Антрополог на Марсе - Оливер Сакс

Человеку, прозревшему после длительной слепоты, необходимо радикально изменить свою психологию, свою собственную индивидуальность, а это непросто. Один из пациентов Вальво сказал: «Человеку, которому суждено ослепнуть, лучше умереть зрячим, а затем вновь родиться – слепым». Эту фразу можно переиначить: «Человеку, которому вернули зрение после продолжительной слепоты, лучше умереть слепым, а затем родиться заново – зрячим». Быть ни слепым, ни зрячим – мучительно.

И все же, хотя слепота поначалу воспринимается как подлинное несчастье, это горькое чувство со временем пропадает, ибо наступает адаптация человека к новым условиям жизни, к новому бытию со своим собственным восприятием внешнего мира и со своими связями с ним.

Джон Халл назвал такое состояние «глубокой слепотой», посчитав, что она является «одной из форм человеческого существования»[127].

31 октября у Верджила удалили катаракту с левого глаза, однако, вопреки ожиданиям, сетчатка этого глаза оказалась поврежденной не меньше сетчатки правого. Надежда на резкое улучшение зрения, к сожалению, не сбылась. Зрение Верджила улучшилось незначительно (увеличилось поле зрения и стало легче фиксировать взгляд на определенном предмете).

Через несколько дней после проведения операции на левом глазу Верджил вернулся к оставленной на время работе, приступив к обслуживанию клиентов. Работа принесла ему непредвиденное расстройство. Долгие годы работая массажистом, Верджил не задумывался над тем, что кожа человеческих тел, которые он массирует, может иметь изъяны. Теперь все эти изъяны неожиданно обнаружились, и Верджил, как он признался, стал закрывать глаза во время работы[128].

После операции на левом глазу Верджил почувствовал себя гораздо увереннее, постепенно привыкая к зрячему состоянию. Однако он все еще опасался ходить без трости, когда выходил на улицу в одиночестве. Одолевали его и другие страхи. Так, ему неожиданно пришло в голову, что Ассоциация молодых христиан США может отстранить его от привычной работы, предложив «работу зрячего человека». И все же его душевное состояние улучшалось, он стал все более и более полагаться на свои силы, на собственные возможности, и я смог с удовлетворением заключить, что Верджил добился определенных успехов на психологическом уровне.

Тому в немалой степени способствовала Эми. С ней он перестал вести жизнь затворника, бывал на людях, ходил в театры. Так, например, незадолго до Рождества она повела его на балет. В местном театре давали «Щелкунчика», и Верджил с удовольствием посмотрел постановку, хотя, насколько я понял, и не получил полного представления о спектакле. Эми при встрече передала мне его слова: «Я хорошо видел танцовщиков, а вот их костюмы не разглядел». И все же опыт посещения театров позволил ему твердо предположить, что весной, когда начнется летний спортивный сезон, он сможет посещать бейсбольные матчи и увидеть собственными глазами свою излюбленную игру.

На Рождество Верджил и Эми отправились в Кентукки, на ферму, где прошло его детство и где до сих пор жили его мать и сестра. Приехав на ферму, Верджил впервые, после более чем сорокалетнего перерыва увидал свою мать и нашел, что она «выглядит замечательно» (на свадьбе он не сумел ее разглядеть из-за ухудшения зрения). Увидел Верджил и отчий дом, и забор, о котором он мне рассказывал, и речку, протекающую около дома. Родственники приветливо встретили Верджила и на этот раз дружно признали, что он и в самом деле прозрел. «Он ходит вокруг дома, не дотрагиваясь до стен», – сказала его сестра в разговоре со мной, когда я позвонил на ферму по телефону. То был канун Рождества, и Верджил, сменив у телефона сестру, от имени всей семьи пригласил меня в гости.

К сожалению, у меня были другие планы на Рождество, и все же я посчитал, что если бы принял любезное предложение, то, безусловно, попал бы в благодушную обстановку: родственники Верджила, несомненно, не только поняли, что операции на глазах принесли ему пользу, но и, разумеется, перестали смотреть на Эми как на зачинщицу акции, обреченной на неудачу.

Год для Верджила заканчивался удачно, но что принесет ему наступающий? – над этим я задумывался не раз. На что Верджил может надеяться при самом благополучном положении дел в дальнейшем? Насколько может улучшиться его зрение? Насколько он преодолеет себя?

Вальво, осторожный в оценках, все-таки рисует в своей работе и оптимистическую картину:

Отдельные пациенты, которым вернули зрение после долговременной слепоты, освоившись с восприятием зрительных ощущений, испытали ренессанс собственной личности.

«Ренессанс личности» – именно этого Эми желала Верджилу. Представить себе такое радикальное обновление духа было непросто, ибо по характеру Верджил был вялым и флегматичным. И все же, несмотря на свою природу и на объективные трудности медицинского и психологического характера, он ощутимо «ожил», преобразился и в значительной степени адаптировался к зрительному восприятию мира, и не существовало причин, которые могли ему помешать прогрессировать дальше. Верджил не мог надеяться на существенное улучшение зрения, но он был вправе рассчитывать на радикальное расширение жизненных горизонтов.

Беда пришла оттуда, откуда ее не ждали. 8 февраля мне позвонила Эми и сообщила, что Верджил заболел крупозным воспалением легких и сейчас находится в госпитале в отделении интенсивной терапии, где его лечат антибиотиками.

Поначалу антибиотики пользы не приносили, состояние Верджила ухудшалось, и в течение нескольких дней он находился между жизнью и смертью. Пневмония сдала позиции лишь через три недели, но самочувствие Верджила не улучшилось: оказался близким к параличному состоянию дыхательный центр продолговатого мозга, регулирующий в крови соотношение кислорода и углекислого газа. Как показали анализы, количество кислорода в крови составляло менее половины необходимой величины, а наличие углекислого газа превышало норму почти в три раза. Верджил постоянно нуждался в дополнительном кислороде, но прибегать к кислородной подушке часто было нельзя из-за опасности полностью подавить дыхательный центр продолговатого мозга. Отравление углекислым газом сделало свое дело. Если Верджил не спал, то большую часть времени находился в полубессознательном состоянии. Зрение его угасало, а в отдельные дни он вообще ничего не видел.

Тяжелое состояние Верджила усугублялось хроническим заболеванием бронхов и эмфиземой. К тому же у него наблюдалось явное ожирение, что позволяло говорить о наличии у него пиквикского синдрома (название связано с непомерной тучностью Джо, «жирного парня», персонажа «Посмертных записок Пиквикского клуба» Чарльза Диккенса). Кроме необычного ожирения, пиквикский синдром характеризуется гиповентиляцией, при которой альвеолярное давление углекислого газа имеет тенденцию к росту выше нормального.

Вероятно, Верджил был уже давно нездоров. Он начал набирать вес с 1985 года, а в последнее время, как сообщила мне Эми, процесс получил стремительное развитие. За небольшой период времени – со дня своей свадьбы до Рождества – Верджил прибавил в весе сорок фунтов и теперь, находясь в больнице, весил двести восемьдесят фунтов. Врачи объясняли его ожирение частично накоплением жидкости в организме, вызванным сердечной недостаточностью, и частично – постоянным перееданием, неискоренимой привычкой.

Эми предполагала, что Верджил пробудет в госпитале по крайней мере еще три недели. Содержание кислорода в его крови было по-прежнему значительно ниже нормы, иногда понижаясь до критического количества, и всякий раз в таких случаях он утрачивал зрение. По словам Эми, она могла, и не спрашивая врача, определить текущее содержание кислорода в крови Верджила. Для этого ей хватало, войдя в палату, всего лишь взглянуть на мужа и распознать: пользуется ли он с таким трудом вернувшимся зрением или ведет себя, как слепой.

Получив эти сведения, я пришел к мысли, что нестабильность зрения Верджила в первое время после удаления катаракт, возможно, уже тогда была, хотя бы частично, вызвана недостатком кислорода в крови, который был обусловлен неумеренным ожирением, негативно повлиявшим на дыхательный центр продолговатого мозга (что и породило кислородную недостаточность).

Рассказала мне Эми и о странном явлении в поведении Верджила – странном, на ее взгляд. По ее словам, Верджил даже тогда, когда ничего не видел (о чем он ей сообщал), двигаясь по палате, уверенно обходил все препятствия, не натыкаясь ни на людей, ни на мебель, ни на предметы, даже только что принесенные. Это явление объясняется возникновением у людей бессознательного, или скрытого, зрения, которое обнаруживает себя, когда зрительные участки коры головного мозга перестают на время функционировать (например, от недостатка кислорода в крови), в то время как зрительные центры подкорковых образований, оставаясь неповрежденными, не прекращают работы. В этом случае зрительные сигналы продолжают восприниматься на бессознательном уровне.