Ангел-мечтатель (СИ) - Буря Ирина

Моему же отряду после разделения поручили надсмотр над сдавшимися темными и отлов разбежавшихся бунтарей.

Я пришел к выводу, что нам было поставлено несколько задач, потому что именно с этого момента рапорты хранились под разными грифами. И с ними была полная чехарда: кроме «Темные», там были еще «Черные», «Волосатые», какие-то еще, даже «Деревянные». Причем, в отличие от темных, все эти названия встречались и в неупорядоченной части архива.

Не понял — почему упоминание о темных появляется только после подавления их бунта?

Дальше рапортов по всем остальным становилось все меньше, но зато появились какие-то «Внедренные». Это хранители, что ли?

Нет, непохоже. Во-первых, с какого перепуга они в наш архив попали, а во-вторых, они людей не хранили от пороков, а провоцировали на них. А мы их сопровождали. И вступали в дело, когда их провокации достигали цели. Применяя такие методы воздействия, что меня передернуло — там вообще какая-то дичь была! Вплоть до увечий и убийств. И то — это если провокаторам не удавалось подбить на них окружающих жертву людей. За чем мы наблюдали и подробно в рапортах излагали.

Нет, это просто чистый поклеп! Это точно не мои орлы — мы с ними можем внушить ужас, потрепать нервы манией преследования, выработать рефлекс отторжения на определенные поступки и даже мысли — но если бы мне на глаза такой самосуд попался, огребли бы все участники без разбора.

Я не успел добраться до момента, где эти старые мы превратились в нас нормальных — нужно было в ставку возвращаться. Но и там никак не мог отделаться от мыслей об этих древних рапортах.

Ладно, в боевых столкновениях при подавлении бунта миндальничать некогда — тут или ты, или тебя.

И бежавших с поля боя к ногтю прищучивать нужно без сантиментов, чтобы они где-нибудь не скучковались и новую смуту не подняли.

Даже против провокаторов не спорю — мы темных и сейчас, как приманку для человеческих пороков, используем.

Но камнями с неба работать? Забивать ими до смерти? Я — карающий меч в руке Верховного или дубина дикаря безмозглого?

Отмазки о диких временах не принимаются — с какого перепуга мы дикие нравы людей на вооружение взяли? Тут скорее скажешь, что мы же их и насаждали.

Вот врать не буду — задело меня все это по самое не хочу. Мне и моя-то репутация — не пустое слово, а уж попытку моих орлов замарать я еще в жизни никому не спускал!

Короче, за лицом своим я точно бросил следить. Дожился — забыл, что под наблюдением нахожусь.

О результатах которого всевидящее око, удалившись вечером в свой отдельный окоп, доложило титану по всей форме.

И на следующий день он мне и добавил жару.

Панель замерла, когда меня орлы вызвали. С вопросом, таскать ли еще чего ко мне в кабинет из архива. Я тут же взмок — мои орлы без прямого приказа точно ничего читать не будут, но насчет Зама не уверен. Нечего им знать, что наш отряд в безмозглой юности творил!

— Отставить таскать! — рыкнул я жестче обычного. — И на столе у меня ничего не трогать — увижу, хоть что не так лежит, все без земли на месяц!

Короче, попал титан под горячую руку — если сбросил, значит, занят, непонятно, что ли?

— Это Вы так своего придурка угомонили? — рявкнул я тем же тоном, когда панель снова замерла.

— И кто же Вас так расстроил? — сочувственно зажурчало у меня в голове.

Нормально? Я здесь силовая структура или девица трепетная?

— Если главу моего отряда расстраивают, — сразу расставил я все точки над ё, — обычно это плохо заканчивается и для рискнувшего, и для его пособников.

— Надеюсь, Вы всегда будете придерживаться этого достойного правила, — сделалось, с какого-то перепуга, сочувствие в его голосе еще более глубоким. — Так чем же на этот раз удивил Вас наш дорогой …?

— Без имен! — резко оборвал я его — мне пока никто еще доказательств не представил, что на время контакта отключается вся панель, а не только ее экран. — Он уже вообще все берега потерял — что это за мания величия с написанием летописи всего — на минуточку! — нашего течения?

— А, так вот как он снова в архив попал! — одобрительно хмыкнул титан. — Честное слово, его изобретательность просто не перестает восхищать меня! А вот от Вас я такого не ожидал, — добавил он с легким укором.

— Чего — такого? — оторопел я от такой наглости — вот недаром они с болтуном душа в душу сошлись!

— Того, что Вы будете придавать первостепенное значение слишком очевидным, просто лежащим на поверхности и нарочито бросающимся в глаза фактам, — углубилась на сей раз укоризна в его тоне.

Не понял — это мне только что на вид, что ли, поставили? Или сразу подозрение в профнепригодности выдвинули?

— Вы понимаете, чем его авантюра может грозить нашим планам? — намекнул я, что пока еще в состоянии видеть чуть дальше собственного носа.

— Абсолютно ничем, — небрежно отмахнулся он от того, что я там увидел. — Поскольку в реальности никакой летописи не существует. Поправьте меня, если я ошибаюсь, но я всегда считал, что дымовая завеса используется как средство прикрытия тех или иных действий. И, в ответ на то, что Вы подумали, — добавил он с коротким смешком, — наш дорогой … без имен отправился в тот раз в архив по своей инициативе — чтобы проверить истинность полученной от меня информации.

— Какой информации? — мгновенно вскинул мое чутье.

— Конфидециальной, — всеобъемлюще ответил ему титан. — Имеющей отношение к бесконечно давним событиям — и никакого к нынешним. А Вы, надо понимать, с ним там встретились?

— Мне не нужно за ним следить, — процедил я сквозь зубы, — чтобы знать, где он шатается.

— И снова Вы меня удивили, — разочарованно протянул он. — Я бы скорее такой подозрительности по отношению к своему соратнику от ваших внештатников ожидал.

А вот на эту мозоль наступать не надо было. Я от тех рапортов еще не отошел — нечего меня в них снова мордой тыкать!

— Значит, так, — медленно, с расстановкой, чтобы даже до него дошло, начал я. — Я вижу, к чему Вы опять клоните. Поднял я архивы, и скажу сейчас один раз и навсегда. Да, были мы с ними в одном строю в те времена, когда драка не на жизнь, а на смерть шла, и цель оправдывала средства. И разошлись потом неслучайно. И нечего мне старыми делами пенять — с тех пор мой отряд совсем другими делами занимается, и имя его трепать я никому не позволю.

— И чем же занимается Ваш отряд сейчас? — также негромко отозвался он.

— Обнаружением человеческих пороков и их искоренением, — отчеканил я часть первой же фразы из устава своего отряда.

— Это совершенно очевидно, — легко согласился он. — А конкретно?

— Мы занимаемся теми, чьи поступки наносят неоспоримый вред другим, но не подлежат человеческому правосудию, — сделал я скидку на не владение темными ситуации с нашим ведомством, — и заставляем их пожалеть об этом.

— О чем? — встрял он, едва я закончил. — О содеянном или о том, что о нем узнали?

— Не понял, — насторожился я — сейчас пойдет мне темное копание в словах, чтобы наизнанку их вывернуть.

— Ну как же? — явно оживился он. — Допустим, некто воспользовался, скажем, доверчивостью другого и разрушил его жизнь — вы нашли его, вывели на чистую воду, открыли окружающим на него глаза и уничтожили его доброе имя. А дальше?

— Что дальше? — Вот недаром мы с темными никогда не спорим — мы их просто вяжем без лишних слов!

— Вот и я спрашиваю! — У него они никак не заканчивались. — Понял ли тот, кого вы покарали, за что наказан, осознал ли, что совершил, раскаялся ли — или просто решил впредь быть осторожнее, чтобы не попадаться?

— Не интересовался, — отрезал я. — Для этого другие службы имеются.

— Разделение функций оказалось полезным приемом, — задумчиво произнес он. — Оно напрочь стерло ощущение ответственности.

Нормально? Темный силовой структуре морали читает — не только в моем присутствии, но и в лице. Может, мне в следующий раз на исповедь к ним сгонять, прежде чем под стражу брать?