что не читать „Верую”».

В более поздних процессах действительно встречаются такие моменты, когда подозреваемых в ведовстве просят в качестве доказательства их невиновности прочесть «Отче наш» и «Верую». С первой молитвой большинство справлялось благополучно, но никто, по-видимому, не мог должным образом прочитать «Верую», почти все срезались на фразе «верую в святую Католическую церковь». Дело могло быть просто в том, что, поскольку фраза находится в самом конце «Символа веры», то испытуемый к тому времени уже настолько нервничал, что в голове у него путалось и он просто забывал концовку. И «Отче наш», и «Верую» использовались в разнообразных чарах и заклинаниях с раннехристианских времен и особенно активно применялись в таких целях в XVI в. Вполне естественно, что в колдовских ритуалах молитвы читались задом наперед, в знак неповиновения Богу.

Продолжая свои объяснения, Уолш сообщил суду, что если жаба раздуется после того, как ей нанесут два удара пиками, значит, она «пойдет, куда ей скажут, на ферму, на пивоварню или туда, где сушат солод, или к скотине на пастбище, или в стойло, в овчарню и любое другое подобное место, а потом вернется». Если она не раздуется, то ведьме лучше вызвать другую жабу. Но если и вторая жаба откажется отвечать, то лучше ей тогда отложить задуманное до другого раза.

Уолш пояснил, что восковые куклы изготовляют только тогда, когда желают причинить вред телам мужчин или женщин, для наведения порчи на движимое или недвижимое имущество используют именно жаб. Ни одна ведьма, уверял он, ничего не сможет сделать человеку, который ежедневно читает «Отче наш» и «Верую», однако защитная сила этих молитв работает лишь 24 часа, так что, если на следующий день не повторить их вновь, нарушивший долг окажется во власти ведьмы.

Уолш продемонстрировал такие глубокие познания в ведовских делах, что судьи, естественно, сочли его искусным колдуном. Но он энергично отрицал, что обладал когда-либо жабой в качестве «помощника» или изготовлял восковые куколки. Он утверждал, что никогда не причинял вреда ни одному человеку, хотя почему он рассчитывал, что судьи поверят в это, а также и в то, что его «помощник»-собака могла по его указанию украсть лошадь или выполнить другое аналогичное поручение, одному Богу известно!

И тем не менее, поскольку допрашивавшим Джона Уолша не удалось раздобыть никаких надежных доказательств ведовской деятельности, его отпустили на свободу.

Виндзорские ведьмы

Впервые о способности превращаться в животных заговорила ответчица по делу виндзорских ведьм в 1579 г., именно ее признание придает особое значение всему процессу. Виндзорское дело интересно еще и тем, что оно показывает, кого в основном судили за ведовство в Англии и какими методами «обнаружения» ведьм пользовались в этой стране.

28 января 1579 г. в Виндзоре арестовали Элизабет Стайл (иначе Рокингем) и привели к сэру Генри Ньюэллу. Он допросил ее и выяснил, что она «по ясным и неопровержимым свидетельствам соседей порочная и злая женщина, причинявшая зло всем окрестным обитателям».

Матушка Стайл, шестидесятипятилетняя старуха «дряхлой наружности», жила одна. Она была настоящей старой каргой, которую задразнили дети, так что она стала злобной и сварливой. Любую болезнь или несчастье, падеж скота или свернувшееся молоко объясняли злыми чарами старухи. Все давно привыкли думать о ней как о ведьме, на которую не грех бы и донести.

Сэр Генри Ньюэлл принял решение и отправил матушку Стайл в общую тюрьму в Рединге дожидаться следующей сессии суда. Ее тюремщиком там был некий Томас Роу. Он и убедил ее честно рассказать обо всех своих ведовских делах, обещая, что полное признание не только уменьшит гнев Господа против нее, так что Он избавит ее душу от вечного проклятия, но и обеспечит милостивый приговор судей ее величества. Старуха поверила ему и во всем созналась. Томас Роу собственноручно записал каждое ее слово, позвав в свидетели Джона Найта, констебля, Джона Гриффита, трактирщика, и некоего Уильяма Пренталла. Именно из признаний матушки Стайл и выросло все дело виндзорских ведьм; не будь этого документа, ни она сама, ни три сообщницы, имена которых она назвала, не кончили бы свои дни на виселице.

Первыми, кого назвала старуха, были отец Розимонд, вдовец из прихода Фарнхэм, и его дочь. Оба, по ее словам, «были колдунами и чародеями». Отец Розимонд мог обернуться любым животным по собственному желанию. Затем прозвучало имя ее старинной приятельницы матушки Даттон, которая, несмотря на почтенный возраст, жила во грехе с человеком по имени Хоскинс в Клевортском приходе. Если верить матушке Стайл, ее подруга читала мысли, ибо «угадывала, с чем пришел человек, едва увидев его». У нее был «дух или помощник в виде жабы, которого она кормила зеленой травкой и кровью из собственного бока».

Матушка Девел, другая старая знакомая Элизабет Стайл, сделалась ее четвертой жертвой. Она была очень бедна и жила у Виндзор-Паунд, общинного выгона, где паслась приблудная или отнятая за долги скотина, — такие выгоны существовали в любой приличной деревне. У нее была черная кошка по имени Джилл, которую та, по словам подруги, ежедневно кормила молоком, смешивая его с собственной кровью.

И наконец, арестованная донесла на матушку Маргант, другую свою знакомую. Та по бедности жила в виндзорском доме призрения и ходила не иначе как на костылях. У нее тоже был котенок по имени Джинниз, которого она кормила хлебными крошками и своей кровью.

Когда Роу спросил у Элизабет, не было ли у нее самой какого-нибудь «духа», та признала, что был: крыса по имени Филипп, которая сосала кровь у нее из правого бока и запястья.

Если верить матушке Стайл, она и три ее престарелые подружки регулярно встречались позади «дома Доджеса, в оврагах», где выбирали себе жертв и решали, как их наказать. Похоже, смерть была предпочтительным исходом, хотя иногда жертвы отделывались неприятностями поменьше. Зачастую старухи мстили прогневавшим их людям, посылая к ним своих духов-помощников.

Именно во время этих встреч, записал Роу, они и решили «разделаться тайком с Лэнкфордом, фермером, дом которого стоял у реки, позднее его убили; отнять жизнь у бывшего мэра Виндзора, человека по имени Голлз; убить девушку, служившую в доме Лэнкфорда, мясника по имени Свитчер и еще одного, по имени Мастлин».

Матушка Даттон слепила четыре «изображения из красного воска, девять дюймов длиной и три-четыре пальца шириной каждое, для Лэнкфорда, его служанки, Голлза и Свитчера». Этим куклам они воткнули шипы боярышника в левую грудь, «где, как они думали, было сердце». Чем не сцена из «Макбета»: три старые ведьмы над котлом с колдовским варевом. Только здесь четыре карги, одна с костылями, сидят и лепят кукол из красного воска, искренне веря, что, если нашпиговать их шипами, то люди, которых они изображают, умрут.

В каком-то смысле изготовители восковых фигурок — самые заносчивые и самоуверенные адепты темных сил на свете, так как они уверены, что не грубая сила, а контроль над функциями различных органов человеческого тела, осуществляемый издалека, дает им неограниченную власть над жизнью и смертью других людей. Однако в Англии ведьм, которые серьезно претендовали бы на такое могущество, почти не встречалось, и меньше всего к ним можно отнести матушку Стайл, матушку Даттон, матушку Девел и матушку Маргант, несмотря на то что, по их словам, фермер Лэнкфорд, его служанка, бывший мэр и мясник умерли (а они действительно умерли) после того, как их восковые изображения утыкали шипами. Другой мясник, Мастлин, судя по всему, избежал печальной участи, ибо, когда Роу спросил у матушки Стайл, что с ним стало, она не могла вспомнить. Потом она сказала, будто бы они с подружками передумали и решили, что с него хватит простой порчи.

Всего, что Элизабет рассказала до сих пор, с лихвой хватило бы, чтобы вынести ей и трем ее престарелым товаркам смертный приговор. Но Роу этого было мало, и он вынудил ее припомнить все подробности до единой, чтобы она уж наверняка заслужила полное отпущение грехов на том свете. Поддавшись на уговоры тюремщика, Элизабет Стайл призналась, что на ее совести есть и другая жертва, человек по имени Сэддок. Этот Сэддок пообещал как-то отдать ей свой старый плащ, который стал ему не нужен, но, когда она пришла к нему в дом за обещанной вещью, тот выслал к ней слугу сказать, что он передумал. День-другой спустя она увидела Сэддока на улице, подковыляла к нему сзади и изо всех сил хлопнула по плечу. Он тут же вернулся домой, сказано в записях Роу, и умер.