Тайну хранит пещера - Михаил Самсонов

— Вот лафа! — во все горло заорал он.

— Ты чего, дура, орешь, как кабан недорезанный? Смотри у меня! — Кулак старика грохнул о стол. Иван тихо, покорно ответил:

— Я ничего… Рад… Дедушка… Денег-то сколько будет, паспорт купим, одежонку! — Ухмыльнулся. Сел.

— То-то, смотри у меня! — более мягко проговорил старик.

После сытной трапезы хорунжий объявил двухчасовой отдых. Иван зашел к себе в каморку, снова вышел, пошел во двор, выглянул за калитку. Никого не видно. Вот только опять этот нищий идет, кажется, сюда. Иван скрылся в помещении. Старик не разрешал Ивану показываться людям, а тут нищий повадился. Но сам хозяин этому «божьему человеку» не отказывал в хлебе, да и денег давал.

Виктор Иванович никак не мог уснуть, ворочался. Наконец, поднялся.

— Отец! — шепотом произнес он. Старик не спал, поднял голову.

— Чего еще?

— Отец! Завтра думаю на работу не поехать, скажу, заболел… Ведь до утра сегодня потеть будем. Отлежусь здесь.

— Это верно. А как сообщить на работу?

— Дойду до сельсовета, позвоню оттуда по телефону начальству, попутно в магазин забегу, хлеба куплю…

— Иди, да быстрей, — согласился старик и повернулся на другой бок.

— Так, говоришь, передали — «В 22.00 дома и на работе»? — переспросил комиссар полковника Теплова.

— Так точно! Слово в слово! — подтвердил тот.

— Вот и хорошо, что слово в слово. А дело — в дело!

Стой, кто идет?!

— Быстрее тяни, веселей! — беспрестанно доносился из колодца голос старика, чуть приглушенный волнением и расстоянием.

Он там, на дне, грузил в ведра небольшие кожаные пудовички с золотыми монетами, а Виктор Иванович поднимал их наверх. Иван бегал между колодцем и хибаркой, передавая дяде Кузе один мешочек за другим. И они тут же исчезали в тайнике, в подвале.

Так с остервенением они работали второй час. Ночь выдалась темная. Ветер гнал низко плывущие облака, вот-вот пойдет дождь.

— И пусть себе идет, пусть идет, — шептал хорунжий. — Зато к нам никто не придет. Кто сюда пойдет? День воскресный, ночь темная, погода промозглая. Все по домам сидят…

Виктор Иванович опять вынул ведро, покачал головой — Иван не успевал носить. Накопилось уже штук десять мешков, лежали горкой, а старик все кричал: «быстрей! быстрей!».

Взглянул на светящийся циферблат — время к десяти часам. Вытер с лица пот, смешанный со струйками дождя, и опять продолжал работу.

Он стоял на доске, над зияющим устьем колодца, ему были видны согбенная, в непрерывном движении фигура отца да огонек фонаря.

Подбежал Иван, и тут же из темноты прозвучало резкое, повелительное:

— Стой! Кто идет?!.

— Руки вверх! — и тут же два мощных луча осветили работающих.

Беглец выпрямился, поднял руки. Но почему сын старика не выполнил приказа? Стоит будто его это не касается, и разглядывает в темноте лицо подавшего команду.

— Виктор Иванович! Это я, старший лейтенант Кадыров!

Иван стоял и не понимал, что происходит. Почему человек в милицейской форме разговаривает с сыном матерого преступника?

— Виктор Иванович! — негромко из темноты донесся другой голос. Второго человека Галичев не видел: в глаза бил ослепительный поток света. Но по голосу узнал Тольку — рабочего с железнодорожной станции.

Из темноты, со стороны тропинки, ведущей к жилью хорунжего, донеслись голоса, топот бегущих. Виктор Иванович не спускал глаз с Ивана, покорно сидящего с поднятыми руками, и на всякий случай схватился за черенок лопаты.

…Автомашина остановилась, не доезжая метров двести до кибитки хорунжего.

Кругом темень. Где-то лениво тявкала собака, да монотонно шуршал мелкий холодный дождь.

— Стой! Кто идет? — послышался из темноты негромкий голос.

— Ахмедов! Открылась дверь.

— Входите, товарищ комиссар!

Маленькая комнатушка заполнена до отказа. Керосиновая лампа еле вырывала лица из темноты. Дядя Кузя сидел на скамейке под иконами, икал, исподлобья оглядывал собравшихся, что-то бормотал и беспрерывно крестился.

— Товарищ генерал! Разрешите действовать по плану операции! — обратился лейтенант Теплов к комиссару милиции Ахмедову.

— Действуйте! — бросил комиссар.

Теплов махнул рукой своей группе: пошли! Подсвечивая дорогу, старший лейтенант Кадыров вел группу к колодцу.

— Здравия желаю, Виктор Иванович! — многозначительно произнес Григорий, останавливаясь шагах в двух от него.

При свете фонаря тот узнал соседа по санаторию.

— Гриша! Какими судьбами? И Рашид тоже здесь?

— Не здесь, так где-нибудь поблизости. Такая уж служба наша.

— Вон оно что… Служба, оказывается… Смотри-ка, и «охотник» тут, и «нищий»…

— И «беглый Иван» — послышался веселый голос, и к ним подошел «беглый преступник» — капитан милиции Петриченко.

— Да, дела… — весело протянул Виктор Иванович. — Дела… Значит, «беглый Иван» и тот «нищий», что к нам похаживал, ваша работа? — с удивлением смотрел он на Теплова, будто только сейчас встретил его.

— Все наши! Вот только прыгнул «Иван» тогда, действительно, неловко. Повреждение ноги не входило в план. А сейчас — хватит разговоров! Дело не кончено еще!

— Смотри, Гриша, вот оно золото, украденное у народа! Смотри! — метнул Галичев луч на груду лежащих мешочков. — И мы вернем-его настоящим хозяевам.

Там, внизу, старик, должно быть, услышал разговор и понял из доносившихся к нему фраз, что все пропало.

«Виктор предал! — больно резанула мысль. — Сын… Родная кровь… Отца…»

Человек в колодце, освещенный лучами электрических фонарей, метался, кричал, как зверь, попавший в волчью яму, остервенело карабкался на стены.

— Успокойся, — склонился над колодцем Виктор Иванович. — Сейчас поможем тебе выбраться.

— Иуда! Продал! — донесся из глубины истеричный голос, И в ту же минуту раздался выстрел. Виктор Иванович дернул головой и упал на руки «беглого Ивана». Обмякшее тело ломалось, тянулось навстречу земле…

Галичева на руках отнесли в сторону, бережно положили на чью-то шинель. Теплов бросился к пострадавшему и увидел, как растет на груди черное пятно…

— Скажите полковнику… — шептал раненый, — предчувствие… тогда… не обмануло меня… Не Галичев… Гаричев… Одна буква… И вот…

— Быстро в машину! — скомандовал лейтенант. — В больницу его! Я останусь здесь! Неужели он не знал, что у старика оружие? — со слезами в голосе пробормотал юноша.

Темноту полоснули два ярких луча — это развернулась автомашина и стремительно понеслась в сторону станции.

«В больницу повезли, только, пожалуй, поздно уже…» — подумал лейтенант. Подошел к яме, пошарил лучом фонарика в колодце. Тотчас раздался выстрел.

«Огрызается, мерзавец!»

— Гриша, это мы идем! — услышал Теплов голос отца. Несколько лучей забегало по площадке, освещая мокрую землю. Полковник направился к колодцу, осветил его.

— Папа, не подходи! — крикнул Григорий и тут же спохватился.

— Товарищ полковник, не подходите к колодцу! Старик вооружен.

Полковник остановился. Из колодца опять раздались выстрелы.

Подошел комиссар.

— Не вытянет Виктор Иванович… — сняв фуражку, сказал он. — Пуля в грудь… Навылет…

Комиссар надел фуражку.

— Лейтенант, подойдите!

— Слушаюсь, товарищ комиссар! — сделал Григорий два шага вперед.

— Какое оружие у старика?

Лейтенант об этом еще не подумал, и вопрос застал его врасплох.

— Токаревский пистолет, судя по звуку…

— Сколько раз он стрелял?

— Шесть, товарищ комиссар.

— Предложите сдаться, с двумя патронами он долго осаду не выдержит…

Лейтенант, подойдя к колодцу, передал приказание. В ответ раздались выстрел, дикий крик и опять выстрел.

— Сдавайтесь! — снова крикнул Теплов-младший. Все молчали, ждали, что старик подаст голос. Но было тихо.

— Хорунжий, почему молчите? — крикнул комиссар. Ответа не последовало. Поднял фуфайку и бросил ее в колодец. Внизу по-прежнему тихо.

— Ни ответа, ни привета, — проговорил комиссар и, повернувшись к полковнику, что-то ему сказал.

Теплов-старший приложил руку к козырьку, отчеканил:

— Слушаюсь, товарищ комиссар! — Повернулся к сыну, скомандовал:

— Лейтенант Теплов, приготовиться к спуску вниз!

— Есть, товарищ полковник, приготовиться к спуску вниз. — Взял в руки веревку, подергал ее; крепкая. Офицеры подсвечивали.

— Прошу не подходить, — предупредил Григорий и решительно подошел к яме.

Луч фонаря скользнул по стенам и метнулся на дно, в глубину, вырвал из темноты нишу, лопату с короткой ручкой, ведро с веревкой, горки золотых монет, высыпавшихся из мешочков. Старика не было видно.