Айша. Возвращение Айши. Дочь Мудрости - Генри Райдер Хаггард

замуж и правили там. Последние из их отпрысков, кого мне удалось отследить, прежде чем их кровь оказалась полностью поглощена кровью варваров, умерли спустя пять сотен лет, а то и позже.

Филон тоже остался жить в Коре, посвятив себя торговле и плавая на своем корабле вдоль всего побережья. Он вел дела удачно и вскоре разбогател. О, этот Филон был просто удивительным человеком: он любил меня и никогда не оставлял, хотя с тех пор лицо мое было надежно скрыто покрывалом. Умер он в глубокой старости у меня на руках, ибо не обладал дарами огня. Когда мой дорогой друг испустил последний вздох, я впервые с той страшной ночи в Коре разрыдалась. Ведь теперь я осталась совсем одна.

Перед самой смертью Филон молил меня открыть лицо, сказав, что теперь, когда это уже не опасно, он взглянет на него еще разок. Я сделала, как он просил, и моряк долго, не отрываясь, вглядывался в меня запавшими глазами.

— Ты изумительно красива, — проговорил он. — Словно и не минуло сорока с лишним лет с тех пор, когда я в последний раз видел тебя без покрывала в святилище храма Истины. Твое очарование не растеряло ни черточки, наоборот, оно, по-моему, лишь усилилось. Что это означает, прекрасная Дочь Мудрости?

— Это означает то, о чем я говорила тебе прежде, Филон: я не умру до тех пор, пока не умрет сам мир; хотя я могу меняться и даже как будто умирать, но при этом стану непременно возрождаться вновь.

— А вот я умираю. Выходит, мы расстаемся навсегда? — спросил он.

— Нет, Филон, думаю, не навсегда, ибо смерть еще не означает конца. Однако мир будет жить еще долго, и ты можешь вернуться сюда — один раз или даже несколько, — поэтому мы обязательно встретимся снова.

— Я очень верю в это, о Дочь Мудрости. Тебя называют ведьмой, и ты, не сомневаюсь, ведьма и есть, ибо способна убить взглядом, и тебя не берут года, даже смерть над тобой не властна. Но — ведьма ты или женщина, а может, и то и другое вместе — нет на свете человека, которого там, за порогом смерти, я бы так мечтал увидеть.

И вот Филон умер, и, поскольку те знахари, которые бальзамировали тело Калликрата, к тому времени уже тоже ушли из жизни, не оставив после себя никого, кто знал бы секреты их мастерства, я просто похоронила моряка в просторной гробнице.

Не так давно по странной прихоти мне захотелось сходить туда и взглянуть на то, что осталось от моего доброго друга. Увы! Спустя почти шестнадцать веков все его кости, за исключением черепа, рассыпались в прах.

Что еще можно рассказать? Люди умирали и вновь возрождались в своих детях: на моих глазах одно поколение дикарей сменялось другим — все они расцветали в назначенный срок и шли своим путем по тропе Смерти. А я правила варварами, если только это можно назвать правлением. Эти люди являлись моими рабами, они боялись меня, считая духом, а я была добра к ним, но, когда доводилось им вызывать мой гнев, я их убивала, ибо только так можно держать в подчинении дикарей — даже мне, той, кого они почитали как древнюю богиню Лулалу. Этой самой Лулале, трон которой якобы находился на луне, издавна поклонялись их предки.

Эти амахаггеры были ужасными людьми — варварами, которые любили ночь, потому что в темную пору могли творить свои злодеяния: если к ним забредали странники, туземцы тут же их убивали, напяливая на голову несчастным раскаленные докрасна горшки, а затем поедали их плоть. Однако среди амахаггеров попадались отдельные личности, не чуждые благородства: полагаю, они унаследовали неразбавленную кровь древних жителей Кора или, возможно, тех жрецов и жриц Исиды, что были когда-то моими братьями и сестрами по вере. Из общей массы выгодно выделялся, например, некий Билали, с которым довелось познакомиться моему супругу Лео и ученому Холли. Но в большинстве своем то было скопище крючконосых дикарей, вероломных и жестоких, а потому управлять ими следовало железной рукой.

На протяжении тех долгих лет, дабы хоть немного развеять одиночество, а также интереса ради, я проводила над дикарями кое-какие эксперименты. Я задерживала их рост, постепенно превратив часть амахаггеров в настоящих карликов, хотя для этого потребовалось, чтобы сменилось десять их поколений. Со временем эта забава меня утомила, и все эти карлики умерли естественным путем. Последней «породой», которую я создала, было поколение немых, выведенное из потомков преданного мне племени; они хорошо мне служили, будучи более покорными и понятливыми, чем остальные.

Но достаточно о людях, с которыми я покончила навсегда.

Чем же еще я развлекалась в те ужасные, бесконечные столетия? Поначалу, осознав, что наделена чудесной силой, я с интересом наблюдала за происходящим в любом уголке мира. Так, я видела битвы Александра Македонского, его завоевания и его смерть, а также расцвет династии Птолемеев в Египте и еще множество других событий в самых разных странах. Однако довольно скоро я устала от всего этого.

Появлялись новые люди и даже целые народы. И всякий раз спектакль повторялся вновь и вновь, но уже с новыми актерами.

Ничего общего с этими людьми, с их жалкими целями и страстишками у меня, разумеется, не было. Я лишь наблюдала, как бог — за теми, кто не служит ему, или как праздное дитя — за копошением трудолюбивых муравьев. Да, я устала от людей, и мне больше не было дела до того, что они делали или чего не делали во время своего короткого пути к забвению во прахе времен. Я была мертва для мира, и мир для меня тоже был мертв.

В последующие годы я посылала свою душу на поиски душ родственных и нашла некоторые. Мы даже общались, хотя они никогда не знали, кто именно говорит с ними. От умных людей из самых разных концов земли я набиралась знаний, давая им взамен что-то от своей мудрости, которую они, несомненно, представляли дальнейшим поколениям как свою собственную. В результате мир оказывался в выигрыше: ведь не все ли равно, откуда именно в него приходит Истина.

Но и это еще не все. Я также искала души усопших в их обиталищах за пределами звезд и, признаться, нашла немало. О, они всегда пребывали в готовности узнать о нашем мире и, в свою очередь, платили мне монетой своих тайных знаний. Души умерших поведали мне об иных мирах, и я