Запоздалая оттепель, Кэрны - Эльмира Нетесова

— Я всегда помню тебя! Каждый день!

— Почему ж ушел? Даже не сказался?

— Боялся, ругать станешь. Вот и смолчал. Но не смогу все время в стардоме! Там как на кладбище, только без памятников! Послушаешь стариков, жить неохота! Одни беды вокруг. Будто все помирать собрались в один день. А я еще жить хочу!

— Тогда возьми ключи от дома. И живи в нем хозяином. Коль из родительского гнезда улетел, становись на свое крыло. Взрастай соколом. Коли нужон стану — позови! — Отдал Женьке ключи от дома. Тот торопливо спрятал их в карман. Прижался щекой к щеке Кузьмы.

— Спасибо, дедуль!

— Ты не бездомничай. Не без корней! И не без родни! Вспомнишь или соскучишься — появись, приди. Ждать стану! — повернул Кузьма к автобусной остановке. И через полчаса был уже дома.

Он сидел один в опустевшей комнате на раскладушке. Как одиноко и тоскливо было ему! Какой пустой и безрадостной показалась жизнь!

«Дети отвернулись. Жена умерла. Внук ушел. Никого рядом. Никому не нужен… У покойных и то соседи по погосту есть. Тут же не жизнь, а сплошная дырка в душе! Ну зачем живу? Для чего?» — обхватил руками голову.

А на глаза, как назло, попались кроссовки Женьки.

«Когда ты их наденешь, внучок?»

— Сумерничаем? — внезапно вошел в комнату Яков. И, словно не заметив настроения Кузьмы, заговорил: — Ну ты у нас клад! Бабьим любимцем стал! Глянь, как они изменились! Я их узнавать перестал. Подобранными стали, аккуратными. Умываются каждый день. Знаешь, примерно за неделю до твоего прихода, взял я к нам на работу сантехника. Выпивал мужик. И вот как-то утром нужно было ему отремонтировать бачок в туалете. Ну а там темновато. Открывает он двери, а навстречу ему встало такое, что наш сантехник добровольно в унитаз хотел нырнуть. А это чудище — за ним! Волосы дыбом, съемная челюсть одним концом изо рта вывалилась вперед зубами, балахон на плечах мотается, как на скелете. Одна пола — до пола, вторая — выше колена. Руки врастопырку, а очки на ноздрях. Идет за сантехником не как все люди, а враскорячку. Сначала одну ногу вперед выбросит, потом за ней вторую волокет. Задницу руками придерживает, чтоб не отвалилась. И к сантехнику. Говорит ему свистящим голосом: «И чего ты тут потерял?» Наш сантехник не только протрезвел в момент, взвыл от страха и закричал: «Изыдь, нечисть, отсель! Не приставай! Едино душу не запродам даже за бочку водки!» А эта нечисть матом! Мол, а кто тебе, дурак, водку предложил? Да если б я ее имела, сама б и выжрала!

Тут-то наш сантехник ожил. Понял: алкашка заползла в туалет. А он ее за ведьму принял. Чуть не умер от страха. Думал, из-за перебора чертовщину увидел. И чуть было не дал зарок — не брать в рот хмельного. Ох и погнал он эту старуху из туалета! А она всему стардому хвалилась, что какой-то мужчина так влюбился в нее, что не заметил, как следом за ней в женский туалет вышел.

Я тебе к чему о том говорю? Сегодня наши женщины научились за собой следить. Любо глянуть на них. Чулки не сползают гармошкой с ног. Нижнее белье не торчит из-под верхнего. Все причесаны, умыты. И даже подкрашены. Уже не в халатах, в платьях приходят в столовую. И это после того, как ты у нас появился. Ожили! Женщинами себя почувствовали. Нравиться хотят. Уважение к самим себе заимели. А все ты! Наш стардом скоро назовут молодежным санаторием. А тебя — самым современным и галантным кавалером. Мечтой всех девиц! От семидесяти и старше!

— А тех, кто до семидесяти, кому оставил? Себе и завхозу? — усмехнулся Кузьма и ответил: — Никому я не нужон, Яков! Никому во всем свете! Даже Женька сбег от меня. Машины моет с пацанами. Сам себе на хлеб зарабатывает. Мой кусок не пошел в горло. Сбег от меня малец. А ты мне про баб! Кому сдался? Из меня ничего не состоялось. Ни отцом, ни мужем, ни дедом не стал. Везде прорухи и полная отставка! Куда еще соваться? Старухи? Им свое горе подзабыть бы! Прошлые беды выстудить! На кой им новые? А и мне все они без нужды. Подостыл! — отвернулся Кузьма.

— Ну и зря себя в тираж списываешь. Посмотри, какие павы вокруг ходят!

— Не смеши, Яков! Индюшки, не павы! А и я, как пугало, серед них, какое с перепою на чужом огороде заблудилось.

— Что сказал тебе Женька? Не может без друзей? Надоело среди стариков? Ну что? Правду сказал! Переломный возраст у него наступил. Пора взросления. Да и не может мальчонка жить без сверстников. Тут же у нас тоже сплошная молодежь! Все комсомольцы! Двадцатого года! Целая возрастная пропасть!

— Но ведь ты всю жизнь средь стариков! Да и я — тоже… Пусть не все время. Но не тосковал. Учился у них.

— Его увлечения с твоими не совпали. Иль не видишь, что мальчишку к технике тянет? Играл с машиной, моет машины. А с каким интересом смотрел соревнования гоночных машин! Я это видел. Не получится из него столяр. Не обижайся. Правду говорю. Вот и поразмысли сам, легко ли ему у нас было?

— Зачем ему техника? В ней ни тепла, ни души нет. Заместо запаха — вонь единая. А он слюни ронял!

— Не суди строго! Время иное! А мальчишки от игрушек мигом переходят на реалии. И взрослеют теперь быстрее. Правда, жесткими становятся. Но и в том не их вина…

— Как он один жить станет? — сокрушался Кузьма.

— А не пропадет. Поверь мне! Женьку можно обругать, побить! Но сломать никому не дано. Крепкий орешек твой внук! Имеет свой стержень. И уж можешь быть уверен, не пропадет! А и тебе чего хныкать? В любой день его навестить сможешь, проведать. Но не советую тебе с этим торопиться. Дай ему укрепиться, в себя поверить. Это нужно мальчишке — пройти в ночи самому без проводника, без поводыря и опеки.

— А для чего тогда мы на свете имеемся? — выдохнул Кузьма.

— Ты и теперь ему нужен. Но не всегда! Не каждый день!

Кузьма и вовсе приуныл. Выходит, теперь и внук только по праздникам станет навещать. Если вспомнит…

Он ждал Женьку каждый день. Но за целый месяц тот ни разу не приехал. И Кузьма, купив конфет, поехал к Женьке на выходной.

Подойдя к калитке, услышал разговор во дворе. Глянул и отступил за забор.

Женька сидел на лавке возле крыльца рядом с Егором.

— Мне деда спросить надо, как он скажет? Сам не знаю, как быть, — говорил внук.

— Я не хочу жить в этом доме всегда. Но пока многоэтажку построят, пройдет полтора, а то и два года. За это время нам надо платить хозяйке квартиры, какую снимаем. Да и то… пока теперь найдем новую!

— А почему там же жить не можете? — удивился Женька.

— Хозяйка, как узнала, что у нас ребенок будет, отказала в жилье. Велела уходить. Не любит детей. Да и не только она! С детьми на квартиру многие не берут. Не знаю, что делать… Если и возьмут, назначат такую оплату! И потребуют ее за год вперед. Это в лучшем случае, — говорил Егор.

— Может, дед и разрешит. Но мне с тобой все равно плохо будет, — отвернулся внук.

— Женька! Ведь я тебе отец! Как это так, что мы друг друга понимать перестали? Боимся видеться, вместе жить… Не верим и чуждаемся… Скажи, неужели ты совсем не любишь нас с матерью? Неужели все было плохо и нет ничего светлого в твоей памяти о нас? Или всегда были не правы и виноваты? — спрашивал Егор.

— Может, и было что-то хорошее, но так мало, что не припомню никак. Вы с бабкой всех обижали! Я это знаю! И не хочу снова жить с тобой. Боюсь повторить прошлое. Мне самому надо простить тебя. Без твоих просьб. Если смогу. И не только я…

— Сынок! Конечно, я во многом был не прав. Но постараюсь исправить все. Ведь у тебя скоро родится сестра иль брат. Пусть этому ребенку не будет одиноко в жизни.

— Как мне?

— Хотя бы так, — согласился Егор.

— Я завтра съезжу к деду. Поговорю с ним. Не знаю, что он скажет. Да и я тебе не верю! Чую, пришел лишь потому, что приперло с жильем. Если б было где жить, ты б всех перезабыл!

— Женька, не смей бить больнее боли. Ты на это не имеешь прав. Многого не знаешь и не поймешь пока. А когда вырастешь, неловко будет за сегодняшнее.

Кузьма внезапно чихнул. И Женька с Егором мигом оглянулись на калитку. И мужику неловко стало подслушивать за забором. Он открыл калитку, вошел.

— Дедунь! Как хорошо, что ты приехал! Как раз вовремя! — обрадовался внук. И рассказал Кузьме о причине прихода Егора. — Как ты надумаешь, так и будет! — глянул в глаза деда.

— Самого, может, и не пустил бы! Но… Не кукушонок тот малец, чтобы в чужом гнезде ему родиться. Нельзя, чтоб люди говорили, что не хотят держать в своей квартире чужого малыша. Нам он — свой! Кровный! Пусть приходит в наш дом. В семье прибавленье — радость. И у тебя, внучок, родная кровинка в жизни объявится. Так или нет? — Потрепал вихрастую макушку Женьки и сказал, обратившись к обоим: — Чего на дворе говорите? Иль в доме места нет для вас? — Вошел на крыльцо.

— Дедунь, разуйся! Мы с пацанами вчера все полы помыли. До ночи! И крыльцо тоже! Со стиральным порошком! Видишь, я даже в носках пойду, — попросил Женька, с укором глянув на Егора, стоявшего на ступеньках в туфлях.