Практическая магия - Элис Хоффман

— Как ты могла? — Салли встает лицом к лицу с се­строй. Она хоть и пила кьянти чуть ли не целый час, но теперь совершенно трезва. — Тебе не пришло в голову, что надо бы спросить у меня разрешения? Что, может быть, ей еще рано начинать красить волосы и малевать лицо и заниматься неизвестно чем еще, что приведет ее на ту же мерзкую дорожку, с которой ты сама не сво­рачиваешь всю жизнь? Ты не подумала, что я не желаю, чтобы она стала такой, как ты, и что тебе, будь у тебя хоть какие-то мозги, тоже не следовало бы желать ей такого, особенно учитывая твой свежий опыт, и ты прекрасно знаешь, о чем речь! — Салли уже не помнит себя и не заботится о том, чтобы понизить голос. — Как ты могла это сделать? — кричит она. — Как посмела!

— Да не расстраивайся ты так. — Это определенно не та реакция, на которую рассчитывала Джиллиан. На аплодисменты - возможно. На одобрительный хлопок по плечу. Но эта обвинительная тирада... — Можно до­бавить каштановый оттенок, большое дело!

— Большое. — Салли становится трудно дышать. Она смотрит на девочку в кабинке — на Кайли или ту, что еще недавно была Кайли, — с таким ощущением, будто ей в сердце всадили рыболовный крючок. Она делает вдох через нос и выдыхает через рот, по системе Ламаза, как когда-то учили в школе. - Отнять у кого-то юность, нетронутость — на моем языке, это не пу­стяки. На моем — это большое дело.

— Мама же, — молит Антония.

Подобного унижения Антония еще не переживала. Мистер Фрай наблюдает за ними, словно их семейство разыгрывает спектакль. И не он один. По всему ресто­рану люди прервали разговоры. Жаль пропустить бес­платное представление.

— Может, все же приступим к еде? — умоляющим голосом говорит Антония.

Официант принес им заказ и нерешительно рас­ставляет его на столе. Кайли старательно не обращает внимания на взрослых. Она догадывалась, что мать рассердится, но такая реакция - это уже ни в какие ворота.

— Есть охота — ужас, а тебе? — шепчет она Гидеону. Кайли рассчитывает, что Гидеон — единственный нор­мальный человек за этим столом, но, увидев выраже­ние его лица, понимает, что его сейчас занимает не еда. — Что это с тобой? — спрашивает она.

— Ты, вот что, — отвечает он, и это звучит как обви­нение. — Ты совсем другая.

— Не я, — говорит Кайли. — Это просто волосы.

— Нет, — говорит Гидеон. Первое потрясение про­ходит, сменяясь ощущением потери. Куда девался его товарищ и друг, свой парень? — Ты не такая, вот и все. Это надо же было отмочить!

— Вали ты знаешь куда, — говорит Кайли, уязвлен­ная до глубины души.

— Ладно, — бросает ей Гидеон. — Уже сваливаю, — не пропустишь меня?

Кайли отодвигается, давая ему выбраться из кабинки.

— Псих — вот ты кто, — посылает она ему вдогонку с таким хладнокровием, что самой не верится. Даже Ан­тония косится на нее не без уважения.

— Так-то ты обходишься со своим лучшим дру­гом? — говорит Салли. — Видишь, что ты наделала? — спрашивает она Джиллиан.

— А он и есть псих, — говорит Джиллиан. — Кто ж это уходит со дня рождения, когда его еще не отмечали?

— Уже отметили, — говорит Салли. — Ты так и не по­няла ничего? Бал окончен.

Она роется в сумочке, доставая бумажник, и кидает на стол деньги в уплату за нетронутую еду. Кайли, правда, успела схватить кусок пиццы, но, поймав суро­вый взгляд матери, поспешно кладет его назад.

— Пошли, — говорит Салли дочерям.

До Бена Фрая только теперь доходит, что ему вновь представился удобный случай. Салли с девочками под­нялись, и Джиллиан осталась за столом в одиночестве. Бен подходит с самым небрежным видом, словно это не его бросает то в жар, то в холод.

— Салли, здравствуй, — говорит он. — Как жизнь?

Бен — один из немногих преподавателей, которые ве­дут себя с Салли как с равной, хотя она — всего лишь се­кретарь. Не все такие добрые — например, Пола Гудингс, математичка, распоряжается ею как хозяйка, можно подумать, будто она сидит за своим столом без дела и всякий, кому случится пройти мимо, волен отдавать ей приказания. Бен и Салли знакомы много лет, и было время - Бен тогда только пришел работать в школу, — у них вроде как намечался роман, но потом оба склони­лись к тому, что предпочтительнее иметь просто хороше­го друга. С той поры они часто встречаются за ланчем и всегда выступают заодно на школьных собраниях, любят посидеть вдвоем за кружкой пива, перемывая косточки учителям и работникам школьной администрации.

— Жизнь, если честно, не очень, — отвечает Салли, не сообразив еще, что он движется мимо, не дожидаясь ответа. — Раз уж тебе это интересно, - прибавляет она.

— Привет! — говорит Бену Фраю Антония, когда он с ней поравнялся.

Блеск, конечно, — но ни на что более остроумное она в данный момент не способна.

Бен отвечает ей равнодушной улыбкой и движется дальше, пока не доходит до стола, где, уставясь на не­тронутую еду, сидит Джиллиан.

— Что-нибудь не так с заказом? — спрашивает ее Бен. — Может быть, я могу помочь?

Джиллиан поднимает голову. Из ее светло-серых глаз катятся слезы. Бен делает шаг вперед. Он увяз так прочно, что назад ему уже не выкарабкаться при всем желании.

— С заказом все в порядке, - бросает ему Салли, на­правляясь к двери и увлекая за собой дочерей.

Если бы Салли в эти минуты так не ожесточилась сердцем, она пожалела бы Бена. Посочувствовала бы ему. Бен уже сел напротив Джиллиан. Взял спички у нее из рук — которые опять дрожат, будь они нелад­ны, — и подносит огонь к ее сигарете. Выходя с девоч­ками из ресторана, Салли, кажется, ловит его слова: «Не плачьте, пожалуйста», — обращенные к ее сестре.

И еще, как будто: «Выходите за меня замуж. Хоть сегодня — до вечера успеем».

Впрочем, не исключено, что это только ее фанта­зия, — просто ей слишком хорошо известно, к чему он клонит. Не было мужчины, который глядел бы на Джиллиан, как глядит сейчас Бен, и не сделал ей пред­ложения того или иного рода.

Что ж, Бен, по разумению Салли, — взрослый маль­чик и способен сам о себе позаботиться — или, на худой конец, попытаться. Совершенно другое дело — ее доче­ри. Салли не намерена допустить, чтобы Джиллиан, сва­лясь к ней как снег на голову с таким багажом, как три развода и один покойник, затевала игры с благополучи­ем ее дочерей. Девочки вроде Кайли и Антонии слиш­ком ранимы, достаточно недоброго слова — и они слома­ются, им чересчур легко внушить, будто они чем-то хуже других. От одного вида Кайлиной шейки сзади, когда они идут по парковке, у Салли наворачиваются слезы. Но она не плачет. И что еще существеннее — не заплачет.

— Уж не настолько мне плохо с такими волосами, — говорит Кайли, когда они садятся в «хонду». — Не ви­жу, что мы такого страшного натворили.