Предсказанная - Татьяна Апраксина

Больше всего, конечно, Вадим волновался за Анну. Все остальные были бесплатным приложением к ней, единственному человеку здесь, который был близок и дорог. Ни немножко утомительная, каждый по-своему, но явно и глубоко замкнутая друг на друга пара Флейтист-Софья, ни «горный козел» Серебряный не были Вадиму хоть сколько-то важны. Но следом за ним шла, лезла и карабкалась по горным склонам его вторая половина, зеркало и отражение. Та, кто встречается раз в жизни; то, что нельзя потерять. И хотя Софья с достойным лучшего применения постоянством рявкала «Сам лезь, сам, не глазей», Вадим все равно не мог не оглядываться. Вплотную за Анной шел Флейтист, и никакая опасность ей не грозила, в ловкости он не уступал Серебряному, но полагаться на него не хотелось.

Чумазая от пыли Анна явно устала до изнеможения. Вадим слышал ее тихую брань, глубокие вздохи, полные раздражения. Но она молчала, упорно двигалась вперед, а после того, как Софья наорала на Вадима, когда он едва не уронил всех троих с крутого склона, перестала брать его руку. Вадим не спорил — да, он сам был виноват. Софья вытаскивала его на уступ, а именно в этот момент ему показалось, что Анна срывается, и он схватил ее за рукав. Тут-то девушка от неожиданности и подвернула ногу на камне, съехала на шаг вниз. В результате, все застыли в неустойчивом равновесии, и Софье пришлось делать слишком сильный рывок. Когда все влезли, она сложилась пополам и начала кашлять, потом разогнулась и обматерила Вадима на двух языках, русском и иврите. Добрая половина брани была непонятна, хотя слово «шлимазл» в переводе не нуждалось.

— Слушаюсь, тетенька сержант, больше не буду, тетенька сержант, — попытался остановить речь Вадим, но тут же ощутил на плече подозрительно тяжелую руку Флейтиста и нехотя извинился.

Флейтист сказал что-то Софье, язык этот был Вадиму незнаком тоже — похоже переговаривались гости в давешнем подвале. Серебряный реплику понял, ответил что-то издевательское, Софья переключилась на него. Пока жители Полуночи и примкнувшие к ним переругивались, Вадим обнял Анну, поцеловал в серый от пыли нос. Девушка ответила тяжелым вздохом, через силу улыбнулась.

Вновь вверх и вниз по тропинке, километры среди песка и зелени, щебня и пыли. Потом переправа через мелкую, всего по колено, речку. Напор воды был — как в пожарном гидранте. Шли, взявшись за руки и удерживая друг друга. В середине, там, где двигались Вадим и Анна, цепь прогибалась. Очередной намек на то, что они здесь — слабое звено. Не привыкшие ни к горам, ни к выживанию на природе с одним ножом в кармане, неумелые. Все эти намеки Вадима раздражали, и порой он ловил себя на желании, чтобы с кем-то из старших товарищей что-нибудь случилось. Не слишком опасное, но уравнивавшее в глазах остальных.

Момента, когда вышли к крепости, Вадим не отследил. Он давно уже не поднимал голову, глядя только на землю перед собой и обтянутые джинсами ноги Софьи, ступал след в след. Когда она резко остановилась, он уже не влетел, как в первый час пути, женщине в спину, а вовремя затормозил и заставил себя посмотреть, в чем причина заминки. Оказалось — пришли. Только тогда музыкант взглянул назад, но не на Анну, а за спину Флейтиста. Черная полоса подступила уже совсем близко.

Зрелище было жутким. Фронт бурлящих черных чернил поднимался до самого неба. Сейчас он уже достиг границы ущелья, с которого начался путь. Белые зигзаги молний ежесекундно вспыхивали в клубящемся мраке, но не было слышно ни грома, ни треска. Не было и ветра, который обычно идет перед грозой. Тишина, нарушаемая лишь хриплым дыханием женщин, палящий небесный свет — и всего километрах в пяти по прямой черная стена. Беззвучность пугала больше всего.

Вадим на мгновение замер, мучительно пытаясь вспомнить, что же ему напоминает эта картина. Смутное, едва уловимое ощущение — как комар пищит над ухом. Ведь где-то когда-то он то ли видел нечто подобное, то ли читал описание. В фильме? В книге? Во сне, в конце концов?! Дежа вю, последствия усталости, решил он наконец — но ничему объяснение не помогло, неприятное чувство осталось, скреблось в груди, словно он нес под курткой котенка.

Серебряный прыгнул на край моста. Вадим уже не удивился, хотя Гьял-лиэ мог бы побить мировые рекорды по прыжкам в длину и высоту одновременно. Выглядело красиво — черная кожаная плеть метнулась с края рва на подвесной мост. Стремительное легкое движение. Даже сквозь усталость, сквозь пот, заливавший глаза, музыкант мог оценить изящество. Потом владетель сбежал вниз, скрылся в полуоткрытых воротах. Громкий скрип и скрежет — нехотя, рывками, мост начал спускаться. Опустить его до конца Серебряный не удосужился, или блок заело, но остался промежуток метра в полтора. Флейтист запрыгнул первым. Вадим невольно сравнил обоих полуночников между собой и удивился отчетливой разнице. Гьял-лиэ был легким, резким и гибким, как пружина или кнут, Флейтист тяжелее, основательнее, экономнее в движениях. Но результат был тем же — точное попадание в выбранную цель.

Потом Вадима втащили за плечи, и уже вдвоем они помогли подняться женщинам. Подтаскивая Анну, Вадим обнаружил, что весят они примерно одинаково. Оказалось, что поднимать человека твоего же веса — развлечение не для слабонервных. В первый миг кажется, что это — сущая ерунда, мелочь. Но тут же приходит протестующая слабость в мышцах, пальцы скользят и разгибаются сами собой. Вопль диафрагмы, на которую приходится слишком большая нагрузка — то, что в народе называют «пупок развязывается». Но Вадим справился, даже не испугавшись, что уронит девушку. Просто отмечал, как сторонний наблюдатель, свои ощущения.

С тем же чувством отстраненности он заходил внутрь, шел по внутреннему двору крепости, Здесь было всего две постройки — башня и невысокое одноэтажное здание без окон, похожее со стороны на конюшню. Каменная крыша, широкие деревянные двери. Туда заходить не стали.

В башню вела такая же широкая двойная дверь. Толщина была удивительной — Вадим ради интереса приложил руку, и уместилось целиком предплечье. Анна поковыряла царапины, выбоины и дорожки с зазубренными краями на внешней стороне досок. Похоже, кто-то пытался ее выбить — но давно, так давно, что все дерево было одного темного оттенка. Закрывали двери втроем — оказалось, что их почти невозможно сдвинуть с места, пришлось навалиться.

Пол был вымощен светлым пористым камнем. Не было ни песка, ни пыли. Посредине темнело круглое отверстие колодца. Напротив дверей начиналась узкая лестница, разделявшаяся на два рукава. Низкий потолок — Серебряный вытянул руку и кончиками пальцев дотянулся до него. Свет шел из трех узких окон-щелей. Рядом с ними стояли даже на вид тяжелые дубовые ставни с петлями, а возле бойниц были вбиты крюки.