Цари. Романовы. История династии - Эдвард Радзинский

Впоследствии у Соловьева и его жены, арестованных белогвардейцами в Чите, были конфискованы дневники. Вот что писал новобрачный: «Продолжая жить с ней, надо требовать от нее хотя бы красивого тела, которым, к сожалению, не может похвастаться моя супруга. Значит просто для половых сношений она служить мне не может, есть много лучше и выгоднее ее…» Отношения ясны…

С Матреной Соловьев возвращается в Сибирь, в Покровское, и здесь как бы соединяется с образом «Старца». И только после этого он связывается с Домом Свободы.

Теперь его ждет совсем иной прием… За ним встала любимая тень: муж его дочери хочет спасти их. В этом, конечно, Аликс увидела великий знак. Имя «Старца», как всегда, перенесло ее в знакомый фантастический мир: Могучее Воинство ведет к ним из-за гроба ее Григорий.

Всей душой она поверила в Соловьева.

И уже бережливая Аликс сама щедро переправляет ему царские драгоценности для их освобождения.

В Петрограде Вырубова посылает в помощь Соловьеву еще одного офицера – Сергея Маркова. Марков – «крымец», то есть офицер Крымского конного полка, шефом которого была императрица. Аня знает – фигура Маркова должна завоевать доверие романтической Аликс: офицер ее полка спасает свою императрицу!

12 марта Аликс радостно записывает в дневнике: «Была на балконе, видела: прошел мой экс-крымец Марков, также Штейн…»

Кто такой Штейн, о котором пишет Аликс? Это легко узнать из дневника царя – Николай, как всегда, все записал в своем дневнике (и то, что не надо было ни в коем случае записывать):

«12(25) марта: Из Москвы вторично приехал Влад[имир] Ник[олаевич] Штейн, привезший оттуда изрядную сумму от знакомых нам добрых людей, книги и чай. Он был при мне в Могилеве вторым вице-губернатором. Сегодня видели его проходящим по улице».

Штейн, посланец Подруги и Бенкендорфа, действительно привез большую сумму – на жизнь и на освобождение.

Но главное – «мой экс-крымец»! Аня рассчитала безошибочно: Аликс в восторге. Они соединились – посланец «Старца» и посланец доблестных русских офицеров, верных своей императрице (один из Могучего Воинства). И вот тогда после очередного письма Соловьева она начинает бредить «Тремястами офицерами», «которые собрались где-то в Тюмени». Близится, близится освобождение.

В отличие от Соловьева, Сергей Марков – отнюдь не проходимец. Он истинно предан «покинутой Царской Семье» (так он назовет потом свою горькую книгу).

Соловьев устраивает совещание с Сергеем Марковым и еще одним офицером, явившимся от Вырубовой, – Седовым. Он рассказывает им о «перевальных офицерских группах», которые уже созданы на всем пути от Тобольска до Тюмени, – они будут передавать друг другу Царскую Семью во время бегства. Он сообщает им, что контролирует телефоны самого Совета. Вдохновенная хлестаковская речь кончается убедительным знакомством: Соловьев представляет им шкипера, который должен увезти на пароходе Семью…

Кто исполнял роль шкипера, осталось тайной Соловьева. Но деньги, привезенные Штейном, и царские драгоценности продолжают перекочевывать из Дома Свободы к пройдохе.

Аликс заражает своей верой. Даже разумный Жильяр решает «держаться наготове на случай всяких возможностей».

Когда в марте 1918 года на улице Свободы зазвенели колокольцы и на удалых тройках с бубенцами с гиканьем и свистом проехали вооруженные люди, Аликс, глядя в окно, восторженно шептала: «Какие хорошие, русские лица!» Она уже видела: они пришли! Могучее Воинство, 300 офицеров, о котором столько писал ей посланец «Старца».

На самом деле в тот день в город въехали удалые красногвардейцы из города Омска – устанавливать в Тобольске большевистскую власть. И в тот день окончилось идиллическое время их заключения. С бубенцами, гиканьем и свистом ворвался в тихий Тобольск послеоктябрьский мир.

Так Распутин уже после смерти еще раз погубил Семью.

«Не было вообще никаких офицерских групп для освобождения Царской Семьи! Были лишь разговоры», – будет утверждать в своих воспоминаниях Татьяна Боткина – дочь милейшего Евгения Сергеевича, разделявшая с ним изгнание. И приведет примеры: уже после того, как царя заставили покинуть Тобольск, – она спросила одного из местных монархистов:

– Почему ваша организация ничего не предприняла?

– Мы сорганизовались, чтобы спасти Алексея Николаевича. Но вот подошло время отъезда из Тобольска Алексея и великих княжон. И опять она задает тот же вопрос.

– Помилуйте, ведь мы могли себя обнаружить, нас бы всех красноармейцы переловили.

«Таких было много», – печально заключает дочь Боткина.

Соловьева Боткина считала попросту провокатором. Как и многие в Доме Свободы…

Но кто смел выступить против зятя Распутина?

Был ли действительно Соловьев большевистским агентом? Вряд ли. Скорее, они просто были удобны друг другу: ЧК и Соловьев. Были две Игры, разыгранные с участием ничего не подозревавшей Семьи. Игра в заговор – театр, организованный Борисом Соловьевым, попросту обокравшим Семью. И еще одно представление, которое включило в себя соловьевскую выдумку, объявив его лжезаговор истинным, чтобы сделать его потом чуть ли не главным доказательством необходимости скорейшего перевода Царской Семьи из тихого Тобольска.

Эта вторая Игра рождена была в красной столице революционного Урала – в городе Екатеринбурге.

Глава 10. «Товарищи»

В апреле 1917 года у особняка Кшесинской стоял караул кронштадтских матросов: во дворце любовницы Николая собралась конференция большевиков. «Большевички» – так их презрительно называли. Но не зря ощущал тогда их странную (страшную) силу поэт Блок.

Еще недавно они гнили в ссылках, скитались в безнадежной эмиграции по европейским городам. Теперь они разговаривали о власти над шестой частью света.

«Партия, которая не хочет власти, недостойна называться партией» (Троцкий).

На этой Апрельской конференции встретились два старых друга – Свердлов и Голощекин… Вот он стоит на фотографии, Исай Голощекин – обрюзгшее от бессонных ночей, от дурной еды лицо. И, конечно же, с бородкой. Они все с этими бородками – Ленин, Свердлов, Троцкий, Каменев… Ему за сорок… Старик – по меркам революции.

Он готовился стать зубным врачом, но стал профессиональным революционером. Партийные клички – «товарищ Филипп», «Жорж»… Кличка «Филипп» стала его именем. С 1912 года «товарищ Филипп» – член большевистского ЦК. В 1913 году, когда Николай праздновал 300-летие династии, его будущий убийца был схвачен полицией и выслан в Туруханский край на 5 лет под гласный надзор полиции. В сентябре 1914 года в ссылке он встречается с другим видным большевиком – Яковом Свердловым. Свердлова и Голощекина «связывала не только общность взглядов, но и личная дружба», – писала в своих «Воспоминаниях» жена Свердлова. Из Туруханской ссылки обоих друзей освободил Февраль 1917 года.