Опасное материнство. Семья для сироты (СИ) - Шварц Анна

Я не смогу выйти замуж за Эмира лишь из-за разбитых чувств этого маленького ребенка, по какой-то странной причине назвавшего меня матерью. Она мне нравится, но не настолько же, чтобы жертвовать собой!

— Арина... — произношу я, протягивая руку к ее слегка уже растрепавшимся волосам, чтобы погладить по дурацкой "пальме", которую соорудил на ее голове Эмир, как Арина внезапно всхлипывает. Моя ладонь тут же замирает.

Ох, кажется, мне срочно нужны ускоренные курсы детской психологии, потому что малышка ставит меня в тупик. У меня нет профессионального образования. Я всего лишь люблю детей, и этого недостаточно, чтобы бережно и правильно убедить Арину в том, что я - не ее мама.

Или же нужен психолог для меня, потому что детские слезы разбивают мне сердце. В данный момент я на грани того, чтобы сдаться и пообещать ей все, что угодно, потому что девочка начинает всхлипывать все жалобнее и жалобнее, а потом вообще внезапно давится.

— Эй-эй, тихо, успокойся... — пугаюсь я грядущей истерики и хлопаю ее по спине, чтобы немного отвлечь и привести в чувство, и в этот момент Арина, хмуро взглянув на меня заплаканными глазами, бормочет:

— Ладошку.

— Что? — не понимаю я, но протягиваю ей ладонь. Девочка наклоняется и спустя секунду на мою руку вперемешку с соплями и слюнями плюхаются несколько сушеных красных фасолин.

— Эм... Арина! — возмущаюсь я, чувствуя, как сердце испуганно подпрыгивает. — Давай плюй все остальное! Нельзя пихать это в рот, можно подавиться! Ты что?!

— Я нечаянно. — фыркает она, вытирая слезы и слюни с лица.

Нечаянно? Боже, этому ребенку уже три года. Разве в таком возрасте они тянут все в рот? Кажется, эта вредная привычка исчезает сильно раньше. Года в полтора-два. Похоже, ее нельзя ни на секунду оставлять одну!

— Ты не проглотила ничего случайно?

— Проглотила. Это и это. — маленький пальчик тыкается в банку с фасолью и потом - с гречкой.

О, Боги... Ладно, это всего лишь еда, пусть ее и следовало бы предварительно приготовить, но ничего сильно страшного не должно случиться.

— Ты что, хочешь есть?

— Нет. — мотает она коротко головой, а я смотрю на время. Точно нет? Из-за чего же она тогда грызет фасоль?

— Но уже скоро обед. Давай я приготовлю пока куриный суп, а ты поиграешь нормальными игрушками?

— А ты не уйдешь? — она поднимает на меня еще мокрые от слез глаза, и у меня вырывается вздох.

— Пока нет. Давай-ка мы с тобой сначала с обедом разберемся, а потом уже подумаем, что делать с твоей мамой. Обещаю, мы со всем разберемся.

Она тихонько кивает, а я встаю с пола, забирая банки с фасолью и прячу их обратно в шкаф. На сердце у меня как-то тяжело.

Я не хочу оставаться работать у Эмира. Вообще не хочу видеть его или общаться с ним. Однако, стоит мне подумать, что может случиться с Ариной, когда я уйду, и мне становится морально плохо.

Если мне сегодня принесут отрицательные результаты теста и он, наконец, отстанет от меня, то я ведь смогу спокойно задержаться у Арины?... Ненадолго. Думаю, недели хватит, чтобы найти детского психолога, который объяснит малышке про маму, подобрать хорошую няню и со спокойной душой уйти, оставшись с Ариной друзьями.

Все будет тогда хорошо, правда ведь?...

Лия

Лия

Каждый час я провожу, как на иголках ,несмотря на то, что пытаюсь себя отвлечь разными делами: готовкой обеда для Арины, поиском детской посуды... Я перекладываю все опасные вещи, вроде гречки, фасоли и моющих средств повыше от Арининых любопытных глаз, а сама посматриваю то и дело на время: интересно, пришли уже Эмиру результаты теста?

Проходит час, два, пять, но мой телефон молчит.

“Интересно, какое лицо у него будет, когда он увидит отрицательный результат?” — мелькает в голове мысль. Небось, он будет здорово растерян.

Неожиданно телефон начинает звонить и я хватаю трубку, чувствуя, как подрагивают от волнения руки. Пришли! Ха! Что он мне сейчас скажет?

— Да, слушаю? — ровно произношу я, едва сдерживаясь, чтобы не начать подпрыгивать от нетерпения. Но вместо обычно холодного, красивого голоса Эмира, я слышу маму.

— Ох, Лия, привет. Папа вчера звонил тебе, договорился, что мы приедем. — я слышу протяжный вздох. — Но тут такое дело...

— Что-то случилось?

— У бабы Светы дочка погибла. Сегодня. Позвонила, попросила помочь. У ее дочки ребенок остался, баба Света сейчас с ним сидит, а мы о похоронах договариваемся. Не знаю даже, успеем к тебе или нет, если уж замотаемся - не жди.

Я чувствую в груди непонятную тревогу.

— Как погибла? — спрашиваю я. Не то, чтобы я хорошо знала бабу Свету и ее дочку - это были какие-то четвеюродные родственники по линии отца, с которыми я встречалась пару раз в жизни и примерно столько же раз про них слышала, но новость о трагедии задевает меня. — А ребенку-то сколько лет?

— Годика нет даже. Да вот так погибла... Уложила ребенка спать, и выбежала в магазин через дорогу. А там идиот какой-то несся, сбил ее. Она ж с мужем еще во время беременности разошлась, ребенка не на кого оставить, а тут он заболел, и она даже в магазин сходить не могла. Вот так в жизни бывает, дорога там спокойная, а тут сошлось...Такая трагическая случайность, кошмар просто. Выбеги она на минуту раньше - жива бы осталась. Но кто ж мог подумать о таком? Ох, да чего я тебя гружу, ты, наверное, на работе?

— Да, на работе. — бормочу я, чувствуя себя так, словно меня хлопнули чем-то тяжелым по голове. Арина, тем временем, с грохотом опрокидывает ящик с игрушками себе на пальцы, и, сморщив личико, открывает рот, чтобы завопить, поэтому я быстро выпаливаю: — Давай я тебе перезвоню, мам, передайте бабе Свете, что я сожалею и пусть крепится!

И сбрасываю вызов в тот момент, когда Арина начинает рыдать от обиды и боли. Я бросаюсь к ней, взяв в ладони маленькую ножку и дуя на пальчики, а мои мысли уходят совсем далеко-далеко.

Трагическая случайность... А ведь меня ждет похожая жизнь матери-одиночки. Будет ли у меня кто-то рядом, кто сможет сходить за лекарствами или продуктами, в случае, если я не смогу покинуть дом?

— Я хочу спать. — бормочет Арина, успокоившись, а я хмурюсь, посмотрев на нее.

— Уже? Сейчас еще день.

— Я устала. — она подползает ко мне ближе и кладет голову на колени, тяжело вздохнув. Я на автомате снова проверяю ее лоб и вздрагиваю. Потом прикладываю другую руку.

— Арина, у тебя не температура ли? — спрашиваю я, ощупывая ребенка, а она зевает в ответ.

— Не знаю. Голова болит.

— Ну-ка, полежи, я схожу за градусником. — произношу я, взяв Арину на руки и переложив еле-еле на кровать. Она слишком тяжелая для меня. Маленький упитанный кабанчик! После, накрыв ее беленьким одеялом с рисунком котят, я первым делом иду на кухню и замираю перед шкафчиками.

А, постойте, это у меня все лекарства лежат на кухне. А у Эмира как? Надеюсь, что он тоже держит аптечку в одном из шкафов, потому что все комнаты в его квартире я проверять не выдержу.

Спустя пять минут поисков я нахожу сиротливо лежащие в аптечке пластыри, бинты, перекись и обезболивающее. Нет даже градусника, не говоря уж о каких-то других лекарствах.

Ох, ну что за день? Только поговорили о женщине, у которой заболел ребенок и которая была вынуждена выйти в магазин и умерла, как ситуация практически повторилась и у меня! Арина больна, а ни одного лекарства дома нет! Не тащить же ее с температурой в аптеку?!

Лия

Лия

Перевернув еще раз всю кухню вверх дном, я сдаюсь. Набрав номер Эмира, я дожидаюсь, пока он ответит на вызов, и быстро произношу:

— Мне срочно нужны лекарства и градусник.