Слишком много сюрпризов - Дженис Хадсон

Да, все правильно.

Трейс быстро оделся, но, выходя из комнаты, позволил себе задуматься на минуту, как воспринимает Лилиан то, что произошло между ними.

Не лучше, чем он. Проходя по коридору, Трейс увидел ее в дверях ванной. Лилиан плакала. Связавшись с Трейсом Янгбладом, она совершила самую чудовищную ошибку в своей жизни.

Понимая, что не может прятаться вечно, Лилиан оделась и вышла на кухню. Что ж, если Трейс смог просто встать из ее постели и уйти, как будто ничего не произошло, то сможет и она. Лилиан обнаружила Трейса склонившимся над картой.

– Нашли что-нибудь?

Трейс с неохотой поднял голову, увидел покрасневшие глаза Лилиан и мысленно выругался. Лилиан ответила на его взгляд, словно призывая подумать о том, что она плакала по его вине.

«Ошибка, – предупредил себя Трейс. – Он уже сделал одну глупость. И не станет ухудшать положение, обсуждая это вслух». Трейс снова уставился на карту.

– Рэкли побывал в каком-то месте в пределах трех часов езды. – В одной руке Трейс держал недоеденный сандвич с тунцом, а другой тыкал в карту Оклахомы. – Надо искать внутри этого круга. Вы сами сказали это вчера Харпу.

– Не внутри круга. – Лилиан тоже решила сделать себе сандвич. Прежде чем приняться за еду, она слизнула майонез с пальца.

Трейс поспешил отвести взгляд.

– Не внутри круга, а на окружности, – убежденно произнесла Лилиан.

– Что? – переспросил Трейс.

– Вдоль окружности, а не внутри.

– Почему?

– Потому что, если Рэкли ездил в какое-то место, до которого меньше трех часов езды, он бы вернулся и радировал в полицию быстрее. А этого не произошло, из чего можно сделать вывод: чтобы спрятать наркотики, он ехал не меньше двух с половиной часов, а может, и все три. Вот здесь, – Лилиан поставила крестик на пересечении нарисованной Трейсом окружности и шоссе И-40 возле границы Оклахомы и Арканзаса. – Или здесь. Или здесь. – Всего Лилиан поставила шесть крестиков в тех местах, где окружность пересекалась с какими-нибудь шоссе, от души надеясь, что Трейс не заметит, как дрожит ее рука.

«Ты сможешь выдержать это», – сказала себе Лилиан. И она смогла.

– Конечно, он мог ехать и по второстепенным дорогам, – сказала она Трейсу. – Но за три часа все равно не добрался бы никуда дальше вот этих шоссе. Теоретически вы правы. Рэкли мог поехать куда угодно. Но логичнее начать с шоссе, соединяющих разные штаты.

Трейс знал, что Лилиан права, но это ничем не могло им помочь. Он изучал места, помеченные крестиком, заставляя себя сосредоточиться на словах сидящей рядом женщины, а не на том, как дрожали ее руки. Он ничем не мог утешить Лилиан, ему самому было хуже некуда.

Ближе к делу, парень. Трейс покачал головой.

– Вся известная мне информация о Рэкли могла бы уместиться на острие булавки. Он работает в бюро чуть больше года. Я ничего не знаю о его личной жизни и еще меньше о том, куда бы он мог поехать.

– Рэкли никогда не говорил о друзьях, о семье?

– Кажется, его семья живет в Колорадо.

– Он не ездит в кемпинги? На рыбалку? Куда-нибудь еще?

Трейс пожал плечами.

Какое-то смутное воспоминание вдруг промелькнуло в его мозгу, но тут что-то мягкое потерлось о его колено. Трейс уже успел привыкнуть к таким вещам. И даже не поморщился, когда, посмотрев вниз, увидел Волосатика, крутящегося у его ног.

– Привет, пушистик. Ты не получишь ни кусочка моего тунца, забудь об этом.

Большие желтые глаза сузились, словно от гнева.

Лилиан заставила себя рассмеяться.

– Иди сюда, попрошайка, – нагнувшись, она потрепала кота по пушистой шерсти. – Можешь вылизать миску.

Пока Лилиан ходила в кухню и ставила перед котом миску с размазанными по ней остатками тунца, Трейс изо всех сил старался заставить себя смотреть на кота, а не на его хозяйку.

Волосатик, высоко подняв пушистый хвост и выгнув спину, с царственным видом прошелся мимо миски, едва удостоив ее презрительного взгляда, и снова посмотрел голодными глазами на сандвич Трейса.

– Ни за что на свете, мой дорогой охотник за мышами. – Трейс запихнул остатки сандвича в рот.

Загривок Волосатика приподнялся и тут же опустился, словно кот тяжело вздохнул. Затем он медленно повернулся к миске и стал вылизывать ее.

– Нет, вы только посмотрите, – воскликнул Трейс. – А ведь только что был согласен исключительно на мой сандвич, никак не меньше.

– Вы нравитесь ему.

Трейс хмыкнул. Он не собирался признаваться в том, что тоже начал проникаться симпатией к этому белому мешку с блохами.

Через секунду Трейс вдруг поймал себя на том, что смотрит в сине-зеленые глаза Лилиан и мечтает о том, чтобы она снова оказалась под ним на кровати с водяным матрацем, причем прямо сейчас, сию минуту. Черт побери, он должен остановить это безумие. Перестать хотеть ее, перестать нуждаться в ней. Он не должен привыкать к ее прикосновениям, не может, не хочет позволить себе этого.

Лилиан и так подобралась к нему слишком близко. Когда она отвернется от него из-за его работы, Трейс просто не переживет этой потери. Если он и решится рискнуть еще раз, то только не с этой женщиной.

Трейс твердо решил сжать волю в кулак и не отступать от задуманного. Он больше не позволит себе отвечать на призыв Лилиан. Это было бы слишком глупо.

Трейс снова склонился над картой, не вполне понимая, что он, собственно, разглядывает.

Пренебрежение Трейса действовало на Лилиан словно пощечина. Она знала, что сама добилась этого, дразня и оскорбляя его, подзуживая, когда он злился, постоянно намекая на то, как он хочет ее. Но ведь он действительно ее хотел. Еще как хотел.

А теперь даже не смотрит в ее сторону.

Потому что получил все, чего хотел? Немного возни на сеновале? Старо как мир. Какая же она идиотка!

По спине Лилиан пробежала дрожь. Она завела руку назад, чтобы потереть неожиданно появившиеся мурашки.

Лилиан знала, что совершила ошибку, занявшись с Трейсом любовью. И хорошо, что Трейс того же мнения – она и сама хотела, чтобы он согласился с этим. Но какое он имеет право вести себя так, словно она значит для него не больше, чем спустившаяся петля на свитере – на старом свитере, который и так давно собирались выбросить. От этого было больнее всего.

Лилиан вышла в коридор. Может быть, теплый водяной матрац поможет избавиться от неожиданно пронзившего ее холода.

Услышав, как затихли шаги Лилиан, Трейс мысленно обругал себя. Отворачиваясь, он успел заметить боль, мелькнувшую в ее глазах. Господи, он ведь не хотел делать ей больно. Он только пытался защититься. Запретить себе наслаждение ее близостью – самое сильное из всех когда-либо испытанных им наслаждений, чтобы не привыкнуть к нему. Чтобы не привыкнуть к Лилиан. Чтобы не хотелось так отчаянно побежать за ней и провести остаток жизни в ее постели с водяным матрацем. И умереть, так и не насытившись.