Команда хоть куда - Тимофей Печёрин

Теперь, в противостоянии лицом к лицу, слабость рукокрылов против людей сделалась очевидной. В тесноте туннелей обитатели Клыкастых гор не могли прибегнуть к своему главному преимуществу. Не имели возможности влететь, проще говоря. И при этом обладали более хрупким телосложением. Оружие их тоже уступало саблям человеческих вояк. Так что, по крайней мере, в рукопашной схватке против человека любой лил’лакл был обречен.

Более того. Хоть жители пещерного поселения чуть ли не поголовно были вооружены, а дать полноценный отпор нежданно свалившимся врагам оказалось некому. С одиночками, даже вооруженными, но отсиживающимися в своих жилищах, играючи справлялась даже горсть солдат. И если тогда даже бывали потери, то по чистой случайности.

Организованное сопротивление? А его по большому счету не было. Потому что и быть не могло. За века жизни в Клыкастых горах лил’лаклы успели увериться и в неприступности самих гор, и в отсутствии поблизости даже отдаленного подобия того, что можно было назвать противником. Они привыкли нападать, совершая набеги на равнинные земли. А затем возвращаться обратно, к незыблемой безопасности своих поселений.

Проще говоря, привыкли нападать, но не обороняться. И ответное вторжение жителей равнин не могло присниться рукокрылам даже в самом жутком кошмаре.

Лишь пару раз экспедиционный корпус натолкнулся на небольшие отряды воинов-лил’лаклов. Чтобы смести каждый из них в течение минуты. А вообще поход через обитаемые пещеры и туннели больше походил на резню, чем на сражение.

Нет, потери, конечно, были. Удачная засада, дротик-другой, пущенные из-за темных углов, всякий раз отправляли к праотцам, по меньшей мере, одного солдата. И все же рукокрылов погибало несоизмеримо больше. Так что полковник Декос понадеялся даже, что и он сам, и многие из его подчиненных смогут-таки вернуться домой.

Но, увы: высшие силы распорядились иначе. Вмешавшись в драку смертных неожиданно для обеих сторон. Сперва во всех, успевших уже опустеть, святилищах поселения ожили исполинские статуи Урдалайи. Неуклюже зашевелились… и одновременно швырнули на каменный пол фигуры, что держали в руках: растущую луну и звезду с множеством концов.

А затем гору, изрезанную изнутри туннелями и населенную рукокрылами, с грохотом тряхнуло всю сверху донизу. Тряхнуло раз, другой, третий. Заходили ходуном стены, казавшиеся непоколебимыми твердынями. Со сводов пещер посыпалась земля, потом мелкие камни, а потом и целые куски скал. Каждый из которых мог раздавить сразу несколько человек.

Обваливаясь, закупоривались туннели. В ужасе бросились врассыпную живые существа — уже не важно, люди, рукокрылы или давно прижившиеся в пещерах мелкие неразумные твари. Все возможные звуки заглушал грохот, закладывавший уши и чуть ли даже в мозг не проникавший. Воздух наполнился облаками каменной пыли, отчего дышать стало невозможно. Немногим легче было удержаться на ногах на полу, ходившем теперь ходуном, точно корабельная палуба.

А потом, наконец, гора просела и обвалилась. Как снеговик весной. И погребла в своих недрах еще остававшихся в живых лил’лаклов и солдат полковника Декоса.

И теперь вся долина, населенная рукокрылами, выглядела непривычно. Казалась покалеченной, словно кисть руки, на которой не хватало одного пальца. Покалеченными после разрушения одной из гор сделались и души лил’лаклов. Многие из которых, вдобавок, оказались невольными свидетелями гибели соседнего поселения. Храбрость и воинственность крылатого народа уступила место страху. Хоть перед божественным гневом, хоть перед возмездием со стороны давних жертв, не важно.

Главное, что пришлось теперь понять уроженцам Клыкастых гор — они тоже уязвимы. Как и всякие живые существа.

Аника не шла — буквально продиралась сквозь лес. Казавшийся ей теперь непривычно диким, незнакомым и даже зловещим. Как ни пыталась беглянка держаться одного направления, плутать все равно приходилось. Любая трясина, густые заросли или овраг вынуждали отклоняться в поисках обходного пути. Отчего обратная дорога от заброшенного городка к нормальным человеческим поселениям заняла три дня, не меньше.

Три дня, за которые одежда успела превратиться в лохмотья. Что от грязи, вдобавок, напоминали половую тряпку. Не лучшим образом выглядела и сама Аника. Неумытая, со слипшимися волосами и потемневшим от сажи лицом.

Костер, кстати, она сподобилась впервые развести только на второй день после бегства. Да и то, когда совсем недалеко от себя заметила медведя. Здоровенный зверь разгуливал по чащобе бесстрашно, уверенно, как у себя дома. Да он и был дома по большому счету — не зря ведь в народе медведя частенько называли хозяином леса.

Питалась в дороге Аника грибами — причем, чаще сырыми. Попадались и ягоды. А также ручейки, благодаря которым несостоявшаяся ведьма не умерла от жажды. Пробовала она и охотиться, да только все три попытки окончились неудачей. Что заяц, что глухарь, что белка оказались слишком проворными. Привыкнув удирать от гораздо более ловких и умелых охотников, чем городская девчонка.

Ночи в лесу проходили тревожно. Из-за комаров и от страха перед визитом более крупных хищников. А еще Анику донимали кошмары. В них, неизменных как закат, девушка раз за разом бежала по стремительно обваливающемуся туннелю — вероятно, подземному. А голос… конечно же, голос Ксантарды несся ей вслед. «Думала, удалось сбежать от меня? Надеялась, это все, конец? Напрасно, моя дорогая!..»

Голос Ксантарды… или той безликой женщины с Черной Звездой?

К счастью, на четвертый день, ближе к полудню, лес наконец-то кончился. Выйдя на опушку и прислонив ладонь ко лбу, радостная Аника высматривала перед собой ярко-зеленый луг, белевшее на его фоне стадо овец и скопление домиков вдали.

Радость девушки оказалась до того сильной, что удержать ее в себе Аника не смогла. Не могла она не выразить ее вслух — громким криком, переходящим в визг. И только что на колени не бухнулась от восторга и облегчения. А уже в следующее мгновение, осмотревшись, поняла, что здесь не одна.

— Лесовик! Лесной дух вышел! — запищали, бросившись бежать, три малыша, игравших неподалеку, у опушки.

— Да полно вам, — с укоризной проговорил находившийся рядом с ними паренек лет пятнадцати.

А затем, бросив беглый взгляд на вышедшую из леса Анику, заключил:

— Это ж просто мальчик какой-то. В лесу заблудился, вот и грязный. Голодный, наверное. Эй, ты! Дружок! Иди сюда, не бойся!

Голос паренька звучал дружелюбно, хоть и малость грубовато. Так что дочь Ханнара охотно вняла его призыву. Не обидевшись и на «мальчика». Тем более что ее, худенькую, нескладную и не вышедшую росточком и прежде принимали то за мальчишку, то за дитя. Не впервой.