Узник (сборник) - Эрнест Маринин

Он прижался к стенке над пачкой пенопора и зло крикнул:

– Отсчет! Отсчет давай скорей!

– Сейчас, сейчас, – бормотал расчетчик, – даю! Перекрытие – семь сантиметров. До контакта – минута десять!

«Семь! Стенка – шесть. А я тут же, сразу, прямо под глыбой окажусь!.. До чего ж противно мир устроен! В двадцать два года помирать – и за что? За заработки? Гори они синим пламенем те заработки, чтоб я еще когда за ними погнался. Да, теперь уже не погонюсь, ни за чем теперь уже не погонюсь… Героической смертью на трудовом посту… И не сдвинешь ее уже никак, за волосы себя из болота не вытянуть. Замкнутая система не может перемещаться под действием внутренних сил… Может, чуть наклонить кабину? Удар будет косой, скользящий, не разобьет, а закрутит. Да нет, глупости, только что ведь сам сообразил, как бритвой срежет. И вообще нельзя, эти семь сантиметров – самый краешек доверительного интервала, так, пока кабина по оси стоит, может, еще и не зацепит, а если наклоню, влезу другим концом в тот интервал – точно вмажет… А может пронесет? Может, повезет? Ой, та когда ж мне везло, даже номер тринадцать тринадцать, самый мой номер и есть, всю жизнь так… Хоть пару слов передать для мамы, что ли… А что я ей скажу? Что, мол, перед смертью тебя вспомнил? Ото ей облегчение будет… Замкнутая система не может… А мне ж перемещаться не надо, мне б только на секунду отдернуться в сторону, пока она пролетит, это ж даже не секунда, это ж сотки… Автомат мог бы – отвернуть, потом обратно качнуть, дальний конец отвести, пропустить каменюку проклятую, как прыгун планку обтекает… Но то автомат…»

– Сорок секунд… тридцать пять… – шептал расчетчик.

– Замолчи! – тонким голосом крикнул Казарян. Таким голосом, что стало ясно: вот он сидит, ждет смерти Ивановой – как своей. И казнится, будто это его недосмотр, рой этот…

«Замкнутая система… Сволочь ты, система, и вы, законы природы – к черту такую природу!.. Стой! А вдруг люк отомкнется?»

Он изо всех сил оттолкнулся от стенки, успел развернуться, перелетая четырехметровый отсек, и грохнул тяжелыми башмаками в люк. Его отшвырнуло на плиты пенопора, губка спружинила и кинула его обратно – он снова ударил ногами в люк, и снова безрезультатно. Пенопор гасил энергию, с каждым разом Иван подлетал к люку с меньшей скоростью – а голос в динамике шептал:

– …четыре… три… две… одна…

Иван обеими руками вцепился в скобу на стенке, рванул на себя – НОЛЬ!..

Отсек еще гудел от ударов магнитных башмаков, растянулся бесконечный всплеск пульса в виске: «Ну, когда же? Это ж так от одного ожидания помереть можно!»

И тут зачастил перепуганный голос расчетчика:

– В момент контакта кабина главного фокуса получила поперечное ускорение и движется в сторону Зеркала со скоростью ноль запятая два ноля два метра в секунду… Диспетчер, необходимо принять меры для предотвращения соударения…

«Во загнул, предотвращения соударения, – ухмыльнулся Иван – и оторопел. – Как… Что он говорит? Какого контакта? Еще ж не было… Еще? Уже! Уже не было! Уже и не будет!»

– Ур-ра-а-а! – завопил Иван во всю глотку.

– Слушай, дорогой, какое ура, сейчас Зеркало разобьет, а ты ура кричишь! Ой, па-адажди! Кто ура кричит, я спрашиваю, а?!

– Та я, я, Иван Товстокорый, тринадцать тринадцать! Все в порядке, контакта не было, промазала каменюка! Даже и не притронулась, все в норме!

– В норме, да? А почему ты летишь на Зеркало? Святой дух тебя несет? Или творческий порыв?

– А то глыба колыхнула эфир, вот меня волной и погнало!

– Слуша-ай! Прекрати глупую болтовню! Я тебя, конечно, поздравляю – и будь здоров, надо Зеркало спасать!

– Та что там его спасать, включить буксир, сдвинуть на сто метров. Лучше меня спасайте, а то пока рой кончится, я черт-те куда улечу!

– Не морочь голову, дорогой, я отключаюсь, болтай с диспетчером! Сам полетел – сам и спасайся!..

– В самом деле, тринадцать тринадцать, давай, переходи на основную волну. Что, кончились твои фокусы?

– А я знаю… – буркнул Иван и разжал пальцы.

Он висел в невесомости, переводя дух.

«Фокусы!.. Как вроде это я пихнул кабину на Зеркало!.. А может, в самом деле я? Если б камень просто промазал, так кабина осталась бы на месте – а она летит! Оттого, что я несколько раз грохнул ногами в люк? Так ведь потом стукался в противоположную стенку… не-е, не в стенку, в пенопор! Может, в этом все дело? Часть энергии гасилась в пенопоре… Энергии – да, а как насчет силы? Не может быть такого, нарушается закон сохранения импульса… стой, а как у этого вышло, как его, Александрова, который еще в том веке совершенствовал отбойный молоток? Там ведь сила удара зависела от упругих свойств ударника, пришлось, кроме классической теории удара, разрабатывать другую, для реальных тел. Ой, неясно все… Но ведь летит кабина на Зеркало! Нет, вполне могло быть: башмаками удар жесткий, все передается, а через пенопор – не все, часть силы гасится, уходит на внутреннее трение, вот и получилась разность сил, дала ускорение – и лечу я… – Он блаженно усмехнулся. – От ножного привода, как на швейной машинке „Зингер“ одна тысяча девятьсот затертого года. Звездолет „Зингер“ с ножным приводом. А ведь если эффект есть… какое на фиг „если“, я ж лечу! Эффект есть, и это действительно звездолет! Никакая ракета для звездолета не годится, слишком много рабочего тела надо отбрасывать. А это – не ракета, такой двигатель не тратит рабочего тела, ему только энергия нужна, не проблема… Надо срочно проверить, и всем показать надо… Сейчас передохну, разверну маховиком кабину, а после опять ногами в люк – и остановлю! „Сам полетел – сам и спасайся!“ Ты ж, Тамразович, первый прибежишь проситься, когда через пять лет я такой звездолет сделаю! Ну возьму, возьму, ты ж такой мужик симпатичный, и других ребят возьму, друга Сашку, конечно. Даже диспетчера этого, как его, прибалтийская фамилия… Альтманис, во!..»

Иван блаженствовал. Он чувствовал себя спасителем человечества. Он впервые в жизни открыл и придумал что-то новое. И это была такая радость, больше, чем оттого, что спасся, чем от любви, даже – хмыкнул – чем от первой в жизни премии… Аж тошно стало. Тоже сравнил! Да что там те деньги!

Вот это ощущение – когда еще никто на свете не знает и не может, а ты – один! – уже знаешь…

В этот момент раздался резкий удар вблизи люка, кабина загудела, как колокол, крышка люка отскочила, воздух рванулся наружу, выбрасывая незакрепленные предметы, Ивана швырнуло к отверстию, он едва успел, растопырившись, задержаться в отсеке…

Когда давление упало до нуля, он кое-как прикрыл поврежденный люк и вызвал диспетчера:

– Это… Иван Товстокорый говорит, тринадцать тринадцать. У меня обратно попадание. Кабина разгерметизирована. Кислорода – на два часа… Вот…