СЕКСУАЛЬНАЯ КУЛЬТУРА В РОССИИ Клубничка на березке - Игорь Кон

1956-1986: смена тоталитаризма авторитаризмом; постепенное расширение сферы индивидуальной свободы; переход от командно-административных методов защиты брака и семьи к морально-административным; переход от прямого отрицания и подавления сексуальности к политике ее регулирования и приручения; попытки медикализации и педагогизации сексуальности.

С 1987 г. по настоящее время: крах советского режима; ослабление государственной власти и всех форм социального и идеологического контроля; секс выходит из подполья; аномия и моральная паника; политизация, вульгаризация, коммерциализация и американизация совковой сексуальности; первые шаги по возрождению сексуальной культуры и новая волна сексофобии.

Как, вероятно, и все прочие политические партии начала XX века, до Октябрьской революции большевики не имели четкой программы в области сексуальной политики. "Половой вопрос" был для них чисто экономическим и социально-политическим и практически сводился к проблеме освобождения женщины и преодоления полового/гендерного неравенства. О сексе говорили вскользь, в связи с более общими вопросами.

Основоположники марксизма не были унылыми ханжами. Маркс подчеркивал, что "любовная страсть... не может быть сконструирована a priori, потому что ее развитие есть действительное развитие, происходящее в чувственном мире и среди действительных индивидуумов"[51] Степень исторической индивидуализации отношений мужчины и женщины он считал важнейшим мерилом того, насколько "естественное поведение человека стало человеческим", "в какой мере он сам, в своем индивидуальнейшем бытии является вместе с тем общественным существом".[52]

При всей его социальной и личной нетерпимости, Маркс был способен испытывать и выражать подлинную страсть, о чем свидетельствует, в частности, его письмо к жене:

Кто из моих многочисленных клеветников и злоязычных врагов попрекнул меня когда-нибудь тем, что я гожусь на роль первого любовника в каком-нибудь второразрядном театре? А ведь это так.... Моя любовь к тебе, стоит тебе оказаться вдали от меня, предстает такой, какова она на самом деле - в виде великана; в ней сосредоточиваются вся моя духовная энергия и вся сила моих чувств. Я вновь ощущаю себя человеком в полном смысле слова, ибо испытываю огромную страсть. Ведь та разносторонность, которая навязывается нам современным образованием и воспитанием, и тот скептицизм, который заставляет нас подвергать сомнению все субъективные и объективные впечатления, только и существуют для того, чтобы сделать всех нас мелочными, слабыми, брюзжащими и нерешительными. Однако не любовь к фейербаховскому "человеку", к молешотговскому "обмену веществ", к пролетариату, а любовь к любимой, именно к тебе, делает человека снова человеком в полном смысле этого слова.[53]

Однако теоретически эти вопросы мало занимали его, а в личном быту он руководствовался теми самыми принципами буржуазной морали, которые отрицал философски. Когда бедный студент Поль Лафарг в первый раз посватался к его дочери Лауре, Маркс дал ему столь жесткую отповедь, что можно только удивляться, как Лафарг это пережил.

Жизнерадостный холостяк Энгельс был гораздо симпатичнее и терпимее своего властного друга. Его книга "Происхождение семьи, частной собственности и государства" (1884) - неплохой для того времени очерк исторической социологии любви и половой морали, которые он считал производными от отношений собственности. Энгельс язвительно высмеивал "ложную мещанскую стыдливость" немецких социалистов XIX века, читая сочинения которых "можно подумать, что у людей совсем нет половых органов"[54] Буржуазный брак, основанный на частной собственности и порабощении женщины, он считал исторически преходящим институтом, а о будущем высказывался осторожно:

...То, что мы можем теперь предположить о формах отношений между полами после предстоящего уничтожения капиталистического производства, носит по преимуществу негативный характер, ограничивается большинстве случаев тем, что будет устранено. Но что придет на смену? Это определится, когда вырастет новое поколение: поколение мужчин, которым никогда в жизни не придется покупать женщину за деньги или за другие социальные средства власти, и поколение женщин, которым никогда не придется ни отдаваться мужчине из каких-либо других побуждений, кроме подлинной любви, ни отказываться от близости с любимым мужчиной из боязни экономических последствий. Когда эти люди появятся, они отбросят ко всем чертям то, что согласно нынешним представлениям им полагается делать; они будут знать сами, как им поступать, и сами выработают соответственно этому свое общественное мнение о поступках каждого в отдельности, - и точка."[55]

В 1884 году это звучало достаточно радикально. Чего Энгельс категорически не мог понять, - это гомосексуальности. В "Происхождении семьи" древнегреческая педерастия упоминается без морализирующего осуждения, но трактуется как проявление "безразличия" (?!) к полу любимого существа, обусловленного недостаточной индивидуализацией любовных чувств, а в письме Марксу в июне 1869 года Энгельс пошло хихикает по поводу защиты гомосексуальности Карлом Ульрихсом. (В начале XX века лидеры германских социал-демократов Август Бебель и Карл Каутский исправили эту ошибку, подписав составленную Магнусом Хиршфельдом петицию об отмене антигомосексуального законодательства в Германии).

Взгляды Ленина на сексуальность, как и на прочие вопросы, были гораздо примитивнее воззрений Маркса и Энгельса. Ленин нс философ, а политик. Кроме того, это человек жесткого пуританского склада, с множеством неосознанных, в том числе и психосексуальных, комплексов.

Ленин хорошо понимал лицемерие и историческую обреченность викторианской морали:

В эпоху, когда рушатся могущественные государства, когда разрываются старые отношения господства, когда начинает гибнуть целый общественный мир, в эту эпоху чувствования отдельного человека быстро видоизменяются. Подхлестывающая жажда разнообразия и наслаждения легко приобретает безудержную силу. Формы брака и общения полов в буржуазном смысле уже не дают удовлетворения. В области брака и половых отношений близится революция, созвучная пролетарской революции[56]

Но это "созвучие", по Ленину, очень относительно, поскольку в сексуальной свободе заложена опасность индивидуализма. Принцип "свободы любви" кажется Ленину подозрительным, так как им можно злоупотребить (как будто существует такая свобода, которой злоупотребить нельзя!). Все ленинские высказывания по этому вопросу, часто формально справедливые, имели консервативно-охранительный характер: как бы чего не вышло.

Впрочем, опасаться действительно было чего. Большевистская революция разрушила или подорвала традиционные нормы и регуляторы сексуального поведения - церковный брак, религиозную мораль, систему мужских и женских социальных ролей, даже самое понятие любви. Она провозгласила, что все теперь начинается заново, на пустом месте. Но заменить старые верования и нормы было нечем. Собственные воззрения большевиков были слишком противоречивы. Как и во многих других вопросах общественной жизни, большевистская философия пола и сексуальности была примитивна, как огурец:

1. все проблемы, которые издавна волновали человечество, порождены частной собственностью и эксплуатацией человека человеком;

2. социалистическая революция может и должна их разрешить, то есть ликвидировать;

3. сделать это можно быстро и радикально, не останавливаясь перед издержками и уповая в первую очередь на силу диктатуры пролетариата;

4. классовые интересы и социальный контроль важнее индивидуальной свободы.

На первых порах несостоятельность этих взглядов была далеко не очевидна. Советское законодательство и социальная политика в вопросах брака и деторождения

в 1920-х годах были самыми смелыми и прогрессивными в мире.[57] Уже в 1917-18 гг. женщины были полностью уравнены в правах с мужчинами во всех сферах общественной и личной жизни, включая брачно-семейные отношения. Женщины получили право выбирать свою фамилию, местожительство и гражданский статус. Вовлечение в производительный труд должно было гарантировать им экономическую независимость от мужчин. Беременность давала право на оплачиваемый отпуск. Чтобы разгрузить женщин от тяжкого "домашнего рабства", государство стало создавать систему ясель, детских домов и пунктов общественного питания. Расширялось и совершенствовалось медицинское обслуживание матери и ребенка, причем все это было бесплатным.

Эта программа была частью небывало широкого социального эксперимента по преобразованию общества. Все частные вопросы сознательно формулировались не как медицинские или биологические, а как социальные, что позволяло уловить взаимосвязь явлений, ускользавшую от прагматиков. Концентрация власти в руках государства позволяла не просто декларировать замыслы, но и осуществлять их на практике. В стране были прекрасные интеллектуальные традиции дореволюционной социальной медицины, представленные такими блестящими учеными как А. П. Добросяавин, Ф. Ф. Эрисман и Г. В. Хлопин, она была тесно связана с передовыми идейными течениями в Западной Европе, особенно в Германии, а руководил этой работой образованный и смелый нарком здравоохранения Николай Семашко.