Зинин - Лев Гумилевский

Сегодня, через сто с лишним лет, стиль, слова и отдельные выражения вдохновенной речи кажутся нам странными, малопонятными и чуждыми всему строю нашего миропонимания и мышления. Но, вчитываясь и вдумываясь в них, мы видим ученого, мыслящего нашими понятиями, лишь вынужденного подыскивать специальные термины для их выражения на языке своего времени.

Заключительные слова речи звучали уже гимном химической науке, пределов применения которой Зинин не видел.

— Все почти явления, наблюдаемые нами, совершаются под влиянием законов химии, — говорил он, — и как скоро вопрос относится к области этой науки, ответ ее всегда бывает определителен и точен, ибо основывается на количестве и качестве как потребляемых в явлении тел, так и рождающихся новых соединений. Способы, предлагаемые химией, достигают удивительной верности; объяснения всегда проистекают из совокупности свойств, из самой сущности предмета, а не из произвольных предложений, не из одной комбинации общих понятий!

Если когда-либо учитель и сожалел о потере математика во имя необходимости иметь химика, то, внимательно следя теперь за речью ученика, он уже не видел никаких оснований для сожалений.

Закончил оратор свою речь прямым обращением к слушателям:

— Вы видели, милостивые государыни и милостивые государи, в какой ясности и простоте дозволяет настоящее состояние химии представить главнейшие процессы органической жизни, — сказал он, — слишком много встретили бы мы на пути этих исследований еще не решенных вопросов — чего же недостает для решения их? — фактов, наблюдений и опытов! Это положительно верно, и всякому, кто понимает святое дело истины, странно слышать легкомысленные жалобы на практическое направление вежа; страннее того, непонятнее читать и слышать мнения людей, которые сами занимаются или должны бы были заниматься практическими науками, «о громадности и бесполезности каких-то фактов», вероятно им только известных… Не верьте, милостивые государыни, милостивые государи, этим жалобам, не верьте этим мнениям — в них нет истины, дух лени, лжи и суетной напыщенности внушает их!

Когда раздались аплодисменты, Лобачевский встал навстречу сходившему с кафедры оратору и, поздравляя с прекрасной речью, пожал его руку тепло и приветливо.

Попечитель последовал его примеру, хотя, кажется, ровно ничего не понял и только сказал наставительно:

— Излишне красноречиво для торжественного собрания, профессор.

Конечно, не один Молоствов не понял, не оценил, не додумал речи Зинина. Ведь Зинин произносил свою речь, отстаивал свои взгляды, указывал пути развития химии, когда в глазах еще многих людей аптекарь и химик, врач и цирюльник, пускавший кровь, не отличались друг от друга.

«— Профессоры!! — вопила княгиня Тугоуховская в пьесе Грибоедова. — У них учился наш родня, и вышел, хоть сейчас в аптеку, в подмастерьи. От женщин бегает и даже от меня! Чинов не хочет знать! Он химик, он ботаник, князь Федор, мой племянник».

Но для молодых слушателей Зинина его речь стала программой жизненной деятельности Если бы Бутлеров не обладал превосходной памятью, не нуждавшейся в записывании поразивших его мыслей, то он, конечно, выписал бы в свой блокнот золотые слова учителя:

«Высшая задача науки состоит в отыскании зависимости свойств от закона состава, а вместе с тем и от закона происхождения тела».

Именно «отыскание закона состава тела» поставил своей научной задачей Бутлеров еще на студенческой скамье; именно выполнение этой задачи доставило ученику Зинина мировую и вечную славу.

Симонов напечатал речь Зинина в ежегодном сборнике «Обозрение преподавания и речи Казанского университета за 1847/48 учебный год».

Значение крупных деятелей науки определяется не только тем, что они сделали, но и тем, что они завещали. В этом смысле Николай Николаевич достойно завершил казанский период своей жизни. Хотя разве только сегодня, через сто лет, мы вполне можем оценить мощь и силу его завещания.

Г лава восьмая

Идеи носятся в воздухе

Что же и составляет величие человека, как не мысль? Да будет же она свободна, как должен быть свободен человек.

Формально выступая от лица химической науки с речью о «Современном направлении органической химии», Николай Николаевич вышел далеко за пределы своей темы. Речь шла о необходимости физико-химического направления в естествознании.

Подвергнув резкой до презрительности критике идеалистическую и теологическую трактовку научных проблем философией, оратор призывал к опыту и наблюдению, строго научному методу во всех областях знания.

И резкая критика идеалистической философии и провозглашение физико-химического направления в естествознании, вероятно, остались бы навсегда погребенными в университетском архиве, если бы в то же время в жизни Зинина не произошли крутые перемены.

Летом неожиданно и странно умерла его жена. Небольшие недомогания, начавшиеся с весны, не внушали еще беспокойства. Но вот однажды Николай Николаевич увидел в руках жены небольшой томик стихов Губера. Книгу эту, вышедшую в 1845 году, автор прислал старому другу еще год назад. Николай Николаевич отдал ее переплетчику, у переплетчика она задержалась и появилась в доме как новость.

Вытирая пыль на столе, недомогавшая женщина заинтересовалась книжкой и, присев с тряпкой в руке отдохнуть, неожиданно открыла ее на стихотворении, начинавшемся так:

В страшный час томящих сновВ тихой области гробов,На обломках бытияОт людей скрываюсь я…

Легко понять, какое впечатление произвели эти первые же строки на больную женщину. Перевернув несколько страниц, она увидела заголовок «Могила» и прочла!

Душа моя — пустынная могила,И много в ней холодных мертвецов.

А через несколько страниц уже без всяких поэтических околичностей говорилось:

Я в темный гроб гляжу…

Из писем Губера Николай Николаевич знал, что школьный товарищ смертельно болен, что жизнь ему не удалась, и на стихотворения его он смотрел, как на историю болезни, самим поэтом описанную. Но жена в случайно попавшей ей на глаза книжке увидела указующий перст судьбы.

Она перестала лечиться, стала усиленно ходить в церковь и, слабея день ото дня, быстро погибла от туберкулеза легких.

Николай Николаевич погрузился в хаос домашних забот, перемежавшихся тоскливым одиночеством. Опыты над ксилоидином он забросил, лабораторию по случаю каникулярного времени почти не посещал. Знойные дни с ночными туманами от казанских озер, превращавшихся летом в болота, Зинин возненавидел.