Кости мертвецов - Шарлотта Джей

Он развернул джип носом к дороге и медленно поехал вниз по склону холма к пляжу. Когда он собирался свернуть, с обочины сошла женщина и замахала руками. Это была Сильвия в черном шелковом платье без рукавов, в волосах ее пестрела гроздь цветов франгипани, еще одна была заткнута за ухо. В это время года было особенно влажно, и ее лицо блестело под слоем косметики.

Вашингтон притормозил рядом. Он был несказанно рад видеть ее. За исключением визита к Энтони Найалу да поездки в деревню, он не выходил из дома почти две недели. Большую часть времени он проводил в постели из-за лихорадки, наполовину настоящей, наполовину вымышленной, а когда он бывал болен, то предпочитал, чтобы его не беспокоили. Сильвии было велено не приходить. Он знал, что во время болезни плохо выглядит, и это задевало его самолюбие.

Он весело приветствовал ее.

— Тебе лучше? — спросила она, окидывая его пристальным взглядом. — Ох, Филипп, ты ужасно выглядишь. Тебе не надо было вставать.

— Я иду на поправку. Все еще мучает бессонница, вот и все. Ну а ты где была, моя дорогая, в таком убойном виде?

Последнее время он редко бывал нежен с ней, и она благодарно улыбнулась.

— Чаевничала со сливками общества, — ответила она. — С миссис Лейн, хочешь верь, хочешь не верь.

Миссис Лейн была женой начальника гражданского строительства.

— Великий боже! — изумился Вашингтон. — Почему же она пригласила тебя? — Он ни разу не был у Лейнов. Они поселились в Марапаи всего несколько месяцев назад и заняли новый дом у дороги, ведущей к причалу.

— Я познакомилась с ней на пляже и, кажется, понравилась ей.

Забавно, что Сильвия бывает в домах, куда самого его не приглашали. Сильвия мила, но манеры ее безнадежны. Она совершенно не разбирается в моде и, несмотря на свою красоту, всегда выглядит неряшливо.

— Что ж, ей здесь все в новинку, — сердито пробормотал он. — Думаю, она просто еще не успела познакомиться ни с кем получше.

— Она чудная, — мягко проговорила Сильвия. — Она не зануда — пока.

— Пока, — многозначительно повторил Вашингтон. Он уже забыл, как был рад Сильвии, и теперь смотрел на нее с неприязнью. — Но в самом деле, чай днем. Глядя на тебя, можно подумать, что тебя пригласили на коктейль. Разоделась в это тряпье, голубая дрянь вокруг глаз. Да имеешь ли ты понятие о приличиях? Она тебя больше никогда не позовет. Даже если бы тебя пригласили не на чай, все равно тебе бы надо знать, что при здешнем климате не следует одеваться в черное. Ты знаешь, что говорят о тропиках? Никогда не доверяй мужчине в подтяжках и женщине в черном.

Сильвия только улыбнулась и спокойно сказала:

— Я не люблю бледные цвета. Я знаю, что у меня нет вкуса, но я одеваюсь в то, что мне нравится.

— Это видно, — резко проговорил он. — Ты не можешь носить то, что нравится другим. Почему бы тебе не присмотреться к жене твоего начальника? Она одна из нескольких женщин в городе, которые не похожи на пугало. Бог знает, где половина здешних мужчин откопала своих жен.

Сильвия редко огрызалась, но на этот раз он задел ее за живое.

— А зачем мне к ней присматриваться? Она подлая женщина; от нее никому спасенья нет. Даже тебе.

— Что ты хочешь сказать? — тотчас же насторожился он. — Она обо мне что-то говорила?

— Ничего особенного, — сказала Сильвия, смягчаясь.

— Что? — настаивал он. — Расскажи мне. Я хочу знать. Сначала намекаешь, а потом уползаешь как таракан.

Сильвия опять обиделась.

— Она сказала, что ты не мог держать слуг в узде, что ты был с ними слишком запанибрата. Она сказала, что это непристойно. Как ты мог ждать от них повиновения, если позволял им увешиваться цветами, играть на губной гармонике и разговаривать с тобой на равных. Она сказала, что это слуги и с ними нужно обращаться как со слугами, и что такие люди, как ты, развалили страну; что именно из-за таких людей, как ты, туземцам подняли зарплату, и они совсем обнаглели, и что тебя надо бы выставить из страны. — Она замолчала и тут же устыдилась своих слов. — Обычная чепуха. Она просто дура; ее никто не слушает. Люди знают, что, едва они выйдут за дверь, им тоже достанется на орехи.

— Господи! — в волнении вскричал он. — Эти женщины! Эти жирные свиньи воображают, будто знают все о папуасах!

— Это все Реи, — оправдывалась Сильвия. — Он пришел в дом к ее сестре и попросился к ним поваром. — Она взглянула на него и мягко упрекнула: — Зачем ты уволил Реи, Филипп? Видит бог, я не особенно люблю туземцев. Я их не понимаю, и я уверена, что парень из прачечной крадет у меня джин, но Реи был душка. Лучше бы ты оставил его.

Вашингтон мрачно смотрел на дорогу.

— Он непослушный. На прошлой неделе я на полчаса ушел из дому и оставил его караулить. А когда я вернулся, он разговаривал с кем-то в доме прислуги, а у мусорного бака слонялись три собаки. Я не потерплю собак у своего дома! Если он не может отгонять собак, пусть уходит. А по ночам он бродит вокруг дома.

— Ты снова все выдумываешь, — нежно проворковала Сильвия. — Реи любил тебя. Я уверена, он бы ничего не украл. Твои нервы на пределе.

Был ли это Реи? — подумал он. Это должен был быть Реи. А если это был не Реи, тогда кто? Что он там делал? На том человеке не было рами, от него воняло, и для Реи он был слишком мал ростом.

— У меня на примете есть кое-кто получше Реи. — Он уже раскаивался, что так грубо отозвался о ее платье, и сказал с чарующей улыбкой: — Залезай. Я еду за ним в деревню, а потом, если хочешь, отвезу тебя домой.

Деревня находилась примерно в трех километрах от города. До войны это было типичное приморское поселение, где прямо из воды на столбах поднимались хижины из тростника и дерева и каждый дом соединялся с берегом узкими, шаткими мостками. Во время отлива вода спадала, и хижины на своих ходулях казались диковинными серыми птицами, стоявшими в грязи. Во время прилива вода поднималась до самого пола лачуг. Но в войну деревушка была разрушена, и, когда началось ее восстановление, государственные службы решили, что будет лучше построить дома подальше от моря. Так прежняя деревня исчезла, а хижины ее жителей теперь теснились вдоль главной дороги. Деревенские жители не стали по старинке строить дома с плетенными из коры саговой пальмы стенами и тростниковой крышей, потому что администрация посоветовала построить дома из дерева и покрыть их жестью, как у белых людей. К несчастью, строительного материала хватило лишь на несколько домов, предназначенных для европейцев, и в новой деревне было всего две деревянные постройки. Остальные жители соорудили себе временные жилища из старого армейского хлама, полос жести, покореженных капотов грузовиков, а дыры прикрыли кусками истрепанной мешковины. Все это случилось сразу же после войны, а теперь слово «временные» было почти забыто. В этом маленьком проржавевшем городке прочно воцарился дух постоянства.