Зигзаги судьбы - Сигизмунд Дичбалис

Вот в эти дни и отстала от колонны телега с семьей доктора отряда. Мне поручили взять одного разведчика, мотоцикл, до этого ехавший на одной из телег для экономии горючего, и проверить дорогу сзади нас на случай поломки телеги или другого крайнего случая. Рано утром, с автоматами через плечо, мы поехали на поиск отставших. Вдали была слышна пулемётная и миномётная перестрелка, это могли быть партизаны и немцы, или даже наступающая Красная Армия. Остановившись и подождав, пока перестрелка затихла, я завёл мотор и предложил моему напарнику продолжать поиски.

Тот стал убеждать меня, что ехать дальше будет идиотизмом, что мы наверняка попадём в руки красных. Чувствуя, что я не могу вернуться, не сделав всё, что возможно, я предложил моему напарнику подождать меня здесь у дороги, а сам осторожно поехал вперед к повороту дороги. В тот же момент я услышал автоматную очередь и увидел, как пули взрыхляют дорогу возле меня.

Стрелял оставшийся позади мой приятель-разведчик. Крутой поворот спас меня от неприятных ощущений. Доехав до местечка, где на последнем отдыхе ещё видели телегу с женой и детьми врача, я заметил, что воздух был полон запахами гари недавнего боя. На другом конце села, не увидев ни души, я поехал тем же самым путем назад. К моему удивлению, поперек узкой улицы лежал забор, которого не было раньше. Вокруг стояла зловещая тишина, так как я катился вниз по дороге с выжатым сцеплением. Пришлось протискиваться между лежавшим забором и стеной хаты, и вот в этот момент спереди и сзади выскочили несколько немецких солдат. Заметив на форме знаки отличия «СС», я понял, что дело дрянь.

Мои объяснения, что я принадлежу к 1-й дивизии РОА и ищу потерявшихся, не привели ни к чему. Мотоцикл остался у стены, а меня, обезоружив, повели к большому кирпичному дому выше на дороге, по которой я только что ехал. Мы прошли во двор дома, это была больница, мимо нескольких трупов в немецкой форме, аккуратно уложенных в ряд. После короткого разговора с офицером, стоявшим в дверях здания с рукой на перевязи, солдаты указали мне двигаться к огромной воронке, оставшейся от какого-то взрыва. Её дальняя сторона была метра на четыре ниже передней, у которой мне надо было встать.

С автоматами наизготовку, немцы ждали какие-то секунды, показавшиеся мне минутами, пока я дошел до края воронки-обрыва и повернулся к ним лицом. В моей голове было пусто. Безнадёжность положения была очевидной. Только мысль о моей умершей давно матери проскользнула через сознание. Почему-то немцы всё ещё не открывали огонь, и в этот миг я почувствовал, как песчаный грунт под моими ногами стал уходить вниз и я, вместе с большим количеством обрушившейся земли и песка, каким-то чудом оставшись не засыпанным землей, докатился до каких-то кустов.

Поднявшись, я побежал. Очутившись опять на той же улице и увидев свой мотоцикл, я пропихнул его мимо препятствия, включил скорость, мотор заревел, и через пару часов я был вместе с отрядом. На меня смотрели, как на вернувшегося с того света.

Дело в том, что мой напарник, возвратившись, доложил, что он стрелял по мне, но что ему не удалось предотвратить мое дезертирство на советскую сторону. Я уже хотел отрапортовать о моем бесплодном поиске, как мне сказали, что семья нашего врача сама догнала наш обоз вскоре после моего отъезда. Погрузив мотоцикл назад на телегу, и получив на полевой кухне что-то поесть и попить, я расстелил мою плащ-палатку и заснул.

Рано утром мы двинулись опять. На этот раз все говорили о том, что мы идем к столице Чехословакии, чтобы встретиться с американцами, наступающими тоже в этом направлении, но с юго-юго-запада. Всё чаще и чаще нам встречаются группы чешских партизан. Говорили, что пехотный полк, следующий за нами, разведчиками, ввязался в перестрелку с отступающей немецкой пехотой. Убитых было мало, но удалось захватить много оружия и патронов, так нам необходимых для вооружения большого числа присоединившихся к нам так называемых «остарбайтеров», т. е. вывезенных из Советского Союза гражданских лиц, которых немцы распределяли по фермам или заводам как рабскую рабочую силу.

ПРАЖСКАЯ ВЕСНА 1945 ГОДА

Пятого мая 1945 года мы остановились в местечке северо-западнее столицы Праги. Это село буквально кишело чехами, вооружёнными до зубов самым разнообразным оружием — что кому удалось достать для себя. В домик, где поместилась наша группа с Феофановым, зашли несколько чехов. Переводчицей была молодая красивая девица с темными волосами, бровями дугой, с глазами, как бездонный колодец, и такой очаровательной улыбкой, что все мы просто застыли, как зачарованные. Они притащили с собой тяжёлый пулемет для противовоздушной обороны, где-то брошенный немцами, и обратились к нам с просьбой установить, почему он не стреляет. Разобрав затвор, я заметил, что ударник спилен с целью вывести пулемёт из строя. Я послал одного из чехов к местному кузнецу оттянуть ударную шпильку и закалить её. Через час он вернулся, затвор был собран и пулемёт выпустил короткую очередь в стог сена. Всё было в порядке. Потом 91 случилось то, что и до сих пор не изгладилось из моей памяти. Красивая девушка, её звали Лена, подарила мне на память свою фотографию и крепко поцеловала меня в губы.

В эту ночь нам стало известно что мы идем на Прагу. Восставшие чехи умоляли 1-ю дивизию РОА поддержать их оружием и тем самым сохранить дивную Прагу с её незабываемой архитектурой от полного разрушения.

По приказу наших командиров части дивизии двинулись скорым маршем и вошли в Пражские предместья почти со всех сторон. Рассуждать о моральной стороне наших действий было уже некогда. Бой завязался не только за аэродром, но и за главные улицы Праги, где засели части СС.

На следующий день, группе разведчиков, в которой были Феофанов, Гришка и я, было поручено командиром разведки, майором Костенко, следить за проникновением советских агентов в центр города.

Отличить власовцев было легко, каждый из нас носил нарукавную трёхцветную бело-сине-красную повязку. Каждый власовец был в этот день чуть ли не сыном города.

Та самая Лена, которая меня тогда поцеловала!

Чехи одаривали нас, чем могли, и ликовали вместе с нами за каждый взятый дом или при известии по радио о новой победе над частями СС.

Так прошёл день, аэродром был взят, почти все немецкие подразделения сдались или вышли из города. В боях за Прагу погибло более 300 солдат нашей дивизии.

Неожиданно Пражское радио начало передавать, что все мы, власовцы, являемся изменниками Советской власти и её врагами. Мы прекрасно знали, что город кишит советскими агентами. С одним нам пришлось беседовать лично, и когда мы его передали в штаб разведки, уже знали, что советские танки готовятся к прорыву в город. Отношение жителей к нам резко изменилось, исключая тех немногих, которые работали вместе с нами, и нам стало понятно, что надежды на приход американской армии раньше советской уже не существует. А мы ведь рассчитывали именно на это!