Золушка с планеты принцесс (СИ) - Сергей Калашников

— Уже и не припомнить. Когда бы мне не доложили, я бы и не признал тебя, лопоухого.

Старые знакомцы отступили друг от друга на полшага, чтобы получше разглядеть.

— Хорошо питаешься, — Степан легонько ткнул кулаком в «авторитетик» бывшего одноклассника.

— А ты всё такой же борзой да поджарый. Это надо же — через столько лет встретиться за тридевять парсеков!

— Мир тесен, Петя. Тут ещё из нашего класса Витька Булыгин уж, почитай, тридцать лет, как спит в земле сырой. Поехали к нему на могилку.

Мужчины вышли на набережную, где стоял небольшой, человек на десять, автобус без стен, но с крышей. Четыре охранника деловито заняли места в салоне, где их уже ждали два мегакота со шлемами на головах.

— Дожили, понимаешь, — буркнул Пётр Егорович, усаживаясь на место рядом с водительским, — ни шагу без охраны.

— Знаешь, Хомо я бы убедил не оберегать меня, словно я драгоценность какая, но этих хвостатых никак не уломать, — кивнул на своих опекунов, Асмолов и стронул машину с места.

До кладбища доехали быстро. Ровные ряды могильных плит, таблички с именами, покой и тишина. Степан достал из прихваченной с собой корзинки керамический кувшин, заткнутый кукурузной кочерыжкой, наполнил три стаканчика, поставил один из них рядом со скромным обелиском, а сверху положил булочку с изюмом.

— А ведь точно! — стёр невольную слезинку землянин. — Витька обожал выковыривать изюм из таких булочек.

Мужчины молча выпили.

— Ты не пытался узнать, кто его…?

— Могу познакомить. Врачом работает в Ново-Плесецке. События тех трёх дней по минутам изучены и разобраны до последней детали — нам своей истории стыдиться не нужно. Жалко, что после Витьки детей не осталось — ему ведь всего восемнадцать тогда исполнилось.

Опять помолчали, да и отправились на выход. От ворот гость оглянулся — какая-то пёстрая пичуга уже клевала оставленное угощение.

Возвращаться в город Степан не стал — проехал чуть дальше и остановился у склона. Туда и поднялись, устроившись на камнях, нагретых лучами здешнего светила. Внизу копошилась пёстрая толпа народу, преимущественно детей.

— Тропа войны, — понял Пётр Егорович. — Мой внук должен быть где-то здесь.

Мегакот подал бинокли, и мужчины принялись всматриваться в происходящее. Горели костры. Девочки доставали из них разогревшиеся камни и бросали в котлы, подвешенные к деревянным треногам.

— Индейскую похлёбку готовят, — пояснил Степан.

Рядом куча пацанвы собирала каркасы из разнокалиберных палок.

— Вигвамы ставят.

В этой кутерьме удалось рассмотреть и Мишу. Он спорил о чём-то с другим мальчиком, потом получил затрещину и начал выговаривать своему охраннику, который только руками разводил.

Чуть левее девочки натягивали покрытие на составленные концами длинные жерди — это, надо полагать, типи.

Правее — метали копья, чуть дальше — топорики-томагавки. Куда-то неслась толпа ребят постарше в украшенных перьями одеяниях. Похоже, никому не было скучно. Вдруг откуда-то сверху упал огромный шар — он стремительно затормозился и «прилип» к противоположному склону этой пологой ложбины. С такого расстояния оценить размер на глаз было непросто, но машинерия бинокля выдала комментарий — диаметр двадцать четыре метра.

Вот из этого сфероида через откинувшиеся аппарели и высыпала стремительная колонна огромных насекомых, в считанные секунды распределившихся вдоль гребня возвышенностей и замерших корявыми изваяниями.

— Мать Улья предупреждала, что прибудут зрители с Желтой, — пояснил Степан.

Среди инсектов были заметны и фигурки обычных человеческих детей. Точнее не среди, а верхом на отдельных особенно крупных насекомых. Эти особи проследовали к месту проведения празднества, высадили пассажиров и вернулись «на трибуну».

— А этот корабль…? — неуверенно протянул Пётр Ефимович.

— Десантный модуль с авианосца, — пояснил Степан.

В этот момент появилась новая группа участников представления — мегакоты, одетые в кирасы и мушкетёрские плащи с испанскими шлемами или широкополыми шляпами на головах, держали в лапах мушкеты с расширяющимися на манер воронки стволами. Зазвучали выстрелы, всё заволокло пороховым дымом, из клубов которого появилась процессия привязанных к длинной верёвке «индейцев».

Чуть погодя на охрану этой процессии налетели опять мегакоты верхом на неосёдланных лошадях. Эти носили костюмы из разноцветных перьев. Тут уже никакого дыма не было, зато началась отменная потасовка. Со стороны города подъехала двуколка с бочкой, на которой красовалась надпись «Йод».

Некоторое время было просто невозможно понять, что происходит — всё смешалось. Потом народ разбрёлся по кучкам и стало понятно — начался обед. Трескали мясо, похлёбку и что-то из мешков. И тут словно ниоткуда в воздухе над толпой проявился клин из мётел, на которых восседали одетые в зелёные мантии существа с усатыми мордочками и прижатыми к голове кошачьими ушками.

Этот клин, чётко сохраняя строй, слитно, не теряя единства, выполнил мёртвую петлю, пижонскую медленную бочку, описал вираж и, наконец, рассыпался во все стороны. Но, разойдясь, пилоты развернулись и ринулись к одной точке прямо над бочкой йода. Как они не столкнулись — никто не понял, потому что после прохода над этим местом, все продолжали лететь в том же направлении — разница во времени пролёта составляла доли секунды.

Развернувшись, пилоты снова устремились туда же, но на этот раз они разом резко взмыли, собравшись в «свечке», и растаяли в воздухе, словно их и не было.

— Босечка! — вскрикнул Степан, обращаясь к одному из своих охранников. — Ты мальчишку Хомо, замыкающего справа, узнал?

— Узнаешь его, — махнул лапой мегакот. — Он же маску Идалту надел, чтобы никто не понял.

— Вот и попробуй поуправлять этим бардаком! — воскликнул Степан, повернувшись к Петру. Какой-то пацан нашей расы, понимаешь, участвует в тренировках пилотажной группы Идалту, а я — ни сном, ни духом!

— Ты бы не горячился, Стёпа, — ответил мегакот. — Через неделю воздушный праздник — отсохни мой хвост, если он там себя не окажет.

— А как тут обстоят дела с рыбалкой? — спросил гость, когда автобус возвращался обратно в город — день промелькнул совершенно незаметно, и Гаучо уже клонился к закату.

— Я-то сам не увлекаюсь, но любители этого дела тут имеются. Сейчас, спрошу одного. — Ген! — это он уже в микрофон говорилки. — Тут мой старинный друг с Земли в гости заглянул. Любитель порыбачить. Ты как, свозишь нас? Завтра в четыре? — Степан посмотрел на Петра Егоровича и, увидев кивок, продолжил: — Завтра в четыре на Ручейном причале.