2009 № 9 - Мария ГАЛИНА

Она продолжала тянуть его за рукав, в сторону от тропы, ведущей в деревню, вниз, по каменистой осыпи.

Куда она меня тащит? — растерянно подумал он. А если опять поднимется боам? Мы же пропадем, надо в деревню... Ну да, она навоображала себе что-то, какой-то зловещий заговор против советской власти, вредителей каких-то, наслушалась радио, бедняга.

— Почему ты называешь свою учительницу ведьмой? — спросил он на всякий случай.

Она пожала острыми плечами.

— У нее сила. И она посылает на смерть всех, кто приходит. Она говорит: пока жива, сюда никто не придет надолго. Ни люди с кобурами, ни те, которые разрывают горы... Никто. Но ты ее убьешь. Я покажу тебе гнездо красной утки, а потом ты вернешься и убьешь старуху.

— Я не убиваю старух, — сказал он, — я тебе что, Раскольников?

— Кто?

Ну да, Достоевского она вряд ли читала...

— Жил такой глупый человек. Он убил старуху топором.

— Зачем топором? У тебя есть ружье.

— Я убиваю только редких животных.

— Зачем? — спросила она, и он вновь затруднился с ответом. Опять объяснять про науку, про Зоологический музей? Да откуда ей вообще знать, что такое музей? И почему вдруг в нем хранятся чучела животных? Неожиданно сама идея подобного музея показалась донельзя нелепой ему самому.

Она отмахнулась узкой рукой.

— Ладно, это так... Надо уходить. Скорее. Только погоди, я наберу воды. Потом будет вода, но плохая.

Она отвязала от пояса кожаный бурдючок и присела на корточки. Там, где она коснулась воды, от берега пошла легкая рябь, и отражения звезд в черной воде зашевелились.

Какая же вода плохая, если эта — хорошая? Наверняка солоноватая, да еще полно всякой заразы, а у него даже нет котелка, вскипятить не в чем. Почти все снаряжение, чайник, котелок, запас патронов — все это осталось у Рычкова. Кто ж знал, что так обернется!

Вернуться без девчонки? Рычков его попросту прибьет. Притащить девчонку в деревню силой? Она не дастся. А если она и правда его убила? Кто его видел последним? И ведь все знали, что у него останавливался гость. И председатель, и выдра-народоволка! Ну и влип же!

Уля внезапно выпрямилась, несколько серебряных круглых капель упало с фляги и с шорохом всосалось в песок.

Заросли тростника пошевелились.

Он машинально скинул с плеча ремень «ижевки» и прицелился в темноту. Уля уже была рядом с ним, ее горячее дыхание обжигало ему предплечье.

Опять волк? Что он там вообще делает — почему не уходит? Быть может, там у них логово? Волчица со щенками? Волки предпочитают не нападать на людей, но если они защищают свой помет...

Или это барс? Тогда вдвойне непонятно, почему он не уходит. Барсы невероятно осторожны и не селятся в низинах.

— Стреляй! — горячо шептала Уля, словно просила о любви. — Стреляй же!

— Погоди, — сказал он сквозь зубы.

Сказки про кровожадных хищников — чушь. Не может быть, чтобы дикий зверь, если у него есть возможность убежать, вот так, сразу, ни с того ни с сего бросился на человека. Весной, когда полным-полно еды, когда везде шныряют мыши-полевки и обезумевшие от любви сурки стоят столбиками у своих норок.

Зверь прыгнул внезапно, черный на фоне черного неба, смутный силуэт, заслоняющий звезды, глаза сверкали во мраке, точно фосфорические зеркальца... Он почти непроизвольно передернул затвор. Вспышка на миг осветила оскаленную алую пасть, вдруг наполнившуюся кровавой пеной, белые зубы, что-то упало совсем рядом, упало и покатилось...

Он на всякий случай выстрелил еще раз, невпопад подумав, что может испортить шкуру. В новой вспышке он ярко и коротко увидел лицо Ули, она стояла, прижав ладонь ко рту, неотрывно и восхищенно глядя темными глазами.

Да что за день сегодня, подумалось ему, то кобра, то волчара!

Он чиркнул спичкой: пляшущий огонек осветил зверя, лежавшего, уткнувшись мордой в песок и береговой плавник, и вздрогнул, непроизвольно отступив на шаг. Зверь не был волком. Вернее, был не совсем волком.

«Непривычная форма тела лежащего у моих ног странного зверя и, главное, рыже-красная окраска его густого меха заставили меня предположить, что мне удалось добыть редчайший экземпляр местного неуловимого хищника — красного волка, а это до сих пор оставалось мечтой любого охотника-натуралиста. Для сотрудников зоомузея такая находка была бы настоящим подарком. Так что не могу передать, как я был возбужден неожиданной удачей. Поскольку было темно, и великолепное животное, лежащее у моих ног, освещал лишь свет скудного костерка из озерного плавника, я, однако, колебался: у животного присутствовали все характерные признаки красного волка — густая длинная шерсть, длинный пушистый хвост, сравнительно узкая морда, большие уши... Но убитый мною зверь отличался огромными размерами: он был крупнее нашего, европейского, волка, чья высота в холке порой достигает 100 сантиметров! А ведь известно, что средний красный волк несколько меньше в размерах и вдвое легче своего серого собрата! Итак, передо мной был совершенно уникальный экземпляр, который следовало сохранить для науки во что бы то ни стало.

Поскольку подобные неожиданные находки неизбежно сопутствуют профессии натуралиста, я принялся за первичную обработку туши, используя то, что было под рукой: охотничий нож и изрядный запас соли из вещевого мешка. Аккуратно сняв шкуру и выскоблив ее, я натер ее солью и сложил мездрой к мездре, чтобы соль, проникнув в ткань шкуры, обезводила ее. Теперь оставалось ждать сутки, чтобы освободившаяся жидкость в виде тузлука выступила на поверхность шкуры, потом — дать тузлуку стечь, стряхнуть сырую соль, а уж потом, не торопясь, окончательно обработать шкуру. Таким образом, был шанс привезти в Москву шкуру уникального зверя. Самое разумное в такой ситуации было бы на это время оставить ее в пещере, куда не проникали лучи жаркого азиатского солнца, и забрать на обратном пути. Однако что же делать с остальной тушей? Я очень хотел сохранить для науки череп животного, однако эта работа требует значительного времени, и я решил заняться ею после того, как сделаю первоочередное — сохраню ценную шкуру. Занятие это требует аккуратности и внимания — не один ценный экземпляр был, увы, испорчен небрежной обработкой...»

— Что ты делаешь? — Уля нетерпеливо притопнула ногой, обутой в высокий чувяк. — Надо бежать, бежать скорее. Отойди.

Она вдруг оттолкнула его так резко и грубо, что он чуть не упал и еле успел отвести в сторону руку с ножом.

— Не мешай, девочка, — сказал он с досадой. — Послушай, ты это зачем?