Дыхание бури (Темные небеса - 1) - Дмитрий Виконтов

"ДАВАЙ ЖЕ!!!" - загрохотал под черепом вырвавшийся из души вопль, сметая паутину оцепенения, разрывая в клочья окутавшую разум пелену страха и паники. И вновь исчезли все чувства, кроме безудержной ярости и страстного желания убить эту горропу, разорвать ее шкуру, добраться до сердца, раздавить в кулаке... Я закричал, рванулся вперед и ударил, вкладывая в удар всю силу, всю неожиданно вспыхнувшую ненависть, всю боль, засевшую с мига крушения р'руга в душе. Ударил в единственно уязвимое место на голове горропы, в треугольник между глазом, окончанием нижней челюсти и краем костяного гребня. И то ли простая удача была на моей стороне, то ли Ушедшие наконец соизволили помочь мне - церемониальный клинок с хрустом вонзился в стык между двумя чешуйками и по рукоять вошел в голову "дас'ну'фарга".

Горропа завизжала, вскинулась, точно пытаясь презреть тяготение и взмыть в небеса. Я не ждал подобного, - а если бы и ждал, все равно ничего не мог сделать: удержать равновесие на скользкой от крови шее после удара было вне моих сил. Следующее, что я увидел - стремительно надвигающаяся на меня бугристая темно-серая стена, испещренная тонкими трещинами.

Скала и валуны под ней встретили меня как старого знакомого: в который раз за утро я вот так вот падал на них. Кинжал остался в голове горропы, в конвульсиях расшвыривающей камни вокруг себя, всем телом, корчащимися лапами, хвостом перемалывая их в пыль. Но, вдосталь насладиться зрелищем умирающей твари, мне не удалось: безуспешно пытаясь остановиться или хоть замедлить своеобразный "спуск", я вдруг почувствовал, как ноги провалились в пустоту. Я успел уцепиться за округлый валун, но добился только одного вслед за мною полетел и сам валун, и окружавшие его камни, а в голове мелькнуло: "кажется, здесь я видел..."

Мое падение прервалось самым естественным способом: об пол пещеры - или чем эта трещина была на самом деле. Может, я отключился на пару секунд - не знаю. Как и после катастрофы, когда я открыл глаза, сверху еще падала каменная крошка, и неторопливо оседал шлейф светло-пепельной пыли. Правда, было одно существенное отличие: если из р'руга я выполз относительно целым, то сейчас одно или два ребра точно были сломаны, подранную одежду на спине пропитала кровь. И даже не осталось сил удивиться, что тело словно становиться невесомым, и все заполняет шум крови в висках, сквозь который пробился дробный рокот падающих камней и короткий лязг металла.

Мне на лоб упала горячая капля, вторая... Я с трудом открыл глаза (даже не заметив, когда и как успел смежить веки) - и сначала не понял, почему вокруг так темно. Долгая секунда прошла, прежде чем я разглядел густую тень вверху и два желтых глаза, уже поддернутые пеленой смерти.

"Дас'ну'фаргу" хватило сил доковылять до трещины и опустить в нее голову - большего она сделать не могла. Мой кинжал зацепил один из жизненно важных нервных центров горропы, но даже такая рана не смогла в одночасье убить ее. И последние капли истекающей жизни, последние усилия она потратила на то, чтобы взглянуть на победителя, на своего убийцу, подарить ему прощальный ненавидящий взгляд.

"Почему?.." - ласково шепнули извивающиеся вокруг тени. "Почему... почему... почему..." - я не сразу понял, что это мой собственный голос множиться эхом, отражаясь от каменных стен и свода, повторяя этот простой вопрос. Простой, - но важнее которого я не мог придумать.

Я смотрел вверх, в тускнеющие глаза горропы. Смотрел, считая падающие капли ее крови, вслушиваясь в почти неслышимое дыхание умирающего "дас'ну'фарга". Вдох-выдох.

Вдох-выдох.

Вдох-выход.

Вдох...

Последняя искра жизни мелькнула в глазах горропы, и исчезла, унося с собою пылавший в них яростный огонь.

Теперь уже навсегда!

Глава 6. Осколки снов.

Холодные потоки струились вокруг. Неуловимая, призрачная субстанция, убаюкивала, мягко колыхала в своих объятиях. И ничего, за что можно было бы уцепиться взглядом, найти ориентир - ни лучика света, ни единого оттенка, кроме черного.

Только холод.

Покой.

Тишина.

И бесконечность, подчеркивающая ничтожность крохотной пылинки, невесть как затесавшейся в ней.

Я существовал - и в то же время меня не было. Атом, оторвавшийся от бесконечности, - и бесконечность, неразрывной пуповиной связанная с ним. Здесь не было времени - у бесконечности нет в нем нужды. Но часть меня осознавала себя - и секундная стрелка делала свой первый шаг, отмеряя миг между "до" и "после". В этом миге тоже была вечность, - но сама возможностью такого шага разрушала гармонию равнодушной тьмы, меняя ее...

Уничтожая бесконечность!

Терция вечности...

Вокруг меня... во мне... повсюду...

Вспышка...

...солнце давно опустилась за горизонт. Единственным источником света было пламя, весело гудящее в ночи. Огромный костер яростно пожирал сложенные аккуратной пирамидкой поленья, рассыпая вокруг снопы искр. Ветер рвал пламя, заставлял почти прижиматься к земле, чтобы потом резко взмыть вверх. Со стороны оно казалось живым существом, отчаянно борющимся за свою жизнь, но стоило приглядеться - и в обрамлении рыжих сполохов на вершине пирамиды, сквозь ярко-оранжевый ореол можно было увидеть два смазанных, темных силуэта. Лишь в смерти обретшие мир для себя и воссоединившиеся навсегда друг с другом.

Погребальный костер ревел, стонал мечущийся над горами ветер, плакала ночь, провожая души в последний путь. Звезды тысячами скорбных очей следили за огнем, и искры танцевали вокруг костра, тянущегося к темному бархату ночного неба. Совсем немного фантазии - и легко можно было представить, что это мириады чужих душ спустились в мир, чтобы встретить тех, чьи мертвые тела догорали в пламени, полыхающий столб, расколовший ночь, - дорожка, по которой им предстоит пройти, а погребальный огонь - вратами, которыми завершился один путь и начинается другой.

Круг света, отбрасываемый костром, танцевал вместе с пламенем, ветром и темнотой. В краткие мгновения, когда языки огня, обманув неистовый ветер, беспрепятственно взлетали вверх, на границе света и тьмы появлялась застывшая в скорбной, неловкой позе перед костром массивная, широкоплечая фигура. Ни лица, ни деталей одежды - только на миг появившийся смутный абрис, с которого с неохотой соскальзывал мрак. Потом свет отпрыгивал обратно, и в свои владения возвращалась ночь, поглощая одинокий силуэт.

Едва слышный шепот, ритмично падающие слова, сплетающиеся в тягучую, тоскливую песнь - в мелодичные напевы ветра вплелся голос одинокой фигуры. Для этой песни не требовалось мастерство или талант: только страсть, только горечь утраты - и этого с лихвой хватало в дрожащем, ломающемся поначалу голосе. С каждой секундой он крепчал, вместе со скорбью звучала ярость на судьбу, на жестокий рок, - но неизменным оставалась боль расставания и надежда на встречу по ту сторону бытия, там, где ничего не будет кроме чистых душ, объединяющихся с мириадами подобных себе в бесконечном, безбрежном океане света.