Прощай, Эдем! Книга 1: Стефани - Патриция Хилсбург

Стефани устало положила голову на плечо Джону.

— Ты жалеешь о том, что уезжаешь? — спросил мистер Кински.

— Я ни о чем не жалею. Ведь я рядом с тобой, — Стефани сжала ладонь мужа.

— А по-моему, ты жалеешь.

— Конечно, Джон, всегда жаль, если что-нибудь теряешь. А я теряю дело, которому посвятила всю свою жизнь.

— Я тоже, — коротко возразил ей Джон.

Стефани приподняла голову и заглянула ему в глаза:

— По-моему, ты просто начинаешь жалеть меня, Джон, а мне это не нравится.

— Конечно, Стефани, ты же соскучилась по твердой мужской руке, — Джон шутливо обнял Стефани за плечи и с силой прижал к себе.

— Осторожнее, ты прямо-таки меня сейчас раздавишь, — возмутилась Стефани, пытаясь освободиться из его крепких объятий.

— Нет, теперь ты во всем будешь слушаться меня.

Машина медленно катилась к концу летного поля, туда, где стояли небольшие частные самолеты. Наконец лимузин развернулся и замер возле небольшого двухмоторного самолета, на фюзеляже которого красными буквами горела надпись: «Компания Харпер Майнинг».

— Я все-таки не перестаю тебе удивляться, — сказал Джон, выходя из машины.

— А в чем дело?

— Неужели ты не могла выбрать что-нибудь поскромнее?

— Но ты же сам сказал, что хочешь лететь самолетом. Извини, но более скромных самолетов в моей компании нет.

— И, конечно же, в салоне бар и хорошая выпивка? — поинтересовался Джон.

— А как же иначе. Этот самолет оборудован по моему вкусу, так что скучать в дороге тебе не придется, хоть она и короткая.

— Придется напиться.

Пилот подошел к миссис Харпер и, замерев в двух шагах от нее, приложил руку к козырьку фуражки. Он доложил, что самолет к полету готов, и спросил о времени вылета.

— Прямо сейчас, — сказала Стефани Харпер.

Пропеллеры самолета вздрогнули и резко набрали обороты. Самолет медленно покатился по рулевой дорожке взлетно-посадочной полосы.

— В детстве я мечтал стать пилотом, — задумчиво сказал Джон.

— По-моему, ты меня обманываешь, — сказала Стефани Харпер.

— Почему?

— Потому что ты слишком талантливый, Джон, для пилота это совсем не обязательно.

— Но я же только мечтал, — сказал Джон.

Самолет разогнался, и вскоре шасси оторвались от бетонного покрытия. Самолет набирал высоту, потом, выполнив вираж, полетел к океану. Под крыльями проплывали небоскребы, большие дома на окраинах Сиднея, мосты, белые нитки дорог, идущих вдоль побережья.

— А я, — улыбнулась Стефани, — знаю про тебя очень многое, Джон.

— Интересно, что же ты такое обо мне узнала? Ведь я тебе не очень много рассказывал. Ты что, Стефани, наняла частного сыщика? Если подозреваешь, что я тебе изменяю, то, признаюсь честно, у меня на это просто не хватает свободного времени.

— А желания? — спросила Стефани.

— Желания — хоть отбавляй, — Джон широко развел руки, показывая сколько у него желания изменить Стефани.

Та открыла свою сумку и вынула из нее журнал по искусству.

— Я, Стефани, плохо начинаю на тебя влиять.

— Почему?

— Не думаю, чтобы раньше ты читала подобные журналы.

Джон Кински хотел забрать у жены журнал, но та шутливо прижала его к своей груди.

— Здесь даже есть твоя фотография, — Стефани раскрыла журнал, и на Джона с разворота посмотрел он сам.

— Кто тебе дал?

— Я тихонько украла его у тебя в мастерской.

— Ну, знаешь, Стефани, ты еще и воруешь? Самая богатая женщина Австралии ворует в мастерской бедного художника. Кстати, должен тебя предупредить: все сведения обо мне здесь безнадежно устарели.

— Но это не так сложно проверить, — Стефани полистала журнал и отыскала нужную страницу.

Она деланно веселым голосом принялась читать.

«В обязанности профессора живописи Джона Кински входит чтение шести публичных лекций, для которых профессор взял широкую тематику: от итальянской живописи XVI века до современного искусства».

— Извини, первая неточность, — наставительно сказал Джон, — я уже не читаю лекций и мало интересуюсь итальянской живописью эпохи Возрождения.

— Ну что ж, — вздохнула Стефани, — значит это один из грехов твоей молодости. А вот что пишут дальше:

«Одна из основных мыслей этих лекций состояла в том, что абстракционизм следует считать вкладом XX века в развитие искусства. И Джон Кински однажды следующим образом выразил свое отношение к абстрактному искусству: “Мой путь предрешен тем, что я родился в 1946 году”. Другими словами, он появился на свет в эпоху, когда абстракционизм уже стал признанным направлением искусства».

Джон вновь вздохнул.

— Что-нибудь не так? — озабоченно спросила Стефани Харпер.

— Да нет, все отлично, но только мне не нравится упоминание года моего рождения. Я, наверное, тебе показался, когда мы знакомились, немного помоложе.

— Джон, — Стефани взяла его за руку, — ты еще не знаешь, сколько лет мне, и я никогда тебе не скажу об этом.

— А вот это я знаю, — засмеялся Джон.

— И сколько же? — поджала губы Стефани Харпер.

— Наверное, двадцать один.

Стефани благодарно улыбнулась.

— Но шутишь ты очень неуклюже. Мог бы сказать двадцать девять, и я бы, возможно, тебе поверила, а двадцать один — это уже слишком. У меня дети старше. Кстати, о детях, — Стефани вновь вернулась к чтению журнала:

«Джон Кински родился в Сиднее. Его отец был гинекологом, а мать — домохозяйкой. Изучать искусство он начал в Сиднейской академии — престижной подготовительной школе, расположенной недалеко от его дома».

— Джон, я не понимаю, как сочетается: гинеколог и занятия живописью?

— Но ведь живописью занимался не мой отец, а я; я никогда не был гинекологом.

— Но, по-моему, Джон, в этом ты неплохо разбираешься. Во всяком случае…

Тут Джон перебил ее:

— Стефани, я знаю многих врачей, которые разбираются в живописи получше тебя и меня.

— Получше меня — я поверю, но чтобы получше тебя?

— Разбираться и делать — это не одно и то же.

— Ладно, Джон, оставим этот спор на потом. У нас с тобой будет достаточно времени, чтобы поговорить обо всем на свете.

Джон, улучив момент, вырвал журнал из рук Стефани и засунул его за спинку сиденья.

— Хватит читать обо мне. Это то же самое, Стефани, если бы я начал расспрашивать, как идут дела в твоей компании.

— Но Джон, ведь я же покупаю картины, поэтому я должна в них разбираться.

— Жаль, Стефани, что ты не покупаешь их у меня.

— А ты мне, Джон, ни разу этого и не предложил.

— Нет, Стефани, когда мы только познакомились, я, честно говоря, рассчитывал, что ты купишь парочку дорогих полотен.