Вагоновожатый - Александр Ермак

…

Я приходил потом к ее дому. Видел траурную процессию, видел, как плакали ее отец и мать. Я тоже был на кладбище. Когда все ушли, я сидел на ее могиле и тоже плакал…

Несколько дней я очень плохо спал. Мне снилась она. Я открывал глаза, а на меня смотрела крыса…

Потом несколько дней я не выходил из подвала. Лежал на теплой трубе и просто смотрел в потолок. Трещинки на нем рисовали мне ее волосы, ее груди, ее бедра, и я снова пошел в город…

…

Нашел почти такую же, только постарше. Конечно, эта не станет со мной знакомиться и дружить. Ну и не надо.

Я выследил, где она живет и где работает или учится, потому что ходит в институт. Внутрь здания я не заходил. Дождался в подъезде ее дома, когда она припозднилась. Сразу схватил за горло и оттащил под лестницу…

Жаль, там было темно, и я не мог хорошо рассмотреть на ней все …

…

Через два дня возле вокзала столкнулся нос к носу с еще одной светленькой. Очень похожа. Мне так захотелось, что едва дождался, когда рядом никого не оказалось. Набросил на шею ремень и затащил в кусты…

…

Мне кажется, на улицах стало больше полиции и смотрит она как-то внимательнее. На меня, правда, никто не обращает внимания, но все-таки я уезжаю из этого города…

…

Снова меняю место. Слишком подозрительны стали прохожие…

…

Опять меняю место. Теперь полиция стала присматриваться и ко мне. Ведь я уже совсем взрослый. Надо обзаводиться собственной бритвой и документами…

…

Разговорился во дворе с одной светловолосой женщиной. Очень приятная такая. Представился ей слесарем. Пообещал починить краны в ванной. Узнал, когда мужа не будет дома.

Зашел. Очень быстро уложил и раздел ее. Конечно, все не то. Немолодая кожа, расплывшаяся грудь, грузные бедра, и родинок мало. Зато нашел бритву мужа и документы сына. Мы с ним достаточно похожи.

Чтобы не хватились документов, поджег шкаф, в котором они хранились. И – на вокзал…

…

Маленькие поселки только на один раз и годятся. Еду дальше…

…

Еще дальше…

…

Еще дальше…

…

Первая же светленькая оказалась в парике. Когда я схватил ее за волосы, она вырвалась и убежала брюнеткой. Я был очень зол. Уже на следующий день увидел свой фоторобот по телевизору. Надо ехать дальше…

…

Еще дальше…

…

Так я и очутился здесь. Да, это большой, хороший, чудный, замечательный город. Он создан для меня. Я останусь здесь надолго. В этом годе так много…»

Эрика поняла, что речь снова пошла о ее городе. О городе, в котором уже убиты несколько девушек. Таких же, как она, светловолосых девушек.

«В квартире, где я расположился под видом мастера-плиточника, есть кое-какие хозяйские ножи, инструменты, но все-таки лучше, удобнее свое, опробованное. Сходил на вокзал и взял чемоданчик из камеры хранения.

Вот оно – мое богатство. Перебираю, пробую на ноготь и поглаживаю. Пилки большие и маленькие. Блестящие пинцеты и пинцетики. Щипчики. Я тоже научился ими ловко пользоваться. Когда чуть придушенные и парализованные страхом девушки видят их в моих руках…

…

Окончательно решил выбирать в этом городе именно на трамвайных остановках. Это очень удобно. Остановки освещены. На них могу рассмотреть и стоящих, и выходящих из транспорта, легко понять, одна девушка или нет, пьяная или трезвая, светленькая ли. А меня, стоящего в темноте, всего лишь в нескольких шагах, с остановки совсем не видно. Люди проходят мимо, ничего не заподозрив.

…

Мне начинает нравиться делать это как можно дольше, растягивать время, наслаждаться даже самым началом. Когда я шагаю за припозднившейся девушкой, то она слышит, что кто-то идет следом. Оборачивается, вглядывается, но, конечно, кроме темной фигуры, ничего не различает. И тогда снова идет, убыстряет шаг. И я убыстряю. Но не догоняю. Просто иду и знаю, что она слышит мои шаги. Тук-тук. Тук-тук. За своей спиной. Тук-тук. Тук-тук. Совсем рядом. Тук-тук. Тук-тук…»

Эрика вспомнила это «Тук-тук… Тук-тук». Неужели именно он, этот маньяк, преследует ее, провожает от дома до остановки и от остановки до дома. «Тук-тук… Тук-тук» – его шаги. «Тук-тук… Тук-тук» – ее сердце.

«Некоторые останавливаются и ждут, когда я догоню, обгоню. Но и я тоже останавливаюсь. Жду, когда девушка снова тронется. И она не выдерживает, снова идет. И я снова трогаюсь следом. Она убыстряет шаг. И я. Она притормаживает. И я. Тук-тук. Тук-тук… Я вдыхаю воздух и чувствую ее запах. Я чувствую ее страх, ее ужас и ее согласие. Она уже готова быть моей. Тук-тук. Тук-тук… Тук-тук. Тук-тук…

Да, когда я, наконец, выбрав подходящее место, приближаюсь, она уже на все готова, она не сопротивляется, и я просто тащу ее…»

Эрику, читающую эти строки, саму уже как сковало страхом. Будь ее остановка, она бы проехала, не сумев вовремя выйти. Но глаза ее продолжали бежать по строчкам:

«Наконец-то в этом городе на меня стали обращать внимание. Газеты начали писать про меня. Телевидение – показывать место преступления. Одну свидетельницу нашли – да, это еще одна моя неудача…

Только психиатр догадался, что я предпочитаю светленьких. А полиция принялась какие-то дурацкие акции устраивать, над народом на улицах и в транспорте измывается. А я читаю газеты, смотрю телевизор и только смеюсь. И вдыхаю, вдыхаю сладкий запах этого города. Тук-тук. Тук-тук… Тук-тук. Тук-тук…

…

Еще один удачный вечер…

…

И еще один…

…

Но, похоже, задерживаться надолго даже в этом большом городе нельзя. Соседка по лестничной площадке проявила интерес, встретив меня у двери в квартиру. Расспрашивала, кто да что. Узнав, что я – мастер на все руки, попросила починить полку на кухне. Пришлось ее, одинокую, ублажить пару раз. А она потом разговоры начала заводить о том, чтобы я к ней, к одинокой, перебрался. Но избавляться от нее опасно. Совсем ведь рядом. И хозяйка квартиры заходила уже, интересовалась ходом работы. И, увы, на улицах у меня было несколько неудач, остались свидетели, которые могут опознать…

…

Да, определенно надо менять место. Но время еще есть, и так не хочется бросать один очень привлекательный образец, к которому подбираюсь. Очень похожа. Ну, две капли. Светленькая. Тот же рост. Интересно, есть у нее родинки? Надеюсь, есть…»

Эрика тут же стала вспоминать, где и сколько у нее родинок. Большие они или маленькие. Раздеться бы и встать у большого зеркала. Но это только дома. А сейчас надо быстро дочитать газету, ей уже совсем скоро выходить:

«Я проследил за ней. Просто идеально. Живет одна. Каждый день ходит на работу. Разберусь с ней и потом уже…»

И это оказались последние слова из дневника.

Эрика была в полном смятении. Как будто все написанное в конце было про нее. И «тук-тук», и светленькая, и живет одна, и каждый день ходит на работу…

Она еще раз перечитала конец дневника и посмотрела ниже – нет ли там приписки «Продолжение следует». Таких слов не нашла, но под записями маньяка обнаружился небольшой комментарий редакции:

«На обложке тетради, кроме слов «Мой дневник», написано также: «Если вы читаете эти записи, значит, меня арестовали… Или я просто перебрался в другой город, не успев прихватить все свои вещи…»

Тут уже Эрика облегченно вздохнула. Значит, ей ничего не угрожает. Маньяк или не на свободе, или уже далеко от этого города, а, значит, и от нее. Да, ей ничего не угрожает. Никаких «тук-тук» больше не будет. Не надо ждать вечера, чтобы рассмотреть родинки, и не нужно думать о том, красить все-таки волосы или нет. Все обошлось. Все обошлось. Все закончилось.

Она снова глянула на газету, чтобы еще раз перечитать комментарий, и только теперь заметила, что поверх публикации есть пометка, сделанная от руки, и сделанная, как ей показалось, знакомыми, чернилами:

«Это неправда».

Она не поняла, что это. О чем? Эрика тут же глянула в зеркальце над вагоновожатым. Увидела глаза Игоря, смотрящие на дорогу. Спросить его? Но он сам ничего не говорит. И она ни за что первая к парню не обратится. Это, как ее учила мама, неприлично.

Эрика все смотрела и смотрела в зеркальце. Поведение вагоновожатого снова начало ее раздражать. Вот возьмет и назло Игорю действительно пойдет на свидание с Павлом.

Она вернулась глазами к газете. Еще раз перечитала:

«Это неправда».

Но что неправда? То, что маньяк арестован? Или то, что он перебрался в другой город?

Недовольная поведением вагоновожатого Эрика вышла, даже не повернув голову в сторону Игоря, не улыбнувшись ему, как это делала обычно.

– Читала? – с точно такой же газетой в руках встретила ее в аптеке Мария.

– Читала, – кивнула Эрика. – Но дай взгляну на твою.

Коллега протянула газету, и Эрика пробежалась по «Дневнику маньяка» глазами. Она не вчитывалась в печатные слова. На всякий случай Эрика искала надпись от руки, знакомые чернила. Но на газете Марии никаких посторонних пометок не обнаружила. Слова «Это неправда» были только в той газете, что она и нашла, и оставила на своем сидении в трамвае. Все-таки он такой заботливый и такой нерешительный, этот Игорь…