Весь Дэн Браун в одном томе - Дэн Браун

не сводила с Софи глаз. — Мы знали лишь одно: нам следует защитить своих внуков — вот так и было принято это решение. Жак сообщил в полицию, что в машине находилась еще и я вместе с твоим маленьким братиком. И что тела наши, очевидно, унесло водой. А затем нам обоим пришлось скрыться. Приорат все организовал. Жак, будучи человеком слишком известным, даже своего рода знаменитостью, не мог позволить себе такую роскошь — бесследно исчезнуть. Было решено, что Софи, старшая из детей, останется с ним в Париже, будет расти и воспитываться под присмотром Жака и защитой Приората. — Голос ее упал до шепота. — Разделение семьи — это самое трудное, что нам довелось испытать в жизни. Мы с Жаком виделись, но редко и нерегулярно и всегда тайком… Есть у Приората определенные правила, которые следовало соблюдать.

Тут Лэнгдон понял, что Мари собирается перейти к подробностям, не предназначенным для ушей человека постороннего, И поспешил выйти на крыльцо. И вот теперь, всматриваясь в смутные очертания Рослина, он не мог не думать о тайне, которую скрывает эта часовня. А что, если Грааль действительно спрятан там? И если да, то что тогда означают слова «сосуд» и «меч», упомянутые в стихотворении?..

— Давайте отнесу, — сказала Мари и кивком указала на руку Лэнгдона.

— О, благодарю вас. — И Лэнгдон отдал ей пустую кружку из-под кофе.

— Нет, я имела в виду то, что у вас в другой руке, мистер Лэнгдон.

Только сейчас Лэнгдон спохватился, что держит в левой руке кусок папируса со стихотворением Соньера. Он снова достал его из криптекса, в надежде заметить то, что, возможно, пропустил раньше.

— Да, конечно, простите.

Мари взяла папирус и улыбнулась:

— Знаю одного человека из банка в Париже, который бы дорого дал за то, чтобы вернуть шкатулку розового дерева. Андре Берне был близким другом Жака, а Жак, в свою очередь, полностью ему доверял. Андре был готов буквально на все, лишь бы сохранить доверенный ему Жаком на хранение предмет.

В том числе и пристрелить меня, подумал Лэнгдон, но решил не говорить этого. А также умолчать о том, что сломал бедняге нос. При упоминании о Париже он подумал о трех sénéchaux, убитых накануне ночью.

— Ну а Приорат? Что же с ним теперь будет?

— Колесики и винтики уже пришли в движение, мистер Лэнгдон. Братству пришлось немало пережить за долгие века, как-нибудь переживет и это. Всегда найдутся люди, готовые подхватить упавшее на землю знамя.

Лэнгдон подозревал, что бабушка Софи связана с Приоратом самым тесным образом. Среди членов Приората всегда были женщины. Четырем из них даже удалось стать Великими мастерами. Хотя sénéchaux традиционно становились мужчины, женщинам тоже доводилось занимать в Приорате более высокую ступень. И даже получить самые главные посты, минуя эту ступень.

Лэнгдон вспомнил о Тибинге и Вестминстерском аббатстве. Казалось, после всех этих событий прошла целая вечность.

— Скажите, а Церковь оказывала на вашего мужа какое-либо давление? Убеждала не публиковать документы Сангрил?

— О Господи, нет, конечно. Конец дней — это выдумка какого-то параноика. В доктрине Приората нет ни единого намека на дату обнародования этих документов. Вообще-то Приорат придерживался мнения, что Грааль навеки следует сохранить в тайне.

— Навеки? — Лэнгдон был поражен.

— Эта тайна предназначена для спасения наших собственных душ, а не самого Грааля. Красота Грааля как раз и состоит в его неземной бесплотной природе. — Теперь Мари Шовель тоже смотрела на часовню Рослин. — Для некоторых Грааль — это сосуд, отпив глоток из которого, можно приобщиться к вечной жизни. Для других — погоня за потерянными документами и их тайной. А для большинства, как я подозреваю, это просто великая идея… блистательное и недосягаемое сокровище, которое даже в сегодняшнем мире всеобщего хаоса служит путеводной звездой. Спасает и вдохновляет нас.

— Но если документы Сангрил так и останутся неопубликованными, тайна Марии Магдалины будет потеряна навсегда, — сказал Лэнгдон.

— Отчего же? Да вы только посмотрите вокруг! Ее история присутствует в изобразительном искусстве, музыке, литературе. И с каждым днем о ней вспоминают все чаще. Этот маятник не остановить. Мы начинаем осознавать, какие опасности кроются в нашем прошлом… понимать, что многие пути ведут к саморазрушению. Мы начинаем чувствовать необходимость возродить священное женское начало. — Она на секунду умолкла. — Вы упоминали, что пишете книгу о символах священного женского начала. Это так?

— Да.

Она улыбнулась:

— Так закончите ее побыстрее, мистер Лэнгдон. Спойте ее песню. Миру нужны новые трубадуры.

Лэнгдон молчал, пытаясь осознать всю значимость этой просьбы. Молодой месяц вставал над зубчатой кромкой леса на горизонте. Он снова взглянул на часовню. И почувствовал, что просто сгорает от ребяческого желания узнать ее тайны. Не смей спрашивать, приказал он себе, время еще не пришло. Он покосился на папирус в руке Мари Шовель.

— Спрашивайте, мистер Лэнгдон, — с усмешкой сказала Мари. — Вы честно заслужили это право.

Лэнгдон ощутил, что краснеет.

— Вы ведь хотите знать, находится ли Грааль в часовне Рослин, верно?

— А вы можете сказать?

Мари вздохнула с притворным раздражением:

— Ох уж эти мужчины! Просто не могут оставить Грааль в покое! — И она рассмеялась, явно довольная собой. — С чего вы взяли, что Грааль там?

Лэнгдон указал на папирус в ее руке.

— В стихотворении вашего мужа говорится о Рослин, это несомненно. Правда, там еще упоминаются сосуд и меч, а этих символов я в часовне не видел.

— Сосуд и меч? — переспросила Мари. — Ну и как они, по-вашему, выглядят?

Лэнгдон чувствовал: она с ним играет. Но решил принять условия игры и вкратце описал символы.

— Ах, ну да, конечно, — протянула она. — Меч, он же клинок, символизирует все мужское. Думаю, его можно изобразить вот так… — И Мари указательным пальцем начертила на ладони Лэнгдона такую фигуру:

— Да, — кивнул Лэнгдон. Мари изобразила наименее известную, «закрытую» разновидность символа меча, но Лэнгдону она была знакома.

— И обратный знак, представляющий женское начало, — сказала она и начертила на его ладони:

— Правильно, — сказал Лэнгдон.

— И вы говорите, что не заметили среди символов часовни Рослин ничего подобного?

— Не заметил.

— Ну а если я вам покажу, отправитесь наконец спать?

Не успел Лэнгдон ответить, как Мари Шовель спустилась с крыльца и направилась к храму. Он поспешил следом. Войдя в часовню, Мари включила свет и указала в центр пола:

— Вот, пожалуйста, мистер Лэнгдон. Вот вам меч, вот и сосуд.

Лэнгдон смотрел на каменные плиты. И ничего не видел.

— Но здесь…

Мари вздохнула и двинулась по знаменитой тропинке, протоптанной