Македонский Лев - Дэвид Геммел

У него была мечта, а меч был частью этой мечты. Он пойдет на войну, как наемник, стяжает себе великую славу, соберет армию и вернется в Спарту, захватив город и отомстив всем врагам своих юных дней. Дурацкая была мечта, и он знал это, но она придавала ему сил.

Скорее всего, догадывался он, ему придется записаться гоплитом в наемники, и провести свои дни в походах по бескрайним просторам Персии туда, куда позовут принц и его деньги. И что он с этого получит? Семь монет в сутки — чуть более драхмы. Это значит, если он выживет через двадцать лет таких походов, он может быть — только может быть — осилит покупку части какой-нибудь фермы или земельного надела. И даже в этом случае земля не будет так же велика, как то имущество, которое его матери — а теперь и ему — пришлось распродать.

Парменион выбросил мысли о бедности из головы. По крайней мере, следующие восемь недель он мог наслаждаться комфортом покоев Ксенофонта в Олимпии. Мягкие постели и вкусная еда, прекрасные поездки и охота, а также, если повезет, ночи любви с одной из аркадских девиц, что пасут овец на холмах в долине. Прошлым летом он нашел одну такую; она была ласкова и покладиста, и оказалась опытной наставницей для невинного юнца. Он снял хитон и лег в постель, рисуя в воображении ее тело. Но больше не мог вспомнить ее лица… В его сознании стонавшая под ним женщина была Дераей.

Через день после отъезда из города, их маленький отряд увидел группу конников, приближавшихся к ним. Ксенофонт вскинул копье и пустил скакуна бегом, им навстречу. Парменион поскакал за ним, в то время как Тинус, Клеарх и еще трое слуг остались с обозом.

Парменион гнал своего жеребца рядом с Ксенофонтовым. — По-моему, это Леонид, — крикнул он. Ксенофонт натянул поводья и подождал, и Парменион смог убедиться, что оказался прав. Спартанская кавалерия была выслана на холмы Скиритиса после того, как две деревни были разорены грабителями — наемниками-ренегатами, что были уволены властями Коринфа. Говорили, что в разбойничьем отряде насчитывается более тридцати человек.

Прикрыв глаза от солнца рукой, Парменион разглядел Леонида, ехавшего во главе большой группы воинов. За ним был его отец, Патроклиан. Ксенофонт поднял руку в приветствии, а Леонид уставился на свои поводья, пока Парменион не проехал мимо.

— Горький день, Ксенофонт, — промолвил рыжебородый спартиат. — Моя дочь, Дерая, была похищена.

— Похищена? Как? — изумился Ксенофонт.

— Она каталась одна к востоку от нашего лагеря; наверное, остановилась у стремнины и спешилась. У меня есть фракийский слуга, способный читать по следам, и он говорит, что ее лошадь убежала, когда мою дочь застали врасплох. Они направились на север, к холмам.

— Мы, конечно же, присоединимся к тебе, — сказал Ксенофонт.

Парменион повернул лошадь и отъехал назад к обозу. — Подай мне лук, — приказал он Тинусу.

Слуга отошел за телегу и вытащил роговый лук и колчан из козьей шкуры с двадцатью стрелами. Парменион вскинул колчан на плечо и осмотрел окрестности. По словам Патроклиана, грабители ушли на север, но теперь они должны были бы уже узнать, что Дерая оказалась частью большого отряда, и поэтому держаться взятого курса было для них бессмысленно. К северо-востоку лежала цепь густо поросших лесом холмов, за которой Парменион смог разглядеть высокогорную дорогу на север. Не дожидаясь остальных, он направил коня бегом и поскакал к лесистым всхолмьям.

— Куда, во имя Аида, он поехал? — спросил Леонид.

— Я не знаю, и мне плевать! — проворчал Патроклиан. — В дорогу!

Воины отправились прямиком на север.

Парменион выехал на высокие холмы, срезая к дороге. Проезд был опасен на этом узком, обрывистом пути. Он осадил кобылу, спешился и отвел ее в заросли. Добравшись до безопасного места, он привязал ее к кусту и взобрался на высокий кипарис. С его верхних ветвей он изучил окружающие холмы, не заметив никаких признаков движения, кроме пыли, поднятой отрядом преследователей, что галопом мчались на север. На какое-то время он задержался на дереве, и уже начинал думать, что был неправ, как вдруг несколько серо-черных ворон вспорхнули с деревьев в двухстах стадиях справа от него. Похоже, их что-то спугнуло, и он сосредоточил взгляд на той местности, стараясь увидеть сквозь древесные кроны. Через миг-другой он поймал взглядом солнечный блик на металле и услышал лошадиное ржание. Он мягко слез с дерева, оседлал лошадь и пустился вскач к дороге.

Он поспел туда раньше разбойников и натянул поводья; лошадь взвизгнула и поднялась на дыбы. Парменион соскользнул с ее спины и нежно погладил ее. Взобравшись на высокий скалистый утес, с которого просматривался проезд, он вытащил из колчана стрелу и наложил ее на тетиву.

Сердце его дико колотилось, а между глаз пульсировала боль. В последнее время головные боли усилились, часто пробуждая его среди ночи и повергая в озноб и дрожь. Но сейчас у него не было времени, чтобы заботиться о боли.

Его реакция на известие о похищении Дераи удивила его самого. Она часто появлялась в его грезах, но он никогда не верил всерьез, что когда-нибудь сможет ее добиться. Сейчас, с мыслью о ней, захваченной в плен, он ощущал все более возрастающее чувство паники и вдруг понял, что она была частью его мечты. «Дурацкой мечты!» — гаркнул на него разум, когда он затаился, выжидая разбойников. Леонид низачто не позволит заключить такой брак. Брак? Он представил себе, как Дерая стоит подле него перед Священным Камнем богини Геры, ее ладонь лежит на его ладони, и жрица связывает их руки лавровыми ветвями…

Вытерев вспотевшие ладони о тунику, он изгнал подобные мысли из своей головы и стал смотреть на темную черту леса. Через несколько минут первый разведчик показался на дороге. Он был бронзовым от загара и чернобородым, носил фригийский шлем с металлическим гребнем и красным глазом, намалеваным над бровью. Он держал копье. Рядом с ним ехал воин в беотийском шлеме из помятого железа; в левой руке он держал лук с заранее приготовленной стрелой.

Парменион прокрался вниз между скал и стал ждать, слушая мерный, ритмичный цокот копыт по камням. Затем, рискуя быть замеченным, он разглядел основную группу, насчитывавшую более тридцати человек, ехавших за разведчиками. Он смог рассмотреть и Дераю со связанными за спиной руками. Вокруг ее шеи был обернут ремень, который держал воин на высоком сером жеребце. Он носил серебряные доспехи и белый плащ. Пармениону он показался на вид принцем из легенд.

Ларис вывел своего жеребца из-под сени деревьев и натянул ремень. Девушка чуть не упала. Он обернулся, глядя на нее, и ухмыльнулся. Какая красавица! До сих пор ему не выпадало возможности услышать ее крики, насладиться тем, как она извивается под ним, сопротивляясь, но это непременно случится, как только они избавятся от преследователей. Спартанцы! Ожиревшие советники едва не обмочились, когда он предложил им вторгнуться в спартанские земли. Разве не видят они, что спартанцев можно завоевать? Если Фивы, Коринф и Афины объединят силы, то смогут разгромить Спарту раз и навсегда. Но нет. Древние страхи по-прежнему держат их за горло. Вспомни Фермопилы, говорили они. Вспомни поражение Афин двадцать лет назад. Кому вообще есть дело до событий, случившихся целые поколения назад? В лучшем случае, спартанцы сумеют выставить на поле боя пятнадцать тысяч, не больше. Один только Коринф наберет половину этого числа, а Афины сравняют силы. Фивы и Беотийская Лига удвоят численность армии.