Затерянные в Чарусах - Владимир Бойков

— Я думал, у вас тут костяные иглы, — сказал Валерий.

— Кое у кого и костяные, а у меня железная, — не без тщеславия похвастался Сом. — Старинная.

Капусту проткнули острой палкой для выхода газа, выделяющегося при брожении, накрыли чистой тряпицей и откатили кадушку в сторонку.

— Дайте нож, — попросил дед. — Нитку отрезать. Такая суровая, не порвать руками.

Валерий поискал нож на столе, не увидел и протянул свой — перочинный. И тут же замер от неожиданности. Сом шил… леской.

— Странные нитки, — произнес гость, стараясь не выдать волнение. — Где раздобыл такие?

— Где-где? Ясно где. В лесу нашел.

— Разве не у озера?

— В лесу, сказал. Попробовал — крепкие, не хуже свинячьих жил. Вот и решил присудобить к делу. Там еще и палка была. Странная такая, и вот эта чудо-нить на катушке намотана…

На другой день Валерий твердо решил: назрела острая необходимость пообщаться с Прокофием. В происходящих вокруг событиях недоставало звеньев, и не исключено, что этот неуловимый человек являлся фигурой, которая могла объяснить всю творящуюся фантасмагорию.

Через несколько минут Валерий стоял у того самого дома. Как и в первый раз, помаячил под окнами, покричал. Ни шороха, ни гу-гу…

«Что ж, раз вы тут не запираетесь — попробую войти», — решил Валерий и поднялся на крыльцо. Потянул ручку. Дверь начала открываться и вдруг кто-то с силой прихлопнул ее изнутри.

— Эй, хозяин, познакомиться пора! — крикнул Валерий.

— Надо ли? — раздался из-за двери приглушенный грубый голос.

— Я есть хочу.

— Стой там.

— Стою.

Через минуту дверь приоткрылась, и чья-то рука выставила на крыльцо миску с едой.

— Ни хрена себе, — удивился гость, — как собаке… — Он схватился за ручку. Очень хотелось взглянуть на остроумца. Потянул и почувствовал, что дверь держат. — Ты чего, боишься, что ли? — спросил.

— А ты… нет? — голос звучал хрипло, но не испуганно, скорее равнодушно.

— Я? Нет.

— Ну, тогда входи… — Дверь внезапно открылась. В сенях никого не было. И только в глубине полумрака мелькнули два желтых глаза и уплыли в темнеющий проем входа в горницу.

Подступил страх. Панический, утробный. Хотелось бежать, но нет, будь что будет. Он собрал волю в единое целое и перешагнул порог. В горнице никого не было. По углам, стенам и даже над столом висели пыльные паутины. Пол противно скрипел. Никто не мог жить в таком жилище.

Незваный гость прошел вперед. В божнице увидел портрет Сталина, под которым теплилась лампадка. Внезапно в нос ударил сладковато приятный запах. Оглянулся. На ошестке печи стоял чугунок, накрытый металлической миской. Угли были горячими, хотя и не светились. Валерий дунул на них. Взметнулась зола. Чуть зависла в воздухе, потом закружилась и унеслась куда-то вверх под свод печи. Как будто подул ветерок. Угли вспыхнули и стали разгораться. Ярче, ярче… В чугунке громко забулькало, повалил пар. Крышка стала бренчать, подпрыгивать. По стенкам струйками побежала кипящая жидкость. Валерий хотел слегка сдвинуть миску, чтобы дать выход пару, но она вдруг сама свалилась и с грохотом покатилась по полу. Гость подобрал посудину, вернулся к печке. Пена в чугунке медленно оседала… в кипящей жидкости варилась… человеческая рука. Грохнулась на пол крышка. Паутины зашевелились, опали и мелкими мышками разбежались по углам. Откуда-то из-за печи послышалось тихое покашливание. Валерий выскочил на улицу и побежал, не разбирая дороги. Он пересек поле, с ходу перепрыгнул грядки с капустой, продрался сквозь крыжовенные кусты, со всего разбега влетел в трясину и только тогда опомнился. Вокруг была липкая холодная черная жижа. Она поглощала его быстро и неотвратимо. Ни деревца рядом, ни кустика.

«Вот и конец, — мелькнула мысль. — Боже, какая нелепая смерть. Но Мисос сам выбирался из трясины. Значит, есть какой-то способ. Может быть, нельзя дергаться?». — Нет, хоть шевелись, хоть не шевелись, жижа затягивала. Вот она закачалась у самого рта, закрыла губы… выше… выше… Валерий в последний раз втянул носом воздух … Черный холодный мрак больно ударил в глаза. Невыносимо хотелось вздохнуть, но нет, он не позволит болоту убить его — лучше потерять сознание от удушья. Голова наливалась чем-то кроваво-красным, густым, ее распирало и распирало, но сознание не меркло. Из последних сил он не давал себе дышать, но понял, что еще чуть-чуть — и не выдержит. И он не выдержал… вздохнул.

…Очнулся от собственного утробного хрипа, крика и от пронзившей сознание радости, что не умер. Чудо свершилось или его вытащили, но он остался жив. В губы что-то больно тыкалось.

— Пей, пей, пей, — повторял неприятный голос. — Пей, а то помрешь.

Валерий с усилием разомкнул веки. В кромешной тьме, совсем рядом светились и смотрели на него нечеловеческим взглядом два желтых глаза. Он шевельнулся и понял, что все еще в трясине. Густая жидкая грязь колыхалась перед глазами, и было непонятно чем тут можно дышать.

— Пей! — продолжал настаивать голос.

С невероятным усилием Валерий глотнул черную жижу, и она показалась соленой на вкус. Желтые глаза стали тускнеть. Мелькнули корявые руки, словно повисшие в пространстве, и он понял, что засыпает.

21

Очнулся ночью. От невыносимого холода стучали зубы. В лицо что-то кололось, и Валерий долго не мог разобраться, где находится. Отчетливо помнил, как тонул в трясине. По-видимому, его кто-то спас. Ощупав себя, сообразил: одежда не его, да это была и не одежда вовсе. Скорее что-то вроде одеяла. И он вспомнил свой сон…

Кто-то пытался его раздеть, и Валерий упорно сопротивлялся. Потом ему удалось вырваться, и в кромешной тьме он долго-долго уходил от погони. Путал след, петлял, прятался, падал, отчаянно ожидая, что все равно схватят. Опять перебегал от куста к кусту, совершенно забыв, что кругом болота, и у него имеются немалые шансы снова угодить в трясину. Он слышал голос и странный зов: «Товарищ утопленник. Товарищ утопленник, постойте, куда вы. Вернитесь немедленно». Желтые глаза, которые искали его, ловили и пытались скрутить, в конце концов, потеряли след, и он заснул, чуть зарывшись в подвернувшийся стожок сена. Пошарив около себя, Валерий с удивлением обнаружил, что вокруг действительно сено. Значит, то, что его ловили, не сон. Но как ночью ему удалось так ловко бегать по совершенно незнакомой местности? Невероятно! А впрочем, во всей этой какофонии из кошмаров и бредовых снов уже невозможно стало разобраться: где — явь, где — наваждение. Валерий поглубже зарылся в сено, но все равно замерзал. Да еще мыши, что ли, шуршали в глубине, не позволяя хоть как-то забыться. Тогда он выбрался наружу и попытался прикинуть, в каком месте острова его угораздило устроить себе ночлег. Было заметно: скоро начнется рассвет. Чернота наполнялась серыми тонами, бледные мазки тумана все отчетливее проступали на фоне темнеющих вдали кустов.