Человек в круге - Владимиp Югов

Павликова налила мне тарелку красного наваристого борща и положила, как всем, кусок мяса. Она пододвинула ко мне горчицу, соль, перечницу.

- Добавляйте на свой вкус, если что у меня не так.

Но все было и так вкусно.

Я не спеша ел. И семья ела не спеша.

- Одного не хватает, - сказала Павликова. - Уже взрослый. В ПТУ учится. Саша наш.

Дети посмотрели на мать, удивляясь, чего это она рассказывает мне о Саше? Они, видно, привыкли не отчитываться перед другими.

- Я его помню, - стал вспоминать. - Мы его тогда посадили с шофером.

- Да. Клеенки не хватило, чтобы хорошо закутать. Эти были маленькие, а на него требовалось клеенки порядочно.

Мы потом, пока не ушли дети, молчали. Как только хлопнула калитка, и веселый детский гам послышался в той стороне, куда они направились, Павликова, изучающе глядя на меня, спросила:

- Вы так приехали ко мне? Или по какому делу?

Я поблагодарил за обед и уклонился вначале от ответа.

- Нет, вы все же скажите? А то я беспокоюсь.

- А чего вам беспокоиться?

- Понравится ли все это моим хозяевам.

- Старым? Или Елене Зиновьевне?

- Скорее, старшим. Она-то... Она ничего не скажет. Но она не хозяйка здесь.

- Но живет-то здесь она?

- Нет, родители это понимают, не мешают ей. Но со мной они говорят как хозяева.

Я присел на стул бочком и, сам не знаю как, спросил:

- Скажите, как по-вашему, почему полковник Шугов перешел именно на участке границы заставы, которой командовал ваш муж?

Она не растерялась, медленно вытерла стул, села напротив меня.

- Вы садитесь удобней, - сказала поначалу. - Чего вы так бочком? Вроде - порх и улетели?.. Почему перешел именно у нас? А вы не догадались?

- Я только теперь догадываюсь.

- Ну и что вы надумали в своей догадке?

- Я думаю, в другом месте он бы и не перешел.

- Может, и так. Потому и снесла я все легче, что ли, если уж говорить откровенно. Я слышала от Лены, чем вы занимаетесь. Слышала, как за сержантов писали... Только сразу охлажу вас от головокружения. Если вы думаете, что одни вы воевали за справедливость, то о том забудьте. Я сотни людей вам в пример приведу... Уж говорить, так говорить! Вся рать пограничная поднялась на их защиту... Шугов - Шуговым. А честь других... Нет, честь не замай! Такой есть русское слово. Хорошее слово.

Я сказал, что никогда себе не приписывал лавры освободителя. Да это мне и ни к чему. Мне своего хватает.

- Сотни людей тогда не смирились. Жив был этот изверг Берия. Не юлили, на эшафот шли ради справедливости. Наделал, конечно, Шугов дел!

Я вспомнил, как она сидела на чемоданах, когда я приезжал на границу после побега Шугова. Я пытался увидеть ее лицо из того времени. Нет, на нем не было слез. Она тогда еще не знала, что муж в чем-то виноват? Хотя бы в том, что Шугов пришел именно на его участок. Павликов доверился полковнику.

- Мы дружили, - будто улавливая, о чем я думаю, заговорила она снова. - И я догадывалась, что на Павла Афанасьевича поставлены капканы. Теперь говорят: он в училище что-то такое сделал! А я думаю о другом. Сделал он не то, когда женился на Леночке. Такие красивые должны быть в гражданке, а не в форме.

- А почему вы догадывались, что на него были расставлены капканы? Неужели в то время вам было что-то известно?

- А Лена? Или она не рассказывала? Она рассказывала мне обо всех, кто за ней бегал. Мне поначалу-то завидно было. Думаю, зовут тут тетенькой, комендантшей... Я-то на заставе правила порой, как у Пушкина в "Капитанской дочке". Мне что? Сапоги кирзовые на ноги и бегаю, порядок навожу. А Леночка... Когда она рассказала мне о генерале, я подумала, как он ведет себя, так это будет ее ошибкой, если она вовремя не оттолкнется! Так и вышло.

- Вы говорите о генерале, к которому она теперь ездит?

- Да. Вы скажете: я ошиблась, видите, он не забыл Леночку! Но это же чудовищно. По судьбам прошагал и захватил женщину.

Я стал оправдывать генерала. Если бы Леночка не захотела, она бы не пошла.

- Я с пятерыми была и, как сучка, готова была распластаться тогда... Чтобы вместе, за другими не поплентаться!

Она вставила украинское слово.

Я увидел ее в том времени опять.

А что? Не нашлось бы и на нее?

- Ужасно, я вижу когда его... Я все вспоминаю. Как Шугов к нам прибежал. Как была или не была! Может, он тогда Лену-то спас! Он знал, Шугов, она выкрутится без него тут. Так ведь и вышло. А с ним... Загремели бы.

- Я об этом уже слышал... Но вы теперь сказали: когда видите его... Он сюда приезжает?

- Очень редко. И то, когда меня не бывает. Он кое-что помнит... Не в свою пользу... А приезжает... Видимо, ему кто-то звонит.

- Ну а как вы не бываете? Что у вас есть еще какая-то работа?

- Я учительницей работаю в начальных классах. Сашенька мой брал меня учительницей. Я тогда только окончила педтехникум. Уже тогда пограничники или медсестер брали, или учительниц.

- Вы здесь, в деревне, и учительствуете? И успеваете все по хозяйству?

- Можно было бы в деревню уехать, там и дом дают. Но я боюсь. Не вытяну их, детишек. С помощью Мещерских это выйдет. У них внуков-то нет. Они вроде моих и любят. Питанием помогают... Чего рваться куда-то? Единственно, генерал догадывается, что я знаю то, чего не знает никто... Да и передо мной, как сказала, должник!

- Генерал только догадывается, что вы знаете что-то, что другие не знают? Или твердо убежден в этом?

- Придет, может, время - раскроется! Но я думаю... Что и на таких когда-нибудь найдутся мечи. - Губы ее сжались. - А то все под охраной, все под охраной! Надоело до чертиков! - Она встала. - Езжайте отсюда, не гневите Бога. Уж давно поди доложили, что вы тут и меня обрабатываете.

Я догадался, кто позвонил. Неразборчивый Шаруйко. Он сказал, что там, на даче, дежурит его кореш. Именно кореш и позвонил, что я был у Павликовой. И когда на второй день я связался с генералом Ковалевым по телефону, он мне выговорил:

- Чего-то мне не нравится твое поведение.

- Товарищ генерал, неужели мне нельзя посетить человека, которого я когда-то провожал с границы? Неужели вы не сочувствуете мне? Я же пишу... Мне об этом памятно.

Ковалев буркнул, что и беда таких, как я, которые пишут... Суют везде свой нос. А как напишут, - потом отмывайся!

Я стал его уверять, что напрасно он так говорит, если мы уж договорились, то нельзя подозревать. Иначе я за книгу и не возьмусь.

- Вот как сразу! - захрипел он. - Я дельце твое на досуге пробежал. Знаешь, как в армии тебе говорили? Не умеешь - научим. Ты умеешь. А не хочешь - заставим. Заставить можем. Ты в этом не сомневайся.

Я взорвался:

- Меня один такой уже пугал. Майор из СМЕРШа...

- Железновский, что ли? - хохотнул генерал Ковалев. - Тогда майором был, а уже пугал? А полковником - пугал? Так и майор, и полковник стыдобушка! Ему надо было скрутить твои рога... Одним словом, вот что! Не смей ходить за Еленой Зиновьевной!

- У меня есть за кем ходить.

- И ходи! А сюда - не топай. Не мути воду. Книжку... Книжку напишешь! Ты понял меня? Как миленький напишешь!

- Дулю вам! - крикнул я.

- За автомат схватишься? Как в противотанковом дивизионе? Но с автоматом-то ходить все время не станешь. Да и нет у тебя его. И с дежурства не принесут солдаты, чтобы ты кинулся к пирамиде и схватил автомат... Тебя еще тогда надо было по стенке размазать!

- А вас еще тогда... Вас еще раньше. Когда вы...

- А ну - мо-олчать! - заорала трубка.

- Что будет, если не замолчу? Учтите, генерал... Я сейчас - прямо в редакцию. И напишу, что вы тут мне наугрожали. И ваше поганое учреждение не спасет на этот раз вас от хамства.

- А ну молчать, сукин сын!

- От того и слышу, генерал! Вы учтите, я в газетном деле - не менее вашего вешу. Поняли? Вот и теперь напишу! Все напишу, что знаю!

Видно, Ковалев опешил, что-то бухтел, сопел. Потом:

- Ну чего ты напишешь? Что старик на полном серьезе ревнует к тебе свою женщину?

- Да нужна мне ваша женщина! Я ходил с прошлым встретиться! Вы же не понимаете этого! И никогда не поймете.

8

Болиды - очень яркие метеоры.

Вечные снега в високосный год.

Весна на заставе Павликова.

Помнят ли его?

Железновский в роли моего провожатого.

Эшелон с ранеными.

Генерал Ковалев - инспектирующий.

Лена, зачем ты сюда приехала?

Я закопался в бумаги, бумажки, справки, справочки. Книга об учреждении генерала Ковалева продвигалась вперед и вперед. У нее уже были крылышки, было брюшко, головка. Все было розового цвета, патока лилась из каждой поры этой книги. Я ни на что не обращал внимание. Я медленно шел к намеченной цели. Я хотел одного - чтобы книга понравилась Ковалеву. В первую очередь ему. Еще я хотел: чтобы он открылся мне. Где-то же должен проговориться, кто есть он?

Интересно то, что после этой злой размолвки Ковалев сам позвонил мне. И говорил как ни в чем не бывало. "Ну что с книжкой? Ты не вороти носом. Мне она нужна, а ты заработаешь прилично. Плюнь на то, что грозил, разотри". Я ему стал нравиться больше такой, огрызающийся...