Блокада. Книга 1. Охота на монстра - Бенедиктов Кирилл Станиславович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты что, всерьез? – нахмурил брови Абакумов.
– Конечно, товарищ генерал. У англичан были для этого возможности, ведь Гитлер верил, что на Острове много его сторонников, и не запрещал британцам посещать рейх…
– Да я не о том! Вот эти гороскопы, космоскопы – это же чушь собачья!
– Космограммы, – улыбаясь, поправил Гронский. – Нет, товарищ генерал, не чушь. И я могу легко это доказать.
– Ну, попробуй, – Абакумов отхлебнул чаю, поморщился.
– Для этого мне нужно знать дату и место вашего рождения, товарищ генерал. И хорошо бы еще точное время.
– А больше тебе ничего не надо?
– Нет, это все, – Гронский сделал вид, что не заметил прозвучавшей в словах собеседника угрозы. – Для того, чтобы составить гороскоп, этих данных вполне достаточно.
– И ты сможешь сказать, что меня ждет? – недоверчиво спросил начальник Управления Особых отделов.
Гронский молча кивнул.
– На какой срок? На год? Больше?
– Зависит от обстоятельств, товарищ генерал. Будущее вариативно. Гороскоп Гесса, например, показывал, что если он останется в Германии, то проживет еще пять лет, а если покинет рейх – то пятьдесят.
– Поэтому он и сбежал в Англию? – Абакумов отставил опустевшую пиалу. – Тьфу, да как ты эти помои можешь пить!
– Зеленый чай чрезвычайно полезен для здоровья, товарищ генерал. Если ваш гороскоп покажет, что жить вам предстоит долго, я бы настоятельно советовал вам пить зеленый чай хотя бы два раза в день.
Абакумов с каменным лицом вертел в руках кусочек рафинада.
– А если он покажет что-то другое?
Это было сказано с такой зловещей интонацией, что любой другой на месте Гронского побледнел бы от страха. Но астролог только улыбнулся.
– Если гороскоп будет неблагоприятным, всегда существует возможность обойти роковое стечение обстоятельств. Звезды побуждают, но не вынуждают. Когда Гесс улетел в Англию, я составил собственный гороскоп. Получилось, что в ближайшие два-три месяца меня арестуют и, скорее всего, расстреляют. Тогда я решил покинуть рейх. Космограмма показывала, что и в этом случае меня не ждет ничего хорошего. Но определенный шанс все-таки сохранялся… Я выбрал побег.
– И что? – хмуро спросил Абакумов.
Астролог внимательно посмотрел на него.
– Я думал, вы знаете… самолет, на котором я пересек линию фронта, сбили наши зенитчики. Я обгорел, едва остался жив. Потом меня две недели допрашивали особисты…
– А ты чего хотел? – рявкнул Абакумов, грузно поднимаясь из-за стола. – Чтобы тебя тут с оркестром встречали? Скажи спасибо, что сразу не шлепнули как немецкого шпиона.
Кусочек рафинада с сухим треском лопнул в его сильных пальцах.
– Вы не поняли, – дерзко ответил астролог. – Я не в обиде на ваших подчиненных. В конце концов, будь я на их месте, возможно, поступил бы точно так же. Дело в другом – я просчитал два варианта будущего, и выбрал тот, который давал большее пространство для маневра. Здесь меня могли, как вы выразились, шлепнуть, а могли доставить в Москву и дать звезду Героя, что в конце концов и произошло. Останься я в рейхе, моя участь была бы предрешена. У человека всегда есть выбор… даже если это выбор между плохим и очень плохим вариантом.
– Значит, если ты нагадаешь мне хреновое будущее, я все-таки смогу его изменить?
– Не нагадаю, товарищ генерал. Гадают цыганки, у них своя методика, своя магия… Я ученый, и имею дело с законами природы. Мы пока не можем их объяснить, но они есть и они работают…
– Одиннадцатое апреля тысяча девятьсот восьмого года, – перебил его Абакумов. – Москва. Точного времени не помню, бабка вроде говорила, ночью родился…
– Отлично, – кивнул Гронский. – Сегодня вечером я произведу все необходимые расчеты. Завтра гороскоп будет готов.
Абакумов хмыкнул и мотнул головой, словно показывая, что не склонен принимать слова астролога всерьез.
– Теперь давай к делу. Насчет твоих звездочетов я уже понял – Гитлер к ним прислушивается. А как насчет гипнотизеров?
Гронский на мгновение задумался.
– Сложный вопрос… Был такой предсказатель Эрик Хануссен, очень известный в то время, когда я приехал в Берлин. Он читал мысли, предсказывал будущее и выступал с гипнотическими опытами. Гитлер ему доверял. Хануссен, например, предсказал пожар рейхстага…
– Но ведь фашисты подожгли его сами!
– Не совсем так, товарищ генерал. Вы, конечно, знаете, что технически поджог совершил голландец Ван Дер Люббе – жалкий, опустившийся человечек. Но полицейские, которые его допрашивали, пришли к выводу, что Ван Дер Люббе кто-то загипнотизировал – об этом писали в берлинских газетах. Некоторые мои друзья в обществе Туле предполагали, что гипнотизером был именно Хануссен. Поэтому-то он так уверенно говорил о предстоящем пожаре… Но вскоре после прихода нацистов к власти выяснилось, что знаменитый Хануссен никакой не швед, а чешский еврей по имени Хаим Штайншнайдер. Фюрер почувствовал себя оскорбленным – он ведь покровительствовал гипнотизеру. Вскоре Хануссена нашли мертвым – его убили штурмовики, которым он давал в долг крупные суммы денег. С тех пор Гитлер с большим подозрением относился к гипнотизерам, считая их шарлатанами. Другое дело…
Гронский замолчал. Поднес к губам пиалу с чаем, но пить не стал.
– Другое дело, что сам фюрер обладает колоссальным гипнотическим даром. Хаусхоффер говорил мне, что он способен убедить в чем угодно и одного человека, и целую толпу. А один раз добавил, что это настоящее чудо, которое сотворил Эккарт.
– Кто такой Эккарт?
– Странный человек. Хаусхоффер называл его учителем фюрера. Он умер вскоре после пивного путча в Мюнхене, когда Гитлер сидел в тюрьме. Говорят, что Гитлер плакал, узнав о его смерти.
– Плакал? – брезгливо переспросил Абакумов.
– Фюрер вообще очень сентиментален, – пожал плечами Гронский. – Вы не знали? Он обожает щенков и котят, и ненавидит охоту.
Абакумов круто развернулся к нему и грозно навис над сидевшим на табурете астрологом.
– Ты что, собрался мне рассказывать, какой Гитлер замечательный? И собачек любит, и гипнозом владеет, так, что ли?
– Мне казалось, вы хотели узнать о Гитлере больше, чем можно прочесть в фельетонах Эренбурга и Меттера, – холодно сказал Гронский.
– Мне нужно знать, пользуется ли Гитлер услугами гипнотизеров! А про его любовь к собачкам будешь рассказывать кому-нибудь другому!
Гронский допил чай и поднялся. Он был на полголовы ниже рослого Абакумова, но держался с таким достоинством, что генералу стало даже завидно.
– По моей информации, – тщательно выговаривая слова, произнес Гронский, – Гитлер не прибегает к помощи гипнотизеров. Ему это попросту не нужно, поскольку он сам владеет техникой внушения.
– Этому можно научиться? – Абакумов слегка сбавил обороты.
– Можно, конечно, были бы способности. И в обществе Туле, и в Биорадиологическом институте этому учили. Другое дело, что, если способностей нет, то даже лучшие учителя окажутся бессильны.
– А у Гитлера способности, конечно, были? – язвительно спросил Абакумов.
На этот раз Гронский ответил не сразу. Он прошелся по комнате, словно бы что-то припоминая, потом приложил палец к кончику хрящеватого носа и некоторое время стоял неподвижно.
– По-видимому, да, – ответил он, наконец. – Но Хаусхоффер считал, что эти способности не врожденные. Он, видите ли, хорошо знал людей, сталкивавшихся с Гитлером в годы Первой мировой. И все они, в один голос, твердили, что это был маленький, зажатый, совершенно ординарный ефрейтор, который с трудом мог связать три слова. Гитлер страдал от какого-то заболевания… то ли нервного, то ли психического… у него случались истерики, ему то и дело казалось, что он слепнет! Никакого намека на силу воли, и уж тем более на то, чтобы подчинять своей воле других… Все изменилось после войны. Гитлер познакомился с Эккартом, и тот сделал с ним что-то… что-то, после чего прежний Гитлер умер, и родился новый. Тот, за которым шли толпы.
Абакумов крякнул.