Плохой парень// Bad Guy (СИ) - Ли Кристина

Я затянулась снова и молча кивнула. Анастасов был полностью прав.

— Вопрос в том, во что это выльется. Мы не знаем, в каком состоянии твои пики эйфории и депрессии. Более того, ты не входила и не пробовала вступать в сексуальный контакт даже с женщинами. А это значит, что ситуация совершенно непредсказуема с точки зрения психиатрии.

Я горько усмехнулась и подняла на профессора взгляд.

— Меня возбуждает его агрессия. Думаю вы уже понимаете, что это значит.

— Стокгольм? — хмыкнул мужчина и ухмыльнулся, — Нет, девочка. Стокгольмский синдром проявляется в следствии притупления работы нейромедиаторов. Жертва перестает чувствовать боль, радость, печаль, эйфорию. Даже оргазм эта женщина имитирует, потому что уверена, что ей приятно. Но это не так. А всё потому что все эмоции смешиваются в одну, и она помнит лишь те, которые ей оставляет память прошлого. Если любовь к агрессору была крепкой, а влюблённость ярко выраженной, она будет продолжать любить, потому что инстинкты и восприятия отключены. Эта болезнь не так часта. Чаще всего женщины, что продолжают терпеть побои, делают это потому что… А не из-за. Потому что бояться, и страх сильнее инстинкта выживания. Это ужасная патология. И к твоей болезни она не имеет никакого отношения, иначе ты жила бы и дальше с тем извергом, и родила бы ему вероятно детей. Которых он бы тоже истязал, избивал и насиловал морально. Такие люди не исправимы. Такого мужчину невозможно вылечить ни чем. Только притупить всплески обострения медикаментозно, а в твоём случае вообще изолировать от общества такого больного. Он опасен. А этот мальчик нет. Иначе ты бы не защищала его передо мной. И это тоже доказывает, что он якорь. Ты подсознательно пытаешься найти причину, почему это не он, а не искать доказательства, что виновен именно он. Ты защищаешь его Лика. А женщина защищает мужчину в двух случаях — если это её мужчина, либо если это её сын.

— Возможно это материнский инстинкт. Он на десять лет младше, — парирую, и тут же получаю ответ.

— То есть ты хочешь сказать, что считаешь себя ещё и склонной к инцесту? Тебя опять поместить на принудительное лечение, чтобы выбить синдром вины из тебя? Не порт чушь! Опиши его нормально! Как специалист!

Я с шумом выдохнула и потушила сигарету, сложив руки на груди.

— Эмоциональный фон не стабильный. Он постоянно находиться то на пике эйфории, то на пике апатии. На каждом из допросов проявляет себя наигранно агрессивно, что совершенно нормально для его возраста и статуса в обществе. Но вот излишняя эмоциональность… Он расплакался при мне и одном из инспекторов. Возможно, это результат работы ментальности. Но тут есть ещё и другой фактор. Честолюбие и эгоизм. Хан Бин эгоистичен внешне к партнёрше, при том, что проявляет манерность. У него были отношения с последней жертвой и настолько физически крепкие, что его тело отреагировало на её смерть быстрее, чем мозг успел выдать соответствующие речевые и физиогномические реакции.

— Синтез информации?

— Он не врал.

— Уклончивые ответы?

— Только если ради флирта. По всей видимости он на пике полигамности, и проявляет гиперсексуальность.

— Значит, он клеился к тебе на допросе и вёл себя, как повеса?

— Да, — усмехнулась, а следом услышала и ответный смешок доктора.

— Тебе нравится этот пацан, Лика, и ты его хочешь. Вернее не ты, а твоя девочка, которую ты спрятала от всех.

Я подняла на мужчину глаза, а он кивнул, и посерьёзнел:

— Этот парень не смог бы хладнокровно задушить одиннадцать женщин. Ни маньяк, ни садист, не заигрывают открыто с женщинами в опасной для себя ситуации. Он будет вести себя как святой пастор протестантской церкви. Это всё киношные штампы. Поэтому, вернёмся к делу.

Я сглотнула и закивала головой, уловив одобрительный взгляд мужчины.

— У меня есть безумная догадка, но тогда это катастрофа. Потому что такого в моей практике не было, и это даже не редкость. Это почти невозможно.

— Говори уже, гений ты мой, — профессор нахмурился и кивнул на фото на стенде.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Думаешь их двое, потому что нет логической связи между жертвами? — задал он вопрос, прежде чем я успела открыть рот.

— Да, — убито промолвила и прикусила губу, поднявшись и подойдя к стенду.

— Убийства кореянок, чередовались с убийствами наших девушек. Первой была Пак Су Хва, — я перекрепила фото девушки выше, — Потом Наталия Белецкая, — поместила её фото под кореянкой, — И так в шахматном порядке. Одна за другой, словно черные и белые фигуры на доске. Промежуток времени сокращался амплитудно. От недели до двух дней между фигурами.

— Как временной отрезок между ходами игроков, — выдохнул в шоке Анастасов, а я кивнула.

— Последняя жертва Кан Мён Хи была найдена убитой через две недели, после гибели последней девушки из десятки, которая была нашей.

— Сколько пешек на доске… — начал мужчина, а я закончила:

— Столько будет и жертв. Это игра, Олег Александрович. А такую партию не способен разыграть один человек. Более того, это и подтверждает, что подозреваемый Ким Хан Бин и одиннадцатое убийство это ни что иное, как рокировка. Или проще говоря, подмена главной фигуры на ту, которая должна попасть под удар.

— Почему шахматы? — нахмурился и скептически переспросил мужчина.

— Менталитет и среда обитания. В этом обществе всё подвержено влиянию порядка и времени. Четкая иерархия в социуме. Старший это глава, младший подчиняется и не имеет права перечить. Порядок, логика и часы. Это всё, как огромный механизм, в котором каждый человек это деталь. Для наивысшей результативности в любом коллективе действует система поддержки. Человеку не дадут ни спиться, ни опуститься на дно. Его удержат всеми силами. Но! Если он желает из пешки стать ферзем. Если он сам опускается и дальше на дно, его сносят. Просто убирают из коллектива. Более того — традиции! Всё построено на них и они непреложные. Этикет, сдержанность и вежливость. А самое главное — тотальное подавление эмоций. Они словно консервируют их на людях, выплескивая только наедине с близкими или с собой.

— Если это правда ты имеешь дело с феноменом в психиатрии.

— Парный психоз, — подтвердила я, и озвучила страшную вещь, вспомнив о неприродном проникновении в тело жертв, — И вторым больным может оказаться женщина. Скорее всего она реципиент, потому что девушки задушены, а это мужской почерк.

— Почему донор мужчина? А если у женщины полярность сдвинута к мужскому альтер эгу?

— Неестественно. Тогда зачем использовать посторонние предметы? Это не логично, — парировала, а мужчина скривился.

— Где ты видела логичность при психозе?

— Я прямой пример.

— Ты уникальный пример того, как человек стремится получить хорошую моральную взбучку. Прекрати себя жалеть и займись делом! Мне нужны все материалы по жертвам. Ты сможешь выслать их так, чтобы никто не пронюхал? Я проверю семьи наших девчонок. Вдруг найду что-то общее, что выведет на причину выбора их как жертв.

— Да, без проблем. Вот только тогда нас всех посадят, — я усмехнулась и развела руками, — И даже вас. Что-что, а здесь закон это закон, Олег Александрович. Могу дать только через видеосвязь данные. Вряд ли они за мной так следят. Но вот переписку отслеживают точно. Поэтому наш видео чат придется удалить.

— Хорошо. Тогда поступим иначе. Будем связываться пока так, — кивнул мужчина и последующие минут двадцать я описывала ему то, что мне было доподлинно известно о жертвах.

А потом весь день ходила взад и вперёд по квартире, пытаясь разложить свою безумную теорию по полочкам. И пришла к тому, что единственное более менее логичное пояснение, почему корейские детективы до сих пор не вышли на реального преступника это то, что они и не подозревают что их двое. В данный момент все мои надежды уцепиться хоть за что-то упирались в клуб, и Хан Бина, который пообещал нам помочь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Я села у окна и начала всматриваться в закат. Мои собственные ощущения и чувства отошли на второй план. Я не могла этому не радоваться, ведь буквально стремилась привести свои чувства в порядок. Я ведь не рассказала и десятой доли правды профессору, а всё потому что боялась признаться сама себе, в том, что возможно двадцатилетний мальчишка мой единственный путь вылечить свои собственные фобии.