Город будущего - Жюль Верн

С этими словами артист удалился, за ним последовал Мишель; кузен Атаназ между тем бережно поддерживал распростертую руку банкира, словно Аарон — руку Моисея во время битвы с амаликитянами.[158]

Глава XIII

ГДЕ РАССКАЗЫВАЕТСЯ О ТОМ, КАК В ДВАДЦАТОМ СТОЛЕТИИ ХУДОЖНИКУ ЛЕГКО УМЕРЕТЬ С ГОЛОДУ

В судьбе молодого Дюфренуа произошел решительный поворот. Сколь многих, не способных посмотреть на случившееся его глазами, подобное происшествие привело бы в отчаяние! Конечно, Мишель больше не мог рассчитывать на поддержку дядюшкиного семейства, но зато он чувствовал себя абсолютно свободным. Его уволили, выставили за дверь, а ему казалось, что его выпустили из тюрьмы; его, что называется, «отблагодарили», а он сам готов был рассыпаться в благодарностях. О будущем Мишель не задумывался. Вырвавшись на волю, он вдруг почувствовал, что способен на великие дела.

Успокоить юношу было не так-то просто, и Кэнсоннас терпеливо ждал, когда пройдет его радостное возбуждение.

— Идем ко мне, — предложил он юному другу, — надо же где-то спать.

— Спать, когда день только занимается! — возразил Мишель, воздевая к небу руки.

— Образно говоря, да, день занимается, — согласился Кэнсоннас, — но, в сущности, сейчас ночь, а в наше время больше никто не спит под звездным небом, да и звезд вообще-то уже не осталось. Астрономов интересуют теперь лишь невидимые созвездия. Ладно, пойдем поговорим.

— Только не сегодня, — отозвался Мишель, — ты станешь говорить мне неприятные вещи, а я их все уже слышал. Или ты полагаешь, что я чего-то не знаю? Сказал бы ты обретшему волю рабу: «Знаете, мой друг, вам грозит голодная смерть!»

— Ты прав, — откликнулся Кэнсоннас, — сегодня — ни слова больше, зато завтра…

— А завтра — воскресенье. Ты же не захочешь испортить мне праздник!

— Ах, вот как! Значит, мы с тобой так и не поговорим?

— Да нет! Что ты! Но в какой-нибудь другой день!

— Послушай, у меня идея! — воскликнул пианист. — А не пойти ли нам завтра навестить твоего дядюшку Югнэна? Я не прочь познакомиться с этим достойным человеком.

— Решено! — воскликнул Мишель.

— Может быть, мы втроем и сумеем найти выход из создавшегося положения?

— Ну что ж, согласен, — ответил Мишель, — и черт меня побери, если мы его не найдем!

— Хе, хе, — ухмыльнулся музыкант, покачивая головой и демонстрируя тем самым некоторое сомнение.

На следующее утро Кэнсоннас нанял газ-кеб и заехал за другом. Мишель уже поджидал его. Спустившись вниз, он вскочил в экипаж, и водитель тут же завел машину. Чудесное изобретение — газ-кеб, не имевший, казалось, даже мотора, стремительно мчался вперед. Подобное средство передвижения Кэнсоннас явно предпочитал городской железной дороге.

Погода стояла прекрасная. Газ-кеб катился по пустынным улицам, проворно огибая углы и без труда преодолевая подъемы, чтобы в следующий миг вновь набрать скорость и лететь по битумной мостовой.

Спустя двадцать минут кеб остановился на улице Кайю. Кэнсоннас расплатился с водителем, и наши герои быстро взобрались на верхний этаж, где жил Югнэн.

Дверь отворилась, Мишель бросился в объятия дядюшки, а затем представил друга.

Господин Югнэн сердечно принял Кэнсоннаса, усадил гостей за стол и предложил им без всяких церемоний разделить с ним скромную трапезу.

— Знаешь ли, дядюшка, — проговорил Мишель, — у меня есть план.

— И какой же, мой мальчик?

— Вместе с вами провести целый день на лоне природы.

— На лоне природы? — воскликнул дядюшка. — Но природы больше не существует!

— Истинная правда! — подтвердил музыкант. — Да откуда ей взяться!

— Похоже, что месье Кэнсоннас разделяет мое мнение!

— Целиком и полностью, месье Югнэн.

— Видишь ли, Мишель, — начал дядюшка, — для меня природа, деревня — это прежде всего чистый воздух, а потом уже деревья, поля, долины и ручейки! Но ведь и в десяти лье от Парижа нечем дышать! Мы всегда «завидовали» воздуху Лондона, и вот, с помощью десяти тысяч заводских труб, химических производств, фабрик искусственного гуано, угольного дыма, ядовитых газов и прочих промышленных миазмов мы сумели получить такой воздух, который вполне сопоставим с британским. На чистый воздух вблизи от города нечего и рассчитывать, а забираться далеко, увы, не позволяют мои больные ноги; так что откажемся от идеи подышать чем-то чистым! Останемся лучше дома и проведем день за трапезой, в уютной обстановке, плотно прикрыв окна.

К пожеланию дядюшки прислушались. Сели за стол и принялись за еду, беседуя о чем придется. Югнэн приглядывался к Кэнсоннасу, и тот, не удержавшись, сказал за десертом:

— Ей-богу, господин Югнэн, как приятно смотреть на ваше доброе лицо, когда повсюду такие мрачные физиономии! Разрешите мне еще раз пожать вашу руку.

— Месье Кэнсоннас, я знаю вас очень давно, мой племянник часто рассказывал о вас! Я также знаю, что вы — наш единомышленник, и я благодарен Мишелю за этот визит. Он молодец, что привел вас!

— О нет, господин Югнэн! Вернее сказать, это я его привел!

— Что же случилось, Мишель, почему тебя привели?

— «Привели» — не то слово, месье Югнэн, — я бы выразился поточнее: «приволокли».

— О! — воскликнул Мишель. — Кэнсоннас, как всегда, преувеличивает!

— И все-таки… — настаивал дядюшка.

— Господин Югнэн, посмотрите-ка на нас внимательно, — продолжал пианист.

— Смотрю, господа…

— А ну, Мишель, повернись, чтоб дядюшка смог обозреть тебя со всех сторон.

— Объясните мне наконец, зачем весь этот цирк?

— Месье Югнэн, как по-вашему, не похожи ли мы на людей, которых только что выставили за дверь?

— Выставили за дверь?

— Вышвырнули, да еще как!

— Вас постигло несчастье?

— Напротив. Нам улыбнулось счастье! — воскликнул Мишель.

— Сущее дитя! — только и вымолвил Кэнсоннас, пожимая плечами. — Мы, месье Югнэн, просто оказались на улице, вернее, на парижской асфальтовой мостовой!

— Не может быть!

— Увы, дядюшка, — вздохнул молодой человек.

— Так что же произошло?

— А вот что, месье Югнэн!

И Кэнсоннас принялся рассказывать о трагическом происшествии. Его манера изложения и толкование событий, его неожиданные замечания и глубокомысленные умозаключения не могли не вызвать невольной улыбки у дядюшки Югнэна.

— А ведь для смеха нет ни малейшего повода, — словно оправдываясь, произнес господин Югнэн.

— И для слез тоже, — отозвался Мишель.

— Что же теперь с вами станет?

— Обо мне не беспокойтесь, — сказал Кэнсоннас, — подумайте о племяннике.