Влюбленный джентльмен - Барбара Картленд

– Если и есть в мире молодая девушка, которая больше всех может привести в ярость и разозлить, так это вы! – воскликнул граф. – Перестаньте насмехаться надо мной и поговорите со мной по душам.

– Если под разговором по душам вы подразумеваете попытки заставить меня делать то, чего я не собираюсь ни теперь, ни потом, вы напрасно тратите время!

Тэлия встала с дивана и приблизилась к одной из картин.

– Рубенс! – воскликнула она. – Если б вы только знали, как я мечтала увидеть хотя бы одну его картину! Какие краски! Так я себе и представляла! Однажды я прочитала в книге, что в каждой картине он всегда рисовал свою вторую жену, которую обожал.

– Я не хочу видеть вас на картине, – сказал граф. – Я хочу видеть вас в своих объятиях.

Тэлия оторвалась от созерцания картины.

– Довольно банальное заявление»– сказала она. – Совсем не похоже на вас.

– Проклятие! – вскричал граф. – Когда-нибудь я потеряю терпение, и вам уже поздно будет жаловаться!

Тэлия рассмеялась:

– Вы меня не запугаете, – сказала она. – А теперь, видя ваше истинное лицо, я открою вам еще один секрет. Прошлым вечером, когда я отправлялась на встречу с вами, Анна дала мне с собой пистолет!

– Пистолет?

Изумление графа было очевидно.

– Он был у меня в сумочке. Довольно маленький, но с его помощью тоже можно наделать шуму.

– Вы поэтому заявили, что не боитесь, если я вдруг решу взять вас силой?

– Говоря по правде, я с самого начала сомневалась, что вы можете так себя повести. Дело в том, что, как я признала прошлым вечером, вы – джентльмен.

– Вы действительно заставляете меня поверить в то, что это какое-то преимущество!

– Я бы предпочла, чтобы вы сочли это качеством души, которым можно по праву гордиться.

– До тех пор, пока это чувство становится на пути у моих стремлений, гордиться мне им не хочется.

Граф шагнул навстречу Тэлии и сказал:

– Давайте прекратим эту словесную баталию. Вы нужны мне, Тэлия, и я не представляю себе своей дальнейшей жизни без вас.

В его голосе чувствовалась та интонация, перед которой ей оказалось трудно устоять прошлым вечером, и хотя граф не притронулся к ней, Тэлия вскинула руки, словно пытаясь защититься.

– Прошу вас… Прошу, – сказала она. – Не говорите со мной так. Уж лучше спорить и пререкаться.

– Я не хочу спорить с вами, – сказал граф. – Все, чего я хочу, – чтобы вы были моей.

Ему показалось, что Тэлия вздрогнула, и он продолжил:

– Думаю, вы уже заметили, даже если еще пока не признались себе в этом, что мы нечто значим друг для друга; нечто такое, о чем каждый из нас, отказавшись от этого или утратив, будет сожалеть.

Тэлия снова принялась рассматривать картину Рубенса, и граф тихо произнес:

– Посмотрите на меня, Тэлия.

Она покачала головой.

– Я должна ехать домой. Вам известно, что я не могу оставаться так долго.

– А если я попрошу вас об этом?

– Вы сами знаете ответ.

– Это не ответ. Вы просто стараетесь следовать выдуманным вами правилам, которые в случае, если это касается нас, теряют свой смысл.

– И все же вам придется тоже следовать им.

– Почему?

– Потому что… – начала Тэлия, но не закончила. – Прошу вас, отвезите меня домой.

– Я так хочу, чтобы вы остались! Неужели это для вас ничего не значит?

В его голосе снова слышалась мольба, в которой было трудно отказать.

– Пожалуйста… – произнесла она.

Она взглянула на него и замолчала.

Не двигаясь, они взирали друг на друга, и весь мир для Тэлии исчез, оставшись только лишь в его серых глазах.

Его взгляд пронзал ее душу и тело и сливался с ее дыханием.

Впоследствии она не могла вспомнить, кто из них сделал первое движение.

Она неожиданно осознала, что граф держит ее в своих объятиях.

Ей не пришло в голову, что она должна сопротивляться.

Здравый рассудок оставил ее, и больше не существовало ничего, кроме его глаз, губ, у которых она оказалась в плену.

Их губы соединились, и Тэлия перестала быть собой, чувствуя, будто бы все ее тело сливается с ним воедино, словно от сотворения мира они всегда были одним целым.

Его руки сомкнулись крепче, а губы становились все более настойчивыми, и она почувствовала, словно ее от губ до груди вдруг пронзило странное сочетание боли и наслаждения, оно достигло сердца и стало его неотделимой частью.

И чувство это именовалось любовью. Оно было не таким, как Тэлия представляла себе раньше, но куда более острым, восхитительным и величественным.

И не нужно было бороться, ибо отныне она принадлежала не себе самой, но ему.

Он словно бы захватил и уничтожил всю сущность ее одиночества.

Это было тайной любви, чудом, перед которым она не могла устоять теперь и никогда.

В конце концов, когда она уже стала ощущать себя скорее ангельским, нежели человеческим созданием, граф оторвался от нее.

– Дорогая моя, милая! Зачем ты противишься этому? – спросил он. – Ты моя! Моя, и ты была моей изначально.

Тэлия постепенно вернулась к реальности, и это оказалось подобно падению с небес на грубую, жесткую землю.

– Пожалуйста… – прошептала она.

Словно разделяя ее чувства, граф сказал:

– Я отвезу тебя домой. Мы поговорим обо всем завтра.

Сейчас уже слишком поздно, а ты устала.

Обнимая ее одной рукой, он провел Тэлию через салон к залу.

Лакей поспешил подать ей плащ, а когда перед ней открылась входная дверь, Тэлия увидела ожидавшую их снаружи карету.

Она шагнула внутрь, все еще слишком растерянная, чтобы задумываться о происходящем. Словно разделяя ее чувства, граф обнял девушку за плечи, и она непроизвольно легла щекой на его плечо, но он лишь прикоснулся своими губами к ее лбу.

В тишине они направились в сторону Шеппердз-Маркет.

Позже, провожая ее сонными улочками к дому восемьдесят два, граф сказал:

– Ни о чем не волнуйся. Оставь все заботы мне. Завтра вечером я поведаю тебе о своих планах, которые все разрешат, и тебе не о чем будет больше тревожиться.

Он остановился там же, где вчера, и посмотрел ей в глаза.

– Спокойной ночи, моя милая, – нежно произнес он. – Я буду думать о тебе. Просто доверься мне, это все, что от тебя требуется.

Тэлия взглянула на него.

Она видела его глаза и все еще ощущала себя их пленницей.

Слова застряли у нее в горле, и Тэлия, развернувшись, поспешила к дому.

Лишь в ожидании, пока Анна откроет ей дверь, она обернулась.

Граф не сдвинулся с места, и ей казалось, что он возносится выше и выше, заполняя собою весь мир и достигая звездного неба.