По сценарию любви - Мишель Селмер

— Софи была права. Я идиот. Полный.

— Ты на самом деле хочешь, чтобы я осталась?

— Я не хочу, чтобы ты просто осталась. Я нуждаюсь в тебе, Ханна.

Слезы наполнили ее глаза, кажется, она все-таки начинала ему верить.

— Я не слишком запоздал?

— Нет, — на ее щеках заблестели мокрые дорожки, — не слишком.

Филипп прижал Ханну к себе, зарылся лицом в шелковистые волосы. Он любил ее так, что было больно, но эта боль ему необходима. И король поклялся, что, пока жив, больше ни за что не отпустит от себя эту женщину.

Ханна подняла на него глаза, на губах играла счастливая улыбка.

— Это все правда или я сплю?

— Правда. — Если честно, Филипп никогда еще не ощущал ничего более правдивого в своей жизни. И теперь, когда он позволил себе чувствовать, то уже не мог и не хотел останавливаться. А ведь он чуть было ее не потерял… Если бы это случилось, Филипп бы сожалел об этом всю оставшуюся жизнь. — Прости, Ханна. Я просто не понимал…

— Не извиняйся. Ты ведь думал, что поступаешь верно. И, как говорил мой отец, нет ничего плохого в том, что говоришь правду.

— Но ведь это не было правдой.

Ханна пожала плечами.

— Но тогда ты этого не знал. Кроме того, подумай, насколько больше мы будем ценить друг друга. И как все будет прекрасно.

— Не могу представить, что может быть еще лучше.

Она лукаво посмотрела на него, как будто знала что-то, чего не знает он.

— Может. Мы заведем ребенка. Знаешь, недавно я думала, что беременна, и когда тест дал отрицательный результат, это помогло мне понять, как же сильно я хочу детей. Я хочу от тебя ребенка Филипп.

— Думаю, это замечательная идея. Может быть, маленькую девочку, такую же, как ты.

Ханна улыбнулась:

— Или мальчика, такого же, как и его папа.

Если бы Филипп относился к тому типу мужчин, которые умеют плакать, то сейчас, наверное, не сдержался бы. Что ж, теперь у него будет много времени на то, чтобы осознать и прочувствовать, что такое настоящее счастье.

— Думаешь, что сможешь любить нас обоих? — спросила Ханна.

И он дал ей честный ответ, единственный, который мог:

— Я уже люблю.