Особые обязанности (сборник) - Грэм Грин

зону над крепостными валами, выглядит печальным; чуть ли не до земли свисают коричневые листья невысоких пальм с необъятными стволами; солнце по утрам светит, уже не слепя глаза, и редкие белые паруса скользят по спокойному морю.

Можете мне поверить, англичане осенью остаются на Лазурном берегу дольше остальных. Мы слепо верим в южное солнце, и ледяной ветер, дующий со Средиземного моря, обычно застает нас врасплох. Потом начинается изнурительная война с управляющим отеля по поводу необходимости включить отопление третьего этажа, и плитки пола обжигают холодом босые ноги. Для человека, достигшего того возраста, когда смысл жизни видится в хорошем вине, хорошем сыре и непыльной работе, это наилучший сезон. И меня возмутило прибытие художников-декораторов в тот самый момент, когда я надеялся остаться в отеле единственным иностранцем. Я молил бога, чтобы они оказались в Антибе проездом, но моя молитва не была услышана. Заявились они перед ланчем, в ярко-красном «спрайте», слишком молодежном для них автомобиле, их элегантная одежда спортивного покроя больше подходила для весны. У старшего, которому, судя по всему, уже перевалило за пятьдесят, седые, волнистые волосы, подозрительно однородные для некрашеных, закрывали уши. У молодого, лет тридцати с небольшим, наоборот, в черных волосах не проглядывало ни одного седого. Я уже знал, что их зовут Стивен и Тони, прежде чем они дошли до регистрационной стойки, ибо их голоса далеко разносились в осенней тишине. Я сидел на террасе, со стаканом белого вина, они удостоили меня мимолетным взглядом и проследовали дальше. В их поведении не было ничего вызывающего, просто они не стремились приглашать в свою компанию посторонних, определенно напоминая семейную пару, проведшую вместе не один год.

Скоро я узнал о них многое. Выделенные им комнаты, соседние, находились в моем коридоре, но я сомневаюсь, что обе использовались одновременно: когда я направлялся спать, их голоса обычно раздавались то в одной, то в другой. Вам представляется, что я проявляю излишнее любопытство к жизни совершеннейших незнакомцев? В оправдание должен сказать, что все участники этой маленькой грустной комедии приложили немало сил, чтобы привлечь мое внимание. Балкон, на котором я каждое утро работал над жизнеописанием Рочестера, нависал над террасой, где декораторы пили кофе, и даже в тех случаях, когда они находились вне моего поля зрения, их звонкие голоса без труда долетали до балкона. Я не хотел их слушать; мне хотелось поработать. В тот момент меня занимали отношения Рочестера с актрисой, госпожой Барри, но невозможно, пребывая в чужой стране, не слушать родной речи. Французский я бы еще мог воспринять, как составляющую городского шума, но английский оставалось только подслушивать.

— Дорогой, догадайся, кто мне написал?

— Алек?

— Нет, миссис Кларенси.

— И что нужно этой старой карге?

— Ей не нравится витраж в ее спальне.

— Но, Стивен, он же божественный. Алек не смог бы сделать лучше. Мертвый фавн…

— Думаю, ей хочется чего-нибудь поживее, и чтобы никаких трупов.

— Старая развратница.

Эти двое были крепкие ребята. Каждое утро, около одиннадцати, они шли купаться на маленький скалистый полуостров неподалеку от отеля. И насколько хватал глаз, Средиземное море принадлежало только им. А когда они быстрым шагом возвращались в элегантных пляжных костюмах, иногда даже бежали, чтобы согреться, у меня складывалось впечатление, что эти заплывы они воспринимали не как удовольствие, а как физические упражнения, необходимые для того, чтобы сохранять стройные ноги, плоские животы и узкие бедра для скрытого от посторонних глаз этрусского времяпрепровождения.

Бездельниками я назвать их не мог. Каждое утро они отправлялись на «спрайте» в Кань, Ванс, Сен-Поль, в любой маленький городишко, где имелся антикварный магазин, чтобы вернуться с различными предметами из древесины оливы, лампами «под старину», разрисованными фигурками святых, которые в магазине показались бы мне уродливыми или банальными, но я подозревал, что они прекрасно понимали, какому клиенту предназначалась та или иная покупка. Впрочем, не надо думать, что все их мысли занимала только работа. Они и расслаблялись.

Как-то вечером я наткнулся на них в маленьком баре для матросов рядом со старым портом Ниццы. Любопытство заставило меня заглянуть туда, ибо я увидел алый «спрайт», припаркованный у дверей бара. Парочка развлекала юношу лет восемнадцати, судя по одежде, матроса с корсиканского судна, что в этот вечер стояло в порту. Оба пристально посмотрели на меня, когда я появился на пороге, словно подумав: «Неужто мы ошибались на его счет?» Я выпил кружку пива и ушел, а молодой, когда я проходил мимо их столика, сказал: «Добрый вечер». После этого в отеле нам не оставалось ничего другого, как здороваться друг с другом каждый день. Получилось, что они меня допустили в свой узкий круг.

Несколько дней время тянулось для меня так же медленно, как и для графа Рочестера. Он находился в банях госпожи Фуркар, лечился ртутью от сифилиса, а я ждал, когда же мне перешлют черновые материалы, которые случайно остались в Лондоне. Я не мог отпустить его из бань до прибытия этих бумаг, так что в период простоя наблюдение за парочкой стало моим единственным развлечением. Когда вечером или во второй половине дня они садились в «спрайт», мне нравилось определять по их одежде, куда они собрались. Всегда элегантные, они умели, всего лишь заменив tricot[33], выказать свои намерения. Даже в матросский бар они отправлялись хорошо одетыми, но избегали ярких цветов; если же путь их лежал к лесбиянке, хозяйке антикварного магазина в Сен-Поле, старались подчеркнуть свою мужественность шейными платками. Однажды они исчезли на неделю в самой поношенной одежде, и из этой поездки старший вернулся с синяком под правым глазом. Они сказали мне, что ездили на Корсику. «Вам там понравилось?» — поинтересовался я.

— Настоящие варвары, — ответил молодой, Тони, как мне показалось, с ноткой осуждения.

Он заметил, что я смотрю на щеку Стивена и быстро добавил: «Несчастный случай в горах».

А через два дня, на закате, приехала Пупи со своим мужем. Я возобновил работу над биографией Рочестера, писал, сидя на балконе в пальто, когда к отелю подкатило такси. Водителя я узнал: он регулярно привозил туристов из аэропорта Ниццы. Прежде всего — пассажиры еще оставались в кабине — в глаза бросились чемоданы: ярко-синие, новехонькие, только что из магазина. Даже инициалы РТ[34], довольно абсурдные, блестели, как только что отчеканенные монеты. Большой чемодан, маленький, коробка для шляп, всё — цвета небесной синевы, а следом за ними из багажника появился видавший виды почтенный кожаный чемодан. Совершенно не приспособленный для воздушных путешествий, из тех, что достается в наследство от отца, побывавший