Любовь и хлеб - Станислав Мелешин

— Отец, — прищурилась Полина Сергеевна, — обрадую чем.

— Ну, не томи!

Павел Михеевич наклонил голову лбом вперед, слушая.

— Василий-то у нас всерьез женится. Сегодня сказал. Ушел с утра за невестой. Приведу, говорит, посмотреть.

— Хорош! Молодец! Сила! — рассмеялся одобрительно Павел Михеевич.

— Не рано ли, отец?

Полина Сергеевна села на диван, любуясь мужем.

— Ваське-то? Что ты, Поля? Года уже, а ни жены, ни сына. Работает хорошо, в полную силу — значит не рано…

— Ну вот и праздник в доме, — согласилась Полина Сергеевна, — как у людей.

— А теперь мы с тобой… стариками станем, — грустно пошутил Павел Михеевич и обнял жену. — Хоть и много прожили, а все кажется, только во вкус входишь. Пятьдесят лет — это ведь начало жизни, юность, так сказать. В эти годы, по правилу, молодым человеком зваться. Ан нет! Накатит старость, подойдет смерть-холера — и жаль человека. Скажем, хороший сталевар, академик какой, музыкант ум и опыт с собой уносит… туда!.. Безвозвратно. Ему бы жить да жить и дело делать. Несправедливо. В наш-то могучий век, а смерть порошками отгоняют. Мало живем. Орлы и то больше! Нужно сто, двести лет человеку жить. Пусть живет, пока не устанет!

Полина Сергеевна знала, что Павел Михеевич любит поговорить, и не перебивала его. Сегодня грустные рассуждения мужа, конечно, связаны с аварией.

— Ты меня слушаешь? Это я так… Что ни говори, а плохо, когда полвека за душой.

— А может, сыну завидуешь! — засмеялась жена.

— Нет. Ведь это наш сын. Как будто это мы с тобой снова молоды и свадьбу играем.

— Неровный ты сегодня какой-то, несерьезный. Авария у тебя, а ты не очень встревожен.

— Рабочему классу вешать нос не полагается.

Павел Михеевич постучал пальцами по столу, задумчиво посмотрел в окно, вдруг встрепенулся:

— Наш Василий молчал-молчал и вдруг надумал: женюсь! Скрывал… да?

— А зачем раньше времени огород городить… Скрывал, а я знала, не говорила тебе. Думала: просто знакомая, пусть дружат. А все на серьез обернулось!

— Известное дело! — весело подмигнул жене Павел Михеевич. — Интересно взглянуть на невесту: что за человек такой в нашу семью войдет!

— Они своей семьей заживут, — грустно и ревниво проговорила Полина Сергеевна.

— Мы сыну не чужие, — поправил Байбардин.

«Не чужие, а не все о нем знаем», — подумала жена. Сколько раз хотела она поговорить со стариком о сыне, где он пропадает допоздна, откуда у Василия лишние деньги, да и выпивать стал. Если бы дома… Но не решалась тревожить мужа: в последнее время у Павла Михеевича стало пошаливать сердце. Она отбросила эти тревожные мысли.

— Приведет в дом девушку уютную, — как бы про себя мечтательно сказала Полина Сергеевна.

Муж перебил:

— Ну, тебе бы ангела в дом… Да чтобы невеста вся из ума сшита была! А вдруг… холеру какую с характером приведет?!

— Посмотрим! — обиделась Полина Сергеевна. — Не век же ему с тобой советоваться.

— Сдаюсь! — шутливо крикнул Байбардин.

— Домовничай тут. Я к соседке, девочка у нее больна. День-то какой жаркий сегодня. Солнца много!

Павел Михеевич воспрянул духом. Вот и сын наконец-то стал взрослым человеком. Вспомнил, как Василий пришел со смены вымазанный, раскрасневшийся — принес первую получку, — отдал матери, веселый, честный, родной сын! Сказал ему тогда:

— Горжусь! Еще одним рабочим больше стало на земле! — и обнял сына. — Это праздник для меня, понимай…

В душе Павел Михеевич считал это своей заслугой. Ведь именно он посоветовал сыну идти на завод, раз с учением дело не клеилось. В цехе неученым долго не пробудешь — потянет к знаниям обязательно! С хорошими товарищами легче будет и жизнь понять. Сын идет по верной дороге, поэтому он не вмешивался в его дела. Радовался, как все отцы, что Василий повзрослел, стал парнем, что надо! Вот и невеста нашлась.

И вообще о чем беспокоиться! Сын работает, взрослый, сам за себя отвечать должен. Это ведь не старые времена, — в советское время живем. В стране все хорошо, все для молодежи построено. Им жить и жить…

Правда, иногда было обидно и больно, что Василий живет своей особой жизнью, редко бывает дома, что-то скрывает, и не понять, что у него на душе. Беседы бывали и короткими — сын всегда торопился к приятелям. Павлу Михеевичу было грустно сознавать, что он так и не стал сыну другом, а поэтому не обижался на него, когда о всех его радостях и горестях узнавал от жены.

Вот и с женитьбой тоже. Василий со своей девушкой домой ни разу не приходил, и Павел Михеевич никогда ее не видел и даже не знал о том, что у Василия есть невеста. Только один раз в цехе Павлуша Чайко сказал ему, что Василий жених, да и то полушутя: на Васькину свадьбу, мол, не забудьте пригласить.

Дома спросил сына, который торопливо примерял перед зеркалом галстук, собираясь куда-то:

— Выбрал де́вицу?

Сын ответил:

— Ага!

— Дельная?

— Душевная!

— Что ж не приведешь — поглядеть охота.

— Придем.

— Целовались уже?

Молчание.

Павел Михеевич почувствовал себя неловко.

— Ну, это ваша тайна. Целуй крепче — верить будет!

В тот вечер он с грустью подумал: «Старею».

Павел Михеевич закурил папироску.

«Да, старею, а какие рабочие возьмут в руки производство, с какой душой люди? Кадровые рабочие уступят место молодым. Сын — тоже рабочий, а я хорошо не знаю даже его… Может, отсюда и начинается авария?»

Он всегда был уверен, что не в технике дело, а в людях. У Павла Михеевича было горько на душе от того, что случилась авария на еще довольно не старой мартеновской печи, где такого никак нельзя было ожидать. А может быть, дело в людях?

Байбардин посмотрел на две фотографии, висевшие на стене, — вот оно, наше время! На одной, закинув косы за плечи, смеялась красивая голубоглазая девушка. Это Поля. Фотографировалась после знакомства с ним для подарка.

Вспомнил железнодорожные насыпи степного юга. Пахучие, тяжелые тополя у сторожки стрелочника. Солнце будто качалось на зеленых ветвях. Дочь стрелочника у колодца. Был озорным, сильным парнем. Обхватил сзади руками. «Полюби меня!» Засмеялась: «Напугал!»

Долго смотрелись в глаза друг другу. Краснели. Оба красивые, молодые. Чем не пара!

Встречались у тополей, пели. Девушка приходила в село, искала глазами Павла среди парней. Все получилось откровенно и чисто, будто самой судьбой были предназначены друг другу. Не сыграв свадьбы, уехали на Юзовские заводы — работал сталеваром. Не сыграв свадьбы, уехали в строящийся Железногорск, на Урал, по комсомольской путевке. Жили в палатках по нескольку семей. Свадьбу сыграть было негде. Поля нянчила малышей многосемейного Пыльникова — своих не было. Родился Василий. Сказал жене: «Ну вот. Теперь и свадьбу сыграем, сын есть. Настоящие муж и жена!»

На второй фотографии изображена палатка, рядом он — Байбардин — широкоплечий, в рабочей блузе. Тогда только что сдали мартеновский цех в эксплуатацию. Дули сильные ветры. Вечером собрался к соседу выпить по случаю праздника. Ветер толкнул в спину. Свалил оземь и покатил… Любил вспоминать об этом и все смеялся, рассказывая: «Ветер дул сознательный, прикатил прямо к палатке соседа!»

Вспоминать было и приятно и грустно.

Скоро придет Василий с невестой. Байбардин поудобнее сел, раскрыл книгу и стал дочитывать хитрые воспоминания капиталиста Форда.

4. СОСЕДИ

Еще с порога Пыльников, пригнувшись, добродушно крикнул, подняв руку:

— Привет соседу! — и, окинув взглядом комнату с прихожей отметил: «Небогато. Не умеет жить!»

Обращение «сосед» осталось еще с тридцать первого года, с палаток, когда впервые познакомились.

Байбардин оторвал взгляд от страницы, поискал глазами место на полке между корешками книг Маркса, Курако и школьных учебников сына и положил Форда в хозяйство жены на низ этажерки, рядом со старым потрепанным журналом мод за 1939 год.

Оглядели друг друга. Пыльников и Байбардин в гостях друг у друга не были давно, с тех пор, как Байбардин переехал на правый берег, в коммунальную квартиру, а Пыльников в лично отстроенный дом.

— А-а, Степан Иванович!.. — Байбардин в душе удивился приходу сталевара. — Давненько не приходил.

Пыльников повесил фуражку, одернул пиджак.

— Да и ты, Павел…

Павел Михеевич пододвинул гостю стул.

— Боязно твою границу переходить. Живешь государством в государстве! — пошутил он.

Пыльников рассмеялся:

— Ну уж!..

— И потом пса твоего страшусь! Как мимо ни иду — твоя собака рычит и лает. До сих пор лай в ушах. Убери ты собаку — позорит она тебя, всех гостей отвадишь.

Пыльников не понял: шутит мастер или говорит всерьез.