Вступление Финляндии во вторую мировую войну 1940-1941 гг. - В Барышников

НОВАЯ «СОВЕТСКАЯ ВОЕННАЯ ОПАСНОСТЬ»?

Усиление германо-финляндских связей летом 1940 г. сразу же вызывало особую озабоченность руководства СССР. Безусловно, этому способствовали многочисленные сообщения о расширении контактов рейха с Финляндией, которые поступали в Москву из советского представительства в Хельсинки. По этому поводу Ю. К. Паасикиви предупреждал свое руководство о том, что в Финляндии, «очевидно, имеется широкая разведывательная сеть Советского Союза, в силу чего надо быть исключительно осторожными в разговорах».[464]

Действительно, немецко-финские контакты становились настолько очевидными, что советское полпредство в Хельсинки вынуждено было даже «забить тревогу». 1 августа полпред И. С. Зотов направил в тревожном духе донесение в Москву, в котором задавал Молотову вопрос: «Можем ли мы уступать немцам Финляндию?» Сам же отвечая на это, писал: «Нет, не можем. Нам не безразлично, кто и как будет помогать Финляндии. Наконец, мы не можем допускать, чтобы идея реванша, вынашиваемая правящей кликой, и работа по созданию связей с Германией увенчалась успехом и была бы закреплена». По словам полпреда, в этой ситуации необходимо «отрезать все пути новой ориентации Финляндии» и «сделать еще один активный шаг в нашей внешней политике по отношению к Финляндии».[465]

Какой конкретно шаг следовало советскому руководству предпринять И. С. Зотов не назвал, да и вообще вряд ли были у него на этот счет продуманные предложения. По мнению Е. Т. Синицына, «дипломатический корпус Советского Союза в Финляндии, включая и посланника… работали слабо, безынициативно и непрофессионально».[466]

Вместе с тем тогда в советской печати вновь весьма часто начали появляться откровенно критические статьи о положении в Финляндии. В них прежде всего рассматривалась внутриполитическая и экономическая ситуация в соседней стране. Подобный подход в советских органах массовой информации был достаточно симптоматичным. Паасикиви писал из Москвы, что «почти ежедневно здесь в газетах сообщается о тяжелом положении Финляндии» и «сегодня в «Правде» новость: “Трудности с продовольствием в Финляндии”».[467] Конечно, такого рода публикации имели определенную направленность: показать в негативном плане внутреннюю обстановку в Финляндии. Суть в том, что это было, по всей видимости, не случайно — так в СССР стремились выразить свое отношение к Финляндии и к ее внешнеполитической линии.

Дело в том, что тогда резко ужесточился подход финского руководства по отношению к Обществу мира и дружбы с СССР. Официальные власти Финляндии развернули против него откровенно репрессивную деятельность. Массовые мероприятия, организовывавшиеся Обществом, нередко заканчивались столкновением с полицией. Так, в частности, когда 7 августа в Турку сторонники дружбы с Советским Союзом проводили митинг, на который прибыло до двух тысяч человек, полиция стала разгонять собравшихся, открыв при этом по ним огонь. В результате 17 человек было ранено, а 9 человек арестовано.[468] Подобные события происходили в конце июля — начале августа и в других местах страны.[469] Иными словами, правительство Финляндии поощряло, а, возможно, и направляло такого рода действия, на деле демонстрируя свое отношение к проявлявшимся среди населения стремлениям к установлению добрососедских отношений с СССР.

Именно так и квалифицировали эти события в советском полпредстве. В представленном в Москву донесении Зотов писал, что «гонения и репрессии на членов Общества мира и дружбы… надо рассматривать, как нежелание финляндского правительства поддерживать мир и дружбу между странами».[470] Естественно, в СССР подобная ситуация, складывающаяся в соседней стране, вызывала серьезное беспокойство. Советский полпред, обсуждая этот вопрос с министром иностранных дел Виттингом, прямо заявил: «Развитие отношений между Финляндией и Советским Союзом зависит от того вклада, который вносит Общество дружбы».[471] Таким образом, ситуация, которая возникла в связи с деятельностью Общества, могла стать неплохим поводом для выяснения внешнеполитической ориентации Финляндии и оказания на Хельсинки определенного воздействия.

Наркомат иностранных дел принимал действия, направленные на то, чтобы каким-то образом повлиять на финскую политику. В августе Зотов имел продолжительную беседу с премьер-министром Р. Рюти, в ходе которой был поставлен вопрос о складывавшейся ненормальной обстановке в связи с гонениями на дружественную СССР общественную организацию.[472] Неоднократно по данной проблеме вел переговоры в Москве с Паасикиви и Молотов.

Еще в конце июля финский посланник записал в своем дневнике слова В. М. Молотова, в которых он подчеркнул, что «в Финляндии основано общество, занимающееся деятельностью, направленной на укрепление дружбы между Советским Союзом и Финляндией». При этом он выразил недоумение относительно негативной реакции финских «членов правительства… которые выступили против… установления дружественных и добрососедских отношений между СССР и Финляндией».[473] Репрессивные действия финских властей могли рассматриваться в Москве лишь как очевидный вызов советскому руководству, а в советской печати еще сильнее стала звучать критика Финляндии. Наблюдая это, Паасикиви вынужден был заметить, что он «крайне опечален данными событиями».[474]

В такой ситуации 1 августа 1940 г. Молотов на сессии Верховного Совета СССР сделал доклад о внешней политике.[475] Затем, чуть позднее, касаясь сказанного в нем, он особо обратил внимание зарубежных дипломатов прежде всего на оценку отношений между Советским Союзом и Финляндией, содержавшуюся в его докладе, подчеркнув, что «хорошее развитие советско-финляндских отношений зависит прежде всего от самой Финляндии».[476] Однако положения, которые были изложены наркомом иностранных дел относительно Финляндии, расценили в ее представительстве в Москве, как проявление «советской угрозы».[477] Все попытки Паасикиви, направленные на то, чтобы убедить СССР в том, что народ и правительство Финляндии «стремятся к хорошим отношениям с Советским Союзом», явно уже не вызывали доверия руководства СССР.[478]

Более того, успокоительные слова, которые произносил Паасикиви в Москве относительно политики Финляндии, не совсем соответствовали тогда и тональности публикаций финской прессы. Что же касалось конкретно Общества мира и дружбы с СССР, то его деятельность теперь постоянно квалифицировали как работу агентов Советского Союза, тесно связанных с его дипломатическим представительством в Хельсинки.[479] Контакты же полпредства в Хельсинки с членами Общества рассматривались как вмешательство советской стороны во внутренние дела Финляндии.[480] Зотов информировал наркомат иностранных дел, что финское правительство пытается «обвинить полпредство во вмешательстве во внутренние дела страны», ссылаясь на факты общения с представителями Общества мира и дружбы.[481]

В результате обстановка, складывающаяся в Финляндии, не благоприятствовала тому, чтобы хоть как-то изменить к лучшему отношения с СССР. Попытка же советской стороны скорректировать финский внешнеполитический курс с помощью дипломатических переговоров оказалась вообще малоэффективной.

Следует учитывать, что наряду с формами дипломатического давления советское руководство также стремилось усилить свои позиции в Финляндии путем специального рассмотрения с нею отдельных острых вопросов военно-политического характера. В центре внимания СССР в это время стало обстоятельное обсуждение с финскими представителями проблемы, складывающейся вокруг Аландских островов, а также согласование уточняющих условий нахождения советских войск на военно-морской базе в Ханко.

Так, летом 1940 г. СССР официально обратил внимание на развертывавшееся строительство Финляндией на Аландских островах военных укреплений, хотя их территория была с 1921 г. объявлена демилитаризированной зоной. Молотов категорично заявил финляндскому посланнику: «Позиция Советского Союза сводится к тому, чтобы Аландские острова не вооружались. Если же Финляндия желает их вооружать, то мы хотим участвовать в этом вооружении».[482]

Учитывая то, что Аландские острова являлись стратегически важным районом Балтийского моря, эта проблема приобрела весьма острый характер. Паасикиви в то время счел необходимым сообщить в Хельсинки, что, по его мнению, в сложившейся обстановке «едва ли возможно иное развитие событий, чем решение вопроса о прекращении военного строительства, чтобы таким образом избежать конфликта» с Советским Союзом.[483] Финский посланник, почувствовавший жесткость постановки СССР вопроса об Аланских островах, увязывал это в первую очередь с впечатлявшими победами Германии в Европе, которые, естественно, «усилили ее положение и на Балтике».[484] В Москве же это, отмечал он, «вызвало озабоченность, и, исходя из оценки военных мотивов, там начали обдумывать новые меры безопасности».[485]